Весёлые и грустные истории из жизни Карамана Кантеладзе - Акакий Гецадзе

— На, возьми!

Она стыдливо вытянула ладонь. Но градина превратилась в водяную капельку.

— Обманщик противный!

— Да разве я виноват, что она растаяла. У меня руки и сердце, как пожар. Хочешь ещё поймаю? На, вот, скорее!

На этот раз градина была большая, величиной с орех и растаяла уже на руке у Цицино.

— Вот видишь, теперь она у тебя растаяла. Не зря ведь говорят, что у влюблённых и руки и сердце горячие.

— Не знаю, наверное, это правда, но я ещё никогда не была влюблена, — стыдливо прошептала девушка.

Осмелел я, и Цицино со мною смелей сделалась. Пасико же в недоумении переводила взгляд с меня на сестру, но, увидев, что мы не обращаем на неё внимания, пошла в дом. По звуку её шагов понял я, что рассердилась она на нас.

Хозяин всё волновался: побьёт проклятый град виноградник, без свадебного вина останемся! — Меня же это не беспокоило. Я был занят девушкой и благословлял грохочущее небо, швырявшее в меня белые орехи.

— Эх, будь что будет! — сказал Оман. — Небо рукой не заслонишь. Пойдёмте-ка лучше к столу, не то хозяйка обидится.

— Куда же это Сико девался? — удивилась Марика.

— А я почём знаю? Сейчас только тут был. Верно, куда-то свернул, с пьяными это бывает.

Я огляделся по сторонам. Никого не было видно, только лежащая под крыльцом собака зарылась мордой в собственный хвост и лежала с закрытыми глазами. Не боялась она, счастливица, ни дождя этого проклятого, ни того, что град виноградник побьёт.

Все вошли в комнаты, лишь Цицино на балконе задержалась, а я только этого и ждал.

— Придвинься, сахарная, ко мне, чтобы от дождя не растаять.

— А ты разве сам не под дождём стоишь?

— Я-то? А что мне сделается… Я от одного взгляда на тебя растаять могу, а от дождя со мной ничего не будет, — ответил я. Слова мои ей понравились, и она улыбнулась мне.

«Молодец, Караман!» — сказал я сам себе.

Улыбка сошла с её лица, и она вдруг вздохнула печально.

— Чего ты вздыхаешь, девочка? Будешь у меня царицей, всё к твоим услугам будет, — и поле, и виноградник.

— Э-эх!

— Не печалься, не вздыхай, раз богу было угодно, чтобы нашли мы друг дружку, всё у нас будет хорошо, вот увидишь.

— Э-эх!

Я с недоумением посмотрел на неё…

— Простудитесь, детки, в дом идите, — выглянула хозяйка.

Не хотелось мне от Цицино уходить, однако неудобно стало, пришлось к пиршественному столу возвратиться.

Поднял Оман тост за родителей.

— Дети, — сказал он, — плоть и кровь наша… Взгляни ещё разок, куда этот человек запропастился, — обратился он к жене.

— Куда ему деваться. Сам ведь ты сказал, по нужде, вероятно, вышел, разве он не был пьян?

— Пьян, может быть, и не был, а вино повредить ему могло. Выйди-ка во двор, взгляни, не случилось ли чего.

— В такую-то пору?

— Ладно! Сам пойду. Извините, гости дорогие! — поставил Оман стакан и только хотел выйти, как дверь открылась и на пороге мокрый с головы до пят появился Сико. Волосы у него слиплись на лбу, и две водяные струи ручьями стекали по щекам.

— Где это ты пропадал? — закричал на него Оман.

— Да здесь я, недалеко был, наших ходил предупредить, к воротам подошёл и крикнул: ночью, мол, не ждите, у Омана остаюсь.

— Браво! Это ты здорово придумал, умней тебя никто не мог бы поступить, — захохотал хозяин.

— Присаживайся-ка теперь к столу да выдуй один за другим два рога, не то чихать завтра будешь до упаду.

Снова пошёл пир горой. А дождь, между тем, всё лил и лил беспрестанно. Раза два крыша так затрещала и заквохтала, словно тут собрались все наседки, живущие на земле.

Утром сват-Подбородок уединился с Оманом. Долго они совещались, а я всё прислушивался, однако услышать ничего не смог.

— Ну что? — спросил я Арету, когда закончились переговоры.

— По дороге расскажу, — бросил тот неохотно.

Как только перешли мы по жёрдочкам узкого мосточка через вздувшийся от половодья мельничный ручей, я снова спросил у свата:

— Ну и как?

— Да что как? Не отдам, говорит, я ему девушки.

— Чем я ему не по вкусу пришёлся? Лицом что ли не понравился, на мужчину не похож, или?..

— Да уж и не знаю.

— А всё-таки…

— Сирота, говорит, он одинокий, помочь ему некому. Плохо женщине в доме у него придётся, замучается, надорвётся одна. Уж сколько я тебя хвалил! Парень, мол, ловкий и хозяйственный, и с лица хорош, и петь-плясать охотник, а он упёрся на своём: не отдам и всё!

— Интересно! Может, поведение моё ему не понравилось?

— Да нет, кацо, наоборот! Держать ты себя, как надо, умеешь, а уж петь-плясать, так ты просто для этого рождён.

— К чему этот дар, если он мне не помог, — сказал я с горечью. — А девушке я понравился, заметил небось, как улыбалась, а?..

— Я-то заметил, но кто, скажи, когда девушку спрашивает.

— Эх, дорогой мой Арета! Уж если не улыбается человеку счастье, то камень его и на подъёме настигнет. Что делать? Невезучим я родился.

— Нельзя так, душа моя! Умные люди говорят, за счастье бороться надо, а ежели нос повесить, так оно, счастье это, тебя в бараний рог скрутит.

— Что же делать, посоветуй, батоно.

— Да-а, перевелись ныне мужчины, не то что раньше бывало! — с сокрушением протянул сват.

— Ты о чём, батоно Арета?

— Это я так, себе говорю! Вот дед твой, слышал я, бабку-то твою похитил, а?

— Было такое, а что?

— Ничего, это я просто так…

— Не пойму я тебя, батоно Арета. Странно ты как-то выражаешься, загадками говорить изволишь.

— А ты выслушай меня внимательно — всё поймёшь. Знаешь, что с одним моим родственником приключилось? Понравилась ему как-то вдовушка, да никак он её сердце к себе привлечь не мог. И так ходил, и эдак, а вдова всё — нет и нет. Раз как-то пошёл он в лес, поймал корову той вдовы, снял у неё с ошейника колокольчик и ну звонить — трезвонить. Услышала женщина звон, пошла в лес свою корову искать да там лицом к лицу с ним и столкнулась. Испугалась было. Однако, когда рука мужчины груди её коснулась, подчинилась ему тут же. Теперь счастливей их нет на свете! Не устают они корову и колокольчик благословлять. Вот такова жизнь, — улыбнулся в усы Арета.

Удивился я этой улыбке, потому что Арета почти никогда не улыбался.

— Ну и что же, батоно Арета, и мне прикажешь на шею коровий колокольчик повесить и обманом женщиной завладеть?

— Коли нравится мужчина женщине — в лесу он её обманет или за овином, или прямо из дому похитит, — всё равно пойдёт она за ним. Большого труда это не стоит. Много ли нужно для этого? Два человека, два коня, две бурки да тёмная ночка. Мужчина ежели провёл ночь с женщиной, никто потом у него её не отнимет, если только Христос с неба не сойдёт… Да и женщина обратно не свернёт. Защитит она мужа своего: по своей, мол, воле пошла, и всё тут! Так-то, душа моя. Если что надумал, поторапливайся, потому как красивый товар долго не залёживается. Чего онемел!..

— Н-не знаю, — протянул я нерешительно.

— Только одно вот меня смущает, надеюсь ты про это слыхал? Когда похищают девушку, приданого за ней не берут.

— Пустяки это! Такой девушке приданого не нужно. Сама она, как икона святая.

Хотел я произнести её имя, но не смог. Говорят, что имя любимой всегда трудно произносить.

— Ты прав, такой девушке и вправду приданое ни к чему, — вторил мне сват. — Когда, говорят, в руках у тебя слиток золота, ни к чему за серебряной мелочью гоняться.

— Истинно говоришь, батоно!

— Сдаётся мне, мысль эта тебе по душе пришлась, — женщину похитить!

— Хорошо бы, да страшновато однако.

— Чего ты испугался, парень?

— Как чего? А если в погоню за мной пустятся, что тогда?

— И-и! Такой молодец, а погони испугался. Что это за похищение, если погони следом не будет? Обязательно должна быть. Главное тут следы запутать. Не беспокойся, никто тебя не догонит. В этом деле ты на меня положись. У похитителя, говорят, одна дорога, а у преследователей — тысячи. Уж я так их запутаю, что собственную судьбу проклянут… Ты только решайся, а остальное я на себя беру. Ну как, согласен? Я тебя не неволю. Поступай, как ум твой тебе подскажет.

— Эх, будь что будет! Видно, такова моя судьба! Не хочу я без жены стариться.

— Верно. Только уговор — никому ни слова, понял? Иначе всё пропало!

— Да что ты, батоно Арета, не ребёнок я.

— Об этом только трое должны знать: ты да я, да крест святой. Пойду-ка я да с девушкой покалякаю, узнаю у неё, как да что. Если девушка не согласится, тогда нам уже сам бог и тот не поможет. Не верю я, однако, чтобы рыбка золотая на удочку не попалась. Такие дела мне всегда удаются. Надеюсь, ты мне доверяешь?

— Не только доверяю, батоно Арета, прошу тебя, умоляю, помочь мне в этом деле, а уж потом проси чего захочешь, головой соль тебе толочь буду. Правильный ты мужик, батоно Арета.