Песец подкрался незамеченным - Михаил Михеев

Однако инвалидам как не начали помогать сразу, так не стали помогать и потом. Принцип был прост: "мы делаем немало, но весь воз тянуть не собираемся — пусть и те, кому положено, поработают". Кроме того, Ковалев, с присущей ему жесткостью, понимал простую истину: всерьез помочь он сможет только инвалидам, получившим увечья, и то не сразу, а после того, как будут под рукой свободные регенераторы. То есть ну в очень далекой перспективе — сейчас оборудование такого уровня и так было загружено до упора, обеспечивая лечение раненых в военных действиях. Помочь же инвалидам, проблемы которых на генетическом уровне, он не сможет вовсе. А обеспечить им относительно нормальную жизнь… И что? Чем они будут заниматься? Пожалуй, много чем смогут, но поэты художники-инвалиды, пусть и талантливые, Ковалеву не были нужны в принципе — ему были нужны солдаты, а стало быть, заниматься такими инвалидами он не собирался вовсе, ибо это значило впустую распылять ревурсы. К тому же наверняка их основным занятием будет плодиться и размножаться, передавая свои проблемы по наследству. Адмирал и так считал, что нынешняя медицина, стремящаяся спасти всех новорожденных, подрывает жизнеспособность человечества как вида. Если в прежние времена слабые дети гибли во младенчестве, а выживали сильнейшие, в свою очередь дающие здоровое потомство, то сейчас естественный отбор практически сошел "на нет", и каждое последующее поколение оказывалось слабее предыдущего. Ковалев не собирался бороться с системой — детей, в конце концов, просто жалко, они ни в чем не виноваты, но и помогать этой самой системе он не хотел. Примерно то же самое было с наркоманами — он не собирался вкладывать деньги в заведомо проигрышные мероприятия по их лечению. Рассуждения его опять же были просты: "Пускай наркомания и болезнь, но при чем тут я? Пускай врачи и лечат. А если государство не собирается решать проблему кардинально, развешивая наркодилеров по веткам подходящих деревьев, то с чего я буду исправлять последствия его ошибок?" И в его рассуждениях присутствовала своя, жестокая, но оправданная логика. Конечно, Ковалев прекрасно понимал, что его мысли далеки от библейских заповедей. Более того, кто-то назовет такой подход обыкновенным фашизмом… Но он принял решение уже давно: если помогать тем, кто не является близким тебе человеком, то или в случае, когда это выгодно, сейчас или в перспективе, или когда это тебе ничего не стоит. В противном случае возникал риторический вопрос — оно надо?

Правда, с наркотиками он собирался покончить — для имперского крейсера накрыть, например, все опиумные поля вкупе с окружающими их деревнями чем-нибудь смертоносным было отнюдь не тяжело. Да и отдать глав мафиозных кланов Ланцету на опыты тоже было делом достаточно легко осуществимым и, по мнению адмирала, богоугодным. Но все это было в планах на будущее, и лечение наркоманов в этих планах все равно не входило — просто потому, что имеющимися средствами полного излечения было все равно не добиться, а люди с уже в любом случае развившимися под действием наркотиков психическими и, главное, генетическими отклонениями адмирала, в общем-то, не интересовали. К тому же активная борьба с наркомафией означала установление фактического контроля как минимум над Россией, а в перспективе и над всей планетой, а к этому адмирал пока не был готов — вот и давал государству шанс исправиться, недвусмысленно высказав свои пожелания.

Вот такая сложилась к отлету Ковалева ситуация, но она его, честно говоря, напрягала не сильно — он и так сделал больше, чем от него можно было ожидать, во всяком случае, учитывая то, что его вертолет так и не был найден. Поэтому он и отправлялся на войну с легким сердцем, а в том, что война его ждет, он ни капли не сомневался, и поэтому он не собирался напрягаться дальше. Во всяком случае, до тех пор, пока сам не захочет установить на планете тот порядок, который сочтет нужным.

В общем, закончив инспекцию, а параллельно экскурсию для дочери, Ковалев вернулся на линкор, где раздал ЦУ[63] местному начальству. Нельзя сказать, что оно, это начальство, в указаниях нуждалось, все здесь и так знали свой маневр — но таковы были правила игры. Адмирал знал, что они знают, что он знает — и так до бесконечности, но положение обязывало всех собрать, объяснить "политику партии", кого-то слегка высечь прилюдно, кого-то так же слегка поощрить. Бюрократия, пусть и армейская, и никуда от нее не денешься. А вот после общего сборища пошли уже разговоры один на один, и это было куда серьезнее — там раздавались конкретные указания, там четко была поставлена задача по созданию сил быстрого реагирования. И если на общем сборище Олаф был представлен как их командир, то в приватных беседах со старшими офицерами базы уже четко давалась команда помочь всем, чем можно, и не дай Бог задание будет провалено — по мозгам получат все. Заодно был отдан приказ любой ценой ускорить восстановление трофейного линкора, получившего имя "Инквизитор" (Ковалеву был иногда свойственен черный юмор), его модернизацию, обеспечить формирование команд, для чего увеличить рекрутский набор на планете, и много чего еще. Адмирал не зря почти не спал в последние дни, составляя длинные циркуляры того, что надо сделать. И он, в отличие от многих командующих, не собирался детально расписывать, как это будет делаться — на то исполнители есть. Получили команду — действуйте, отрабатывайте авансом полученные звания.

Ну а на следующий день два тяжелых корабля в сопровождении модернизированных трофейных лоханок двинулись навстречу новой войне.

Конец третьей части.

Часть 4

Глава 1

К орбитальной станции они причаливали лихо, даже слишком лихо — Ковалев, благодаря оптическим усилителям, отлично видел сквозь прозрачную, защищенную только силовым полем стену стыковочного шлюза, как разбегались собравшиеся их встречать, причем и техники из местных, и закаленные в боях земные десантники драпали с одинаковым проворством. И было от чего — огромная туша линкора с приличной скоростью перла прямиком в борт станции и лишь в последний момент развернулась. Взвыли тормозные и маневровые движки, однако, казалось, ничто не сможет остановить чудовищную махину, огромная масса которой делает ее равно и неторопливой, и неудержимой. И лишь когда линкор замер буквально в считанных сантиметрах от стыковочного узла, Ковалев, украдкой переведя дух, обернулся и погрозил кулаком Синицыну. Тот сделал невинные глаза — как будто это и не он программировал ходовой компьютер линкора на совершение этаких кульбитов, но, судя по бледной роже, сам изрядно переволновался.

Вообще, это было, конечно, лихачество. Обычно даже не столь крупные корабли подходили тихонечко и занимали швартовочную позицию в сотне-другой метров от станции, после чего аккуратно подтягивались к ней силовым захватом, однако между экипажами кораблей велось постоянное негласное соревнование на извечную мужскую тему: кто круче. Сейчас Синицын лишний раз подтвердил, что на "Громовой звезде" элитный экипаж, в котором все поголовно сверхасы, и остальным до них тянуться и тянуться. Ковалев подумал несколько секунд, что ему делать с талантливым, но не в меру ретивым штурманом, потом плюнул и решил наедине дать ему суровый втык, но официально оставить все как есть, а красивый маневр засчитать ему, как последний экзамен на должность капитана. В конце концов, ничего ведь не случилось, а, как известно, нет тела — нет и дела.

К тому же, полет прошел на редкость буднично, можно даже сказать, рутинно. И в самом-то деле, чего ждать от полета, если курс проложен с расчетом максимальной безопасности полета и ни к одной звезде корабли не подходили ближе чем на пару парсек. Остаются разве что случайные встречи, но в этом, далеко не самом развитом секторе галактики, столкнуться с кем-то — это уже если и не из области фантастики, то, во всяком случае, уж точно из области везения. Или невезения, но это уж для кого как. Так что штурманы работали, артиллеристы скучали, десантники качали мускулы — словом, все были при деле.

В результате ребяческая выходка Синицына стала логичной кульминацией этого затянувшегося похода — ибо самый безопасный путь редко бывает самым коротким. Однако же, надо признать, сработал штурман мастерски, учел все — и массу корабля, и мощность его двигателей, и притяжение планеты, и даже слабое, но, тем не менее, все равно существующее сопротивление силового поля базы, не говоря уж о том, что и станция, и планета непрерывно перемещались в пространстве. Ничего не попишешь — Синицын был талантливым штурманом, который, как надеялся Ковалев, скоро станет хорошим капитаном. Если не погибнет в первом же бою и не угробит корабль вместе с экипажем. По этому поводу Ковалев тоже намерен был иметь с Синицыным серьезный разговор — но, это что называется, не сейчас.