Гиперион - Дэн Симмонс

– Зачем же его рециркулировать?

– Спроси что-нибудь полегче. Уж если на то пошло, мы вообще очень плохо представляем себе мотивы, которыми руководствуются ИИ.

– А эксперты? Они не боятся какого-нибудь подвоха со стороны ИскИнов?

– Ты шутишь? Шестьсот лет назад, может быть, и боялись. Ну двести. Во времена Раскола все всех подозревали. Но если бы ИИ хотели навредить нам, они бы давно это сделали. Бояться, что ИИ пойдут на нас войной, просто глупо. Ты не боишься, что коровы поднимут бунт?

– Но ведь ИскИны умнее нас, – возразила я.

– Умнее. И что с того?

– ВВ, ты слышал что-нибудь о проектах восстановления личности?

– А, Гленнон-Хайт? Конечно. Об этом все слышали. Я сам занимался таким проектом несколько лет назад в Рейхсуниверситете. Так ведь с тех пор сколько воды утекло! Теперь эти дела забросили.

– Почему?

– Господи! Да ты что, Ламия, совсем охренела? Все проекты восстановления личности – чушь. Даже на имитаторе со стопроцентной обратной связью – а они использовали вэкаэсовский ООШ: ИТИ, – так вот, даже тогда нельзя полностью факторизовать все переменные. У шаблона личности возникает собственное самосознание… не осознание себя, как у нас с тобой, а осознание себя как искусственно осознающего себя объекта… Ну а дальше его затягивает в странный аттрактор и через негармонические лабиринты вышвыривает прямиком в Эшерово пространство.

– Переведи, – потребовала я.

ВВ вздохнул и посмотрел на сине-золотую полоску таймера на стене. Через пять минут истечет положенный ему часовой перерыв на обед. И он снова вернется в реальный мир.

– Перевожу, – сказал он. – Восстановленная личность разрушается. Сходит с ума. Одним словом – дурдом.

– Любая?

– Любая.

– Но ИскИны все еще занимаются этим?

– Кто тебе сказал? Они ни одного проекта не довели до конца. Все известные мне попытки восстановления предпринимали люди… В основном это дрянные университетские проекты. Ученые с зачерствевшими мозгами тратят целые состояния, чтобы вернуть к жизни других, давно умерших ученых с точно такими же зачерствевшими мозгами.

Я выдавила из себя улыбку. Еще три минуты, и он снова подключится.

– И что, каждой восстановленной личности дают двойника-кибрида?

– Гм, с чего ты взяла? Такого не было. Да и не выйдет.

– Почему?

– Да потому, что это похлеще любого фантопликатора. Кроме того, необходим идеальный материал для клонирования и точное, выверенное до последней детали, интерактивное взаимодействие с окружающей средой. Видишь ли, детка, восстановленная личность живет в своем мире. Для нее создается полноценная модель реальности. Ну, как фантопликация. И она его обживает. Ей подбрасывают всякие вопросы. Во сне, в интерактивном диалоге – как получится… А если вытащить личность из модельной реальности в медленное время…

(На жаргоне хакеров это выражение означает… извиняюсь, конечно… реальный мир.)

– …то она свихнется еще раньше, – закончил он.

– Да-а. Ну что ж, спасибо. – Я покачала головой и направилась к двери. В моем распоряжении оставалось еще тридцать секунд. Через полминуты мой университетский приятель исчезнет из медленного времени.

– ВВ, – сказала я с таким видом, словно эта мысль только что пришла мне в голову, – ты когда-нибудь слышал про восстановление личности Джона Китса? Был такой поэт на Старой Земле.

– Китса? Конечно. Я даже об этом накатал главу в своем дипломе. Проект делал Марти Каролюс. Лет пятьдесят назад. В Нью-Кембридже.

– И что с ним стряслось?

– Обычная история. Затянуло в странный аттрактор. Но окончательно развалиться он не успел, поскольку раньше умер модельной смертью. Какая-то древняя болезнь. – ВВ посмотрел на часы, улыбнулся и взял шунт. Но прежде чем вставить его в черепную розетку, он бросил на меня последний блаженный взгляд. – Вспомнил, – сказал он, улыбаясь сонной улыбкой. – Туберкулез.

Если бы общество когда-нибудь пошло по пути, каким вел его Старший Брат из известной книжки Оруэлла, главным инструментом подавления свободы, несомненно, оказалась бы кредитная карточка. В безналичной экономике с рудиментарным бартерным черным рынком действия любого человека очень легко отследить, считывая информацию с его карточки. Правда, неприкосновенность карточек охраняется законом. Но когда общественный нажим сменяется тоталитарным пинком, законы имеют обыкновение забываться, а то и вовсе отправляются на свалку.

По расчетной карточке я проследила расходы Джонни за последние пять дней до убийства. Судя по этим данным, много тратить он не любил и образ жизни вел самый обычный. Однако, прежде чем пойти по «следу» его кредитной карточки, я битых два дня ходила за ним самим.

И вот что я выяснила.

Он жил один в Улье Бергсон-Восточный. Поселился он там около семи местных (то есть меньше пяти стандартных) месяцев назад. По утрам он завтракал в кафе неподалеку от дома, затем отправлялся по нуль-Т на Возрождение-Вектор, где часов пять работал в архиве, роясь в старых документах. Потом – легкий ленч (здесь же, у стойки уличного торговца), и еще час-два работы в библиотеке. Затем он отправлялся либо домой, на Лузус, либо в один из тех миров, где предпочитал обедать. К десяти вечера он возвращался в свою квартирку. Нуль-Т он пользовался, несомненно, чаще, чем средний бездельник-лузианин с умеренными доходами, но без выдумки, по скучному графику. Копия расчетной карточки подтверждала, что в неделю убийства он придерживался точно такого же распорядка, с незначительными отклонениями. Купил туфли, на другой день – кое-какую снедь. А в день «убийства» зашел в бар на Возрождении-Вектор.

Я встретилась с ним за обедом в маленьком ресторанчике на улице Красного Дракона неподалеку от терминекса Циндао-Сычуань. Еда была очень горячая, очень острая и очень хорошая.

– Ну, как наши дела? – поинтересовался он.

– Отлично. Я стала на тысячу марок богаче и нашла хороший кантонский ресторан.

– Я рад, что мои деньги пошли на столь важное дело.

– Кстати о ваших деньгах… Откуда вы их берете? Пропадая в библиотеке на Возрождении, много не заработаешь.

Джонни вопросительно приподнял бровь.

– Видите ли, я получил небольшое наследство.

– Надеюсь, не такое уж небольшое. На мой гонорар хватит?

– Вполне. Ну а что новенького вы разузнали?

Я пожала плечами.

– Сначала ответьте, что вы делаете в этой библиотеке.

– Разве это имеет отношение к делу?

– Может иметь.

Он посмотрел на меня как-то странно. От этого взгляда у меня ноги сразу стали как ватные.

– Вы мне кого-то напоминаете, – сказал он тихо.

– Да? – Скажи это кто-нибудь другой, я бы тут же встала и ушла. – Кого же?

– Одну… женщину, которую я когда-то знал. Очень давно. – Он потер пальцами лоб, будто почувствовал внезапную усталость или головокружение.

– Как ее звали?

– Фанни. – Это имя он произнес почти шепотом.

Я поняла, о ком он говорит. У Джона Китса была невеста по имени Фанни. История их любви – сплошные романтические терзания. Бедный поэт чуть с ума не сошел. Умирая в Италии (в полном одиночестве, если не считать случайного попутчика), чувствуя себя покинутым всеми – и друзьями, и возлюбленной, – он просил положить в могилу ее локон и нераспечатанные письма.

До этой недели я ни разу не слышала о Джоне Китсе. А всю эту чепуху выяснила через комлог.

– Так что же вы делаете в библиотеке? – спросила я.

Кибрид кашлянул.

– Изучаю одну поэму. Ищу фрагменты оригинала.

– Поэмы Китса?

– Да.

– Не проще ли запросить ее напрямую?

– Да, конечно. Но мне это очень важно – увидеть оригинал… подержать его в руках.

Я задумалась.

– И о чем эта поэма?

Он улыбнулся – или по крайней мере его губы сложились в улыбку, хотя светло-карие глаза глядели тревожно.

– Она называется «Гиперион». Трудно объяснить… о чем она. Думаю, то была художественная неудача. Китс ее так и не закончил.

Я отодвинула в сторону тарелку и принялась за теплый чай.

– Вы говорите, что Китс ее не закончил. То есть вы ее не закончили.

На его лице отразилось глубочайшее изумление. (Правда, ИскИны, насколько мне известно, прекрасные актеры.)

– Боже милостивый, – воскликнул он. – Я не Джон Китс! Да, у меня его внешность. Ее тоже восстановили. Но это делает меня Китсом не в большей степени, чем ваше имя – Ламия – превращает вас в чудовище. От этого несчастного и печального гения меня отличают миллионы деталей.

– Вы сказали, что я напомнила вам Фанни.

– Не более чем эхо ушедшего сна. Вас ведь обучали посредством трансплантации РНК?

– Да.

– Здесь нечто подобное. Воспоминания, которые кажутся… полыми.

Официант-человек принес пирожные «фортуна».

– У вас никогда не возникало желания посетить настоящий Гиперион? – спросила я.

– А что это такое?

– Планета на Окраине. По-моему, где-то за Парвати.