Поединок отражений - Дмитрий Федотов

— Как тебе удалось обо всем договориться? — повернулся я к Меньшиковой.

— Дипломатия, плюс обаяние, плюс… неотразимые доводы и немножко магии, — ответила она без тени улыбки.

— А как ты думаешь…

— Я думаю, что нам сейчас самое время сосредоточиться на подготовке к предстоящему… сражению, — мягко, но решительно перебила меня Ксения. — Вспомни, чему тебя учили. Займись самоконцентрацией, а потом я покажу как можно объединять наши ауры для защиты и атаки.

Я внял ее совету и последующие три часа полета усиленно тренировался на переключение пяти доступных мне энергетических уровней, а также провел медитативный комплекс крийя-йоги, максимально насытив организм праной.

В восемь часов вечера «крокодил» высадил нас прямо в долине Карангы-Тел рядом со старым пастушьим куренем, где я впервые встретился с Белым шаманом.

— Заберете нас завтра отсюда же в это же время, — дала пилотам волевую установку Ксения.

«Крокодил» улетел, и наступила звенящая цикадами тишина. Необычно темный, медового оттенка диск солнца висел как раз между двух вершин с искрящимися снежными беретами набекрень.

— Через пару часов стемнеет, — сказал я. — Лучше нам поторопиться.

— Темнота нам не помеха, — возразила Ксения. — Давайте-ка перейдем под навес и попробуем откалибровать наши ауры. За тебя, Котов, я не волнуюсь. Мы с тобой однажды уже это проделывали, а вот Сынару…

— За меня тоже не беспокойтесь, — заговорила вдруг дочь шамана. — Я знаю, что делать.

Она буквально преобразилась, едва ступив на родную землю. Куда девались отрешенность и безразличие, потухший взгляд и тусклые волосы? Перед нами стояла молодая, излучающая здоровье и силу, женщина-горянка. Показалось, она даже стала выше ростом. В движениях появились стремительная грация и целеустремленность.

Сынару быстро и ловко связала из двух ремней удобную для переноски груза сбрую, потом сходила к ручью и вернулась с полной фляжкой воды и пучком каких-то трав. Огонь в очаге она разожгла, правда, обычным способом с помощью спичек, но дальше началось странное действо явно из арсенала шаманов. Мы с Ксенией, не сговариваясь, отошли в сторонку и уселись на пригорке, издали наблюдая за женщиной.

Дочь шамана поставила на огонь котелок, вылила туда воду из фляжки и бросила собранные травы, а сама села перед очагом на чурбак и затянула странную, мрачную и в то же время удивительно мелодичную песню, делая после каждого «куплета» сложные пассы над варевом. Слова этой песни-молитвы я, как ни силился, не мог разобрать. Иногда казалось, что Сынару поет на родном языке, а порой — на совершенно незнакомом, даже будто не похожим на земные.

— Это язык древних богов, — тихо сказала Ксения, словно прочитав мои мысли.

— А что, есть и не древние?

— Не ерничай, Котов. Лучше слушай!..

— Все равно ничего непонятно.

— Слушай мелодию, ритм, вибрации — они важнее слов.

А странная песня продолжалась. Голос Сынару постепенно нарастал, креп, в нем появились сложные звенящие переливы. Женщина теперь стояла у очага, и руки ее будто летали над котелком, от которого уже поднимался странный зеленоватый пар. Под воздействием рук шаманки струи пара свивались в сложный объемный рисунок и растекались под потолком навеса, медленно впитываясь в него.

Я все-таки пропустил момент, когда песня оборвалась, а столб зеленого пара вдруг осветился изнутри яркой вспышкой и пропал. Теперь над котелком курился обычный белесый водяной парок.

Сынару сняла котелок с почти прогоревшего костерка и поставила на чурбак.

— Идите сюда, — позвала она, извлекла откуда-то мелкую деревянную пиалу и зачерпнула отвар. — Это напиток Эльрика, бога Света. Он придаст нам силы и прояснит разум. Вы сможете видеть огонек светлячка за тысячу шагов, слышать, как бежит по земле муравей, чувствовать запах вчерашнего костра в лесу…

— А зачем? — перебил я. — От такой нагрузки на органы чувств легко сойти с ума.

— Все эти способности легко контролируются, — терпеливо пояснила шаманка. — Я говорю лишь о повышении порога восприятия. Он может сегодня пригодиться.

Я взял пиалу и понюхал отвар. Запах был приятным, чуть терпким и неуловимо знакомым. Я выпил содержимое одним глотком — ничего особенного, обычный травяной чай. Ксения последовала моему примеру. Сынару тоже выпила полную пиалу.

— А теперь — в путь. У нас осталось не больше двух часов, — сказала шаманка.

Я посмотрел на солнце. Диск его еще больше потемнел и лежал на краю горной гряды. Я укрепил на спине свою скорбную ношу, и мы втроем — Сынару впереди — вышли на едва заметную тропу, уводившую к дальнему концу распадка к сплошной темно-зеленой стене зарослей.

К капищу Двуликого мы выбрались уже в полной темноте. Не было ни луны ни звезд. Небо было затянуто плотным покровом подсвеченных изнутри низких туч. Но свет этот только подчеркивал окружавшую нас тьму. Последние полчаса я шел исключительно на втором зрении, иначе давно переломал себе ноги или разбил бы голову.

Над поляной с капищем тучи опустились еще ниже и медленно двигались по кругу. Казалось, черная стела в центре капища упирается прямо в клубящийся свинцовый свод.

Внезапно откуда-то налетел порывистый ледяной ветер и швырнул в лицо колючие мертвые ветки облепихи.

— Полуночный алтарь тот, что слева, — сказала Сынару, голос ее доносился будто сквозь вату, хотя мы стояли рядом. — Клади тело на него, головой к Колодцу, — она указала на стелу.

— Так это и есть Колодец Тьмы?! — удивилась Ксения.

— Его отражение в нашем мире. Быстрее, он вот-вот откроется!

Я почти бегом спустился к капищу и подошел к кубу алтаря. Сбросил ношу на его гладкую, словно отполированную поверхность и развернул плед. Удивительно, но за столько часов тело Тояны так и не тронуло трупное окоченение. Я не мог отделаться от впечатления, что девушка просто спит, и если бы не страшная рана в затылке, поверил бы в это немедленно.

Сынару жестом приказала мне отойти и замерла с распростертыми над телом дочери руками. На этот раз шаманка не пела, а произносила короткие отрывистые фразы теперь уже точно на незнакомом языке, и не на том, что пела у ручья. Мне показалось, что кожа Тояны чуть потемнела, словно приобрела живой оттенок.

Сынару отступила от алтаря за край каменного круга и встала рядом с нами.

— Осталось недолго, — тихо произнесла она, и в тот же миг черная колонна в центре дрогнула.

По поляне прокатился низкий, на грани слышимости рокочущий звук, и четкие очертания стелы поплыли, заструились, будто это был не камень, а плотный черный дым. Медленно, клубясь, странный дым осел на постамент, полностью скрыв его, но не потек дальше, а начал едва заметно, постепенно ускоряясь, вращаться против часовой стрелки — в ту же сторону, что и тучи над ним.