Рай беспощадный - Артем Каменистый

Отлично — значит на позицию вышли. В таком деле трудно добиться синхронности, но, если татарин не затормозит, то на палубу они ворвутся одновременно.

Невдалеке послышался крик Эна:

— Эй! Там! На корабле! Я сдаюсь!

Макс замер. Ну! Давайте же!

Корпус легкого суденышка качнулся — кто-то перемещается по палубе. Если все сработало, то двигается к носу — посмотреть на источник шума. Если нет… Лучше о таком не думать, а то накаркаешь…

— Эй! Я Эн! Ваш командир кричал, что я нужен Алариху живым! Я сдаюсь! Берите меня в плен! И ради Бога — дайте хоть немного воды! Пожалуйста! Прошу вас!

Эн так жалобно это кричал, что Макс почти поверил, что он от жажды умирает. Вот ведь какой актерский талант, оказывается, пропадает.

— Стоят! Стоят рюс! Рукки ввэрх!

А это кричат уже совсем рядом — со стороны носа. Теперь мешкать нельзя: Муса на месте, значит, Олег и Геморрой уже заняли позиции под бортами — им это быстрее, да и Эн должен был их дождаться.

Вот только сейчас, выбираясь из-за укрытия, Макс начал бояться. Или что-то похожее на страх испытал — представил черного гота, притаившегося за бамбуковым бортом с деревянным мечом в руке. Сейчас кааааак врежет, и полетят в сторону осколки ракушек и ошметки скальпа некоего самоуверенного молодого человека.

Не врезал. Никто Макса не ждал — палуба была безлюдна. Опущенные рукояти весел, какие-то корзины под левым бортом, бамбуковые скамейки для гребцов, парочка примитивных лебедок для якорных канатов. И никого… Что дальше, не разглядеть — надстройка мешает. Что-то вроде каюты с парой плетеных стен и циновками-занавесками с двух сторон. Она занимает все пространство от борта до борта, так что пройти от носа к корме можно только сквозь нее.

Молча переглянувшись с Мусой Макс положил отравленный дротик на палубный настил, полез наверх. Товарищ сделал то же самое. Хотя карабкались они тихо, но легкость судовой конструкции подвела — корпус, реагируя на их тяжесть, ощутимо качнулся, чуть погрузившись кормой.

Откинув циновку, наружу выглянул гот, недоуменно уставился на парочку белых наглецов, поднимающихся на корму. Взгляд такой, будто недоволен их поведением: порядочные люди во время сиесты ведут себя приличнее. Макс, увидев, что рука врага потянулась к рукояти металлического тесака, рванул вперед, сделал длинный выпад, будто фехтовальщик рапирой. Противник отшатнулся, но недостаточно быстро — отравленное острие укололо в грудь. Гот, испуганно вскрикнув, попятился назад, но тут же едва не упал из-за толчка в спину — его напарник выскакивал наружу и, не увидев его за плотной циновкой, столкнулся. Он вряд ли понимал, что происходит — о чем-то ошарашено залепетал на незнакомом языке и, ловко увернувшись от дротика Мусы, злобно вскрикнув, бросился к борту, одновременно делая ловкий выпад копьем.

Макс отскочил, а из-за борта показалась рука с бамбуковой палочкой: ткнула не сильно и не быстро — скорее плавно и неловко; острие коснулось бедра, погрузилось. Гот опять вскрикнул, взмахом копья заставил Макса опять отскочить, бросился к другому борту, но по пути получил еще один укол — Муса все же достал, с силой швырнув свою палочку. Макс, поглядывая на прыткого копейщика, начал раз за разом колоть первого противника — тот уже корчился в судорогах, колотя по палубному настилу головой.

Зрелище было неприятным, но он не останавливался — бил снова и снова. Надо, чтобы весь яд с острия ушел в тело врага. Когда паралич, наконец, сковал конечности, и судороги прекратились, Макс покосился на второго — этот тоже при смерти.

Геморрой, хоть в бою был впервые, не сдрейфил, и вообще являл собой образец невозмутимости — уже вытаскивал из каюты оружие и радостно подсчитывал трофеи:

— Там корзина с флягами — не пустые! Хоть напьемся, а то во рту пустыня! И рыбина копченая висит — здоровенная! Зря они ее не завернули — мухи, небось, обсидели.

Муса покосился в сторону берега, неуверенно произнес:

— Вроде тихо все. Не заметили нас. Гем — у них там точно часовой есть?

— Дальше по протоке было двое, но они не всегда на месте. В полдень их наверное, даже с фонарем не найти. У них в это время коллективная жрачка и лежачка в поселке.

Муса, вытащив нож, направился к корме.

— Ты чего? — не понял Макс.

— Канаты перережу, и на веслах уйдем быстро.

— Если якоря оставить, то трудно будет на одном месте стоять, когда нырять буду.

— Ты что — правда собрался нырять за этими ящиками?! — изумился Олег.

— Конечно. А ты что — против?

— Я нет — мне-то что? Но вот тебе смерть верная. Четырнадцатиэтажный дом — это, Макс, очень много. Мне даже представить страшно, а ведь я не худший местный «водолаз». Крабов ты там покормишь — гарантирую. Пловец ты хороший, но это не плаванье — это голимый экстрим, к которому ты не приспособлен. Забей на фантазии Эна — ему ведь на тебя начхать. Захлебнешься ты — ну и ладно. Значит что-нибудь другое придумать придется. Выплывешь — тоже хорошо. Плюнь — если и нырять за ништяками, то не в этом месте. Мало ли буев, где дно поближе?

— Олег — то, что лежит в этом вертолете, мы, наверное, нигде не сможем найти. Никогда. Это шанс, ради которого можно рискнуть. Я на Эна не в обиде — за один такой ящик все можно отдать. Да и кто ему я? Японские ныряльщицы по сто раз в день на тридцать метров погружаются. Без воздуха. И глубже могут — гораздо. Причем не просто нырнула и назад — они на дне еще ракушки и водоросли собирали. Из снаряжения у них только пояса раньше были. По традиции даже грудь не прикрывали.

— Врешь, небось, но про грудь красиво задвинул — я бы на такое посмотрел, — ухмыльнулся Олег. — Но тридцать метров не сорок, и они этим жили — изо дня в день одно и тоже, с раннего детства. В привычку вошло, причем постепенно, а не сразу. На сколько ты максимально до этого пробовал?

— При тебе по пути на пятнадцать или семнадцать легко нырнул. И не один раз. К маске и ластам привыкал, да и разминка нужна была. Ты же сам это видел. И я тоже с детства плаваю. Не попади сюда, может быть до рекордсмена дошел — у меня талант. Врожденные способности, потому и в спорт пошел. Об олимпиаде мечтал, а там фридайвинга нет, так что… Да о чем вообще разговор? Если мы не достанем эти ящики, то зачем вообще все затеяли?

— Ну… У нас теперь корабль есть — можно свалить на нем подальше… куда-нибудь…

— И куда мы на этом корыте уплывем? За океан? Искать материк, который Эну померещился? Или ты знаешь дорогу, как его через все рифы к тому острову провести, где вода есть? Да мы туда месяц будем добираться, не зная проходов. Или на Большой вернемся? Искать того летчика? И сильно нам помогут его парашют и кресло? Ник точно не запомнил, где они, а ведь бродить придется среди ящеров. Нас и так мало — сколько останется после этого? И толку? Посмотри на этого гота — у него железный тесак есть. Самодельный, но железный. А у этого на копье наконечник тоже из железа. Если мы не выберемся из этого болота, то недолго нам бегать — найдут и раздавят. У них все серьезно, а у нас… Нет у нас силы, и не будет, если начнем прятаться по дырам. Если не найдут — вымрем медленно. Найдут… Нет, Олег — что решили, то и делаем.