Средневековый детектив - Владимир Романовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мне бы поесть только, – сказал Детин.
– Не могу. Я сейчас уезжаю. Очень срочное дело. Совершенно нет времени. Приходи позже.
И Бескан ушел обратно в дом.
Близился вечер, и Детин, еще походив по городу, вернулся к торгу. На самом торге народу поубавилось, зато на вечевой площади была толпа. Ожидалось выступление Валко-поляка, сочинившего новую небывалую былину. Сам Валко-поляк вскоре прибыл со странной формы гуслями, забрался на помост, присел там, и провел рукой по струнам. Запели гусли, и вокруг притихли.
– Это не былина, а песнь, а может, песнь-былина, – компанейским тоном объявил Валко-поляк, и слушающие стали благоговейно повторять друг другу – «песнь-былина». Валко запел —
Нет бы зяблику на дереве сидеть,Нет бы песни ему сладостные петь,Нет бы с зяблинкой шутить да не дурить,А он задумал славный город посетить,Город славный, а стоит он на реке,На пологом да славянском бугорке,Человеки в этом городе живут,И под вечер свир крепленый славный пьют.
По толпе прокатился смешок. Людям понравилось, что они поняли намек. Имелся в виду, конечно же, Новгород, потому что именно Новгород стоит на реке, и именно в Новгороде холмы пологи, а человеки пьют крепленый свир, особенно под вечер. Закончив преамбулу в скоморошеском ключе, Валко перешел на стандартный былинный размер, а исполнять былины он был большой мастер —
Видит зяблик – а дома-то неказистые,И живут в них очень плохо и безрадостно,Справедливости безмерной ожидаючи,Но ни разу ее не получаючи.
И много неприглядного увидел зяблик в этом городе. Но самые неприглядные были ратники и тиуны, а служили они злому волшебнику, сидящему на вершине пологого бугорка. Новгородцы стали переглядываться с опаской и смеяться нервно. Затем зяблик увидел совершенное безобразие – как какие-то люди, не умеющие говорить на прекраснозвучном наречии города и одевающиеся в длинное и черное, отбирают у горожан последний кусок прогорклого хлеба, а сами едят стегуны под рустом, запивая алой заморской влагой. И стало зяблику страшно и противно, и улетел он обратно в лес.
Гул восхищения прошел по толпе. Новгородцы удивлялись небывалой смелости Валко. Его просили петь еще, но тут у помоста возник Ляшко и сказал гусляру, что князь ждет его в детинце, ибо княгиня, ожидающая наследника, изъявила желание послушать пение Валко, поскольку много о нем слышала, а ходить ей нынче трудно. Не откажет ли Валко? В знак своего расположения князь посылает Валко награду, которую просит принять вне зависимости от того, согласится Валко петь в детинце или нет. Ляшко вытащил из сумы и протянул Валко кошель, туго набитый монетами. Валко взял кошель, взвесил его на ладони, сунул в свою суму, и кивнул. Поднявшись, он обратился к новгородцам, —
– Слушайте меня, люди добрые. Песнь-былина, которую вы только что слышали, написана была в тяжелые для Новгорода времена, когда правил городом вашим великим и славным проходимец и предатель. Но времена те благополучно кончились. И я рад видеть сегодня, здесь, радостные лица, добрые улыбки, и я, новгородцы, люблю вас – вы самые лучшие мои слушатели во всех землях славянских.
Толпа одобрительно загудела. Валко сошел с помоста, и вместе с Ляшко направились они к детинцу.
Детин проводил их глазами. А что, подумал он. Петь я всегда любил. На гуслях играть не умею, но, наверное, научиться этому ремеслу не так уж сложно. И буду себе ходить по городам и весям, и петь былины. И меня будут любить и платить деньги, или кормить.
Меж тем наступил вечер.
Продвигаясь медленно по улице, Детин размышлял, где бы можно познакомиться с гуслярами. Миновав, и даже не заметив, Улицу Толстых Прях, Детин обнаружил, что стоит перед каким-то крогом, а из крога доносится пение и гусельный перебор. А ведь правда, подумал он. Гусляры – в крогах поют. И в крогах есть еда.
Он шагнул в палисадник и толкнул дверь крога. В кроге было светло, тепло, и чисто. Посетители выглядели кто зажиточно, а кто и вовсе богато. Наличествовала болярская молодежь.
– Смотри, кто к нам припорхал, – весело сказала какая-то девушка.
– Прямо пророк какой-то! – согласились с нею. – О, бляки как прошныривают. Надо дать ему заглотить, вдруг что интересное срыбит.
– Эй, пророк, иди к нам!
Две женщины, из этой же компании, но постарше остальных, одновременно повернули головы к Детину. Одна из них сразу поднялась на ноги и посмотрела на Детина широко открытыми глазами. Детин помнил, что знает эту женщину. Он только забыл, как ее зовут. Женщина выбралась из-за стола и пошла к нему. Подошла близко. Оглядела.
– Эй, подружка! – крикнула Белянка. – Не подходи к нему близко, у него блохи! Ты что!
Но женщина взяла Детина за рукав и повела его к выходу. Он решил, что его выставляют, и посмотрел с тоской на гусляров. Он ведь хотел к ним обратиться. Чтобы его научили играть на гуслях.
На улице женщина посмотрела по сторонам и вдруг порывисто обняла Детина. Он стоял перед ней не двигаясь, руки безвольно висели по бокам. Женщина прервала объятия и, взяв его за грязную руку, повела куда-то. Куда? Он не знал.
Белянка выскочила за ними из крога.
– Эй!
Но женщина, не оборачиваясь, только махнула ей рукой.
Идти пришлось несколько кварталов, а Детин вдруг почувствовал себя очень усталым и выразил желание прилечь на траву у края улицы. Но женщина не позволила ему этого сделать. Вскоре они вошли в какой-то палисадник, женщина постучалась в дверь весьма добротного дома, ей открыли.
– Груздь, – сказала женщина повару. – Срочно готовь полный обед, а до того скажи служанке, чтобы немедленно топила баню.
Детина отвели в столовую и усадили на ховлебенк. На него долго молча смотрели, а он слегка стеснялся. Баня поспела раньше обеда, и его отвели в баню. Женщина сама раздела его, сокрушаясь, рассматривая ссадины, синяки, сыпь, прыщи – все, что сопутствует путешествиям в полубезумном состоянии. Детин не сопротивлялся, но и не пожелал отмыть себя сам. Женщина поливала его теплой водой, терла тряпками, снова поливала, выводила в предбанник, вытирала, заводила в парную, раздевшись до гола. Детин повиновался ей, не проявляя никаких эмоций. Затем женщина оделась, выбежала куда-то, привела повара по имени Груздь, и он подрезал Детину помытую бороду.
Затем его облачили в чистую рубаху и снова отвели в столовую. Там его ждал обильный обед, и Детин слегка оживился. В какой-то момент нужно было остановиться, но он не смог, и вскоре ему стало нехорошо. Затем его еще помыли и повели в спальню. Чистое белье, мягкая перина. Слегка недоумевающий Детин лег на перину, повернулся на бок, и уснул.
Когда он проснулся, женщина сидела на скаммеле рядом с ложем и смотрела на него с надеждой.
– Зяблик, – сказал Детин. – Жил какой-то зяблик в лесу. – Он поворочал языком во рту и попросил пить.
Женщина вскочила, распахнула дверь и громко позвала служанку. Вскоре появились кувшин и кубок, и Детин напился всласть.
– Зяблик прилетел в город и увидел много несправедливости, – сообщил он. – А на бугорке живет злой волшебник.
Женщина слушала его, а по щекам у нее текли слезы. Непонятно.
– Я тебя помню, – сказал он.
Она вытерла слезы и спросила, —
– Помнишь?
– Да. Но я не помню, как тебя зовут.
– Детин! Детин, очнись! Что с тобой!
– Не знаю, – признался он. – Я не знаю, что со мной.
Неожиданно взгляд его упал на амулет, висящий у женщины на шее. И Детин что-то смутно стал вспоминать.
Состязания. Единоборство. Победитель бросает вызов. Из толпы к нему идет человек … Амулет … Амулет победителя преподносится в дар … кто-то кого-то навещает … гость … Позволь! Меня обвинили в убийстве того, кто подарил ей этот амулет. Я его пальцем не тронул! Свиньи. Мне сказали, что я его убил из ревности. Это чудовищная ложь. И была какая-то … странная, по имени Дике. Называй меня Дике, так она сказала.
– Дике, – сказал он.
– Я не Дике, Детин! – женщина посмотрела на него умоляюще.
– При чем тут ты! – возмутился он. – Любава, не дури, а? Дике – это…
Он запнулся и ошарашено посмотрел на Любаву. Она тоже смотрела на него – не смея верить.
– Меня освободил Ярослав! – вспомнил Детин. – А при чем тут зяблик?
Он задумался.
– Какой еще зяблик! – сказал он зло. – Не до зябликов. Любава!
Она бросилась ему на шею и стала целовать.
– Подожди, подожди, – сказал он. – Меня оклеветали! А сын забрал все деньги. А Бескан – тварь продажная. Нет, я этого так не оставлю. Еще чего! Это все посадник. Сговорился со всеми.
– Посадника больше нет.
– Как это – нет?
– Его взяли под стражу.
– А кто теперь правит?
– Ярослав.
– Да ну?
Детин сел на ложе и подпер голову рукой.
– Вот я к нему и пойду, – сказал он, подумав. – А то что же это…
– Ему сейчас, может быть, не до тебя.
– Не дури, Любава. Как это ему может быть не до меня.