Пылай, огонь (Сборник) - Николас Мейер

— Я спрашиваю, — продолжала настаивать Флора, — потому что некоторые из них встречаются в этой книге. В той, что я читала перед твоим приходом.

— В книге? — переспросил он, поворачиваясь к круглому столику.

К удивлению обеих женщин, он кинулся к нему и схватил книгу в кожаном переплете. Открыв ее, он взглянул на титульный лист.

— Она, — сказал Чевиот, — была опубликована пять лет назад. Должно быть, я читал ее, но то ли забыл, то ли не закончил. Но я не предполагал, что ты читаешь такие книги, Флора. «Ужасный результат азартных игр, завершившихся убийством бедной мадам Йор, а также процессом и осуждением Джона Туртелла, убийцы, и его сообщников, с добавлением...»

Флора торопливо перебила его:

— Нет, не в этой части! Во второй части книги! Посмотри дальше!

— «Бич игрока, — вслух прочитал он, — или исчерпывающее разоблачение системы азартных игр в метрополисе, а также...»

 На титульном листе был еще текст, но он уже не стал читать его. Он быстро пролистал книгу до конца, бегло проглядывая страницы. Флора снова запротестовала.

— Нет, ты пропустил часть об азартных играх. Тут есть еще одно добавление. Об одном ужасном человеке, по фамилии Проберт, который имел отношение к убийству Йор, и что он рассказывал после того, как его выпустили. — Она запнулась. — Джек! 6 чем дело?

Никогда раньше она не видела Чевиота таким бледным; свет лампы падал на страницы книги, которую он держал в дрожащих руках.

У него были все основания для подобного поведения.

На четыреста восемнадцатой странице в глаза ему бросилась дюжина строчек, отпечатанных более темным шрифтом. Он медленно прочел страницу и последующие три, смутно усваивая их содержание, И наконец, шесть строчек наверху пятой страницы свели все воедино.

— Ну-ну! —проворчала леди Корк, бросая на него вопросительный взгляд из-под полей шляпы. — В самом деле, что это с вами делается?

— Я бы назвал это завершенностью, — сказал Чевиот.

— Завершенностью?

— Да. — Он закрыл книгу. — В сущности, мне это не было нужно. Тем не менее я получил подтверждение. Я нашел подсказку, где искать то, что мне нужно. — Он слегка улыбнулся, -— Вы имели в виду убийцу, мадам?

— Я не имела, но...

— Он у меня в руках, — без всякого выражения сказал Чевиот. — Он у меня в руках. — И он сжал пальцы правой руки. — Вот здесь.

— Итак, — провозгласила леди Корк, с такой силой ударив тростью об пол, что драгоценности едва не слетели с ее колен, — но кто же он, этот убийца? И как вам удалось его определить?

— Прошу прощения, мадам. Я еще должен поразмыслить.

— То есть вы мне не скажете?

— Не могу.

— Так! Прекрасные же у вас манеры! В таком случае я забираю свои драгоценности (большое вам спасибо за них) и удаляюсь.

Полная возмущения, причины которого ей и самой , не были ясны, она уже стала завязывать платок в узелок, когда вмешался Чевиот, Положив книгу на стол, он склонился к ней и помог завязать платок, затянув узлы на нем. Затем с наивозможной вежливостью взял у нее драгоценности.

— Мне очень неприятно, леди Корк, но пока еще я не могу позволить вам забрать драгоценности. Они должны предстать в виде доказательств.

На лице леди Корк появилось изумленное выражение.

— Я не могу их взять? Даже брошь? Мой свадебный подарок?

— Мадам, прошу простить меня! Они, конечно, будут возвращены вам. Если хотите, я вам тут же напишу расписку.

— Расписку! — вскрикнула леди Корк, словно это предложение оскорбило ее больше всего. — Расписку!

Опираясь на трость, она решительно поднялась на ноги, одернув наброшенную на плечи меховую шубу.

— Спокойной ночи, мэм, — обратилась она к Флоре. — Идем со мной, девочка! —* бросила она смугло-оливковой Соланж, которая все это время, не шелохнувшись, просидела в углу и, скрестив ноги, Смотрела во все глаза. Соланж заторопилась открыть двери. Леди Корк промаршировала через них едва ли не строевым шагом.

— Кучер окоченел, как и я, — буркнула она. У открытых дверей леди Корк приостановилась, бросив взгляд на Чевиота.

— Эй-эй! А я и не думала, что вы можете так бледнеть! И что у Вас так будут трястись руки! Я бы сказала, что вам надо серьезно привести себя в порядок, когда завтра вы встретитесь...

Глянув на Флору, она закусила нижнюю губу и остановилась. На лице ее под маской гнева проступило смущение.

Чевиот, уставившись на нее, пытался понять, откуда она все узнала. Например, от Фредди Деббита, рот ему не заткнуть. Ведь завтра, после стрельбы на пари, ему предстоит встретиться на дуэли с капитаном Хьюго Хогбеном. Он совершенно забыл об этом.

Леди Корк, замешкавшаяся в дверях, пожевала губами и снова изменила свои намерения.

— Мистер Чевиот! Я... я прошу вас простить фантазии глупой старой женщины с ужасным характером. Я питаю к Вам искреннюю привязанность, вы это знаете. Я перед вами в неоплатном долгу, и это тоже вам стоит знать. На глазах ее блеснули слезы. — Удачи вам, молодой человек. И да поможет вам Бог.

Дверь за ней закрылась. Снизу донеслись неясные звуки голосов, а потом раздался стук захлопнувшейся тяжелой входной двери.

Флора, которая поднялась, провожая леди Корк, теперь снова опустилась на софу, недалеко от Чевиота, который остался стоять, уставившись на двери.

Джек, что она имела в виду? Когда говорила... говорила, что да поможет вам Бог?

Ничего особенного. Завтра в девять утра я должен на спор стрелять в тире Джоя Мантона. И все.

— Ох.

Он продолжал смотреть на закрывшиеся двери. Он никогда не имел дела с этими проклятыми пистолетами. Он даже не представлял, сколько они весят, как сбалансированы по руке, какой ударной силой обладает их пуля. Он может больше никогда не увидеть Флору.

В камине затрещало полено, выбросив сноп искр. Чевиот повернулся. Наклонившись, он страстно обнял Флору. 

 17

Шесть выстрелов на пари

В этом длинном кирпичном помещении, завершавшемся железной стеной, выстрелы из пистолетов грохотали подобно пушечной канонаде.

Клубы дыма от черного пороха так сгустились, что даже Джой Мантон-младший, который привык к ним, еле различал лицо своего клиента, очень напряженное. Чевиот вытянул руку для последнего выстрела.

Трах! Свинцовая пуля расплющилась о металл и шлепнулась на каменный пол.

В тире наступила такая тишина, что, несмотря на открытую дверь, сквозь которую доносились звуки из мастерской, слышалось тиканье часов на стене. Было десять минут десятого. Суперинтендант Чевиот тренировался с двадцати минут девятого.

Джой Мантон заторопился вдоль железной загородки, доходившей ему до пояса, от которой до стенки с мишенями было ровно тридцать шесть шагов. Потянув канат, он со скрипом поднял окно в крыше, чтобы выпустить пороховой дым.

Кирпичные стены, выкрашенные в белый цвет, требовали едва ли не ежедневной покраски. С правой стороны размещалось окно, сейчас слегка приоткрытое. Сквозь него клубами стал выходить дым.

Он ел глаза, от него щипало в носу и першило в легких. Дым рассеивался, и Чевиот проморгался. У обоих лица были в пятнах пороховой гари.

— Вы можете с этим справиться, сэр, — сказал Джой, откашлявшись. — Можете. — Но он изо всех сил боролся с чувством неприятия, которое рвалось наружу. Но, прошу прощения, мистер Чевиот, вы все делаете неправильно.

— Я знаю.

— Но, сэр...

На полке над железной решеткой лежал дуэльный пистолет средних размеров.

Чевиот отстрелял не менее дюжины пистолетов: от убийственного двенадцатого калибра, который ни на что не годился, потому что отдача слишком подбрасывала ствол, до маленького карманного, напоминавшего принадлежавший покойному мужу Флоры.

Каждый раз после выстрела Джой-младший молча откладывал пистолет в сторону, выбивал капсюль, быстро прочищал ствол шомполом с масленой тряпкой и подвешивал в длинный ряд пистолетов вдоль левой стены.

Чевиот по-прежнему стоял неподвижно, изучая результат последнего выстрела. Казалось, смотреть было не на что. Железная стена вся была в пятнах пороховой гари, кое-где покоробленная и неровная, испятнанная клочками белой бумаги.

Джой-младший, поерзав на месте, приподнялся на носки. Это был крепко сколоченный юноша с песочного цвета волосами, высокими скулами и серьезными глазами. Лицо его было в черных пятнах пороха, как у гоблина. На нем был темный сюртук, коричневый передник и бриджи темно-красного цвета с темными гамашами. Он еще не в полной мере обрел вежливые манеры своего отца, но уже усвоил предельную откровенность его речи, ибо он был воспреемником славы оружейника, знаменитого с 1793 года.

«Вот, — подумал Джой. — Вот так!»

Ему хотелось, чтобы джентльмен с широкими плечами и светло-серыми глазами хотя бы улыбнулся, или засмеялся, или же отпустил шутку, как все прочие.