В пустыне волн и небес - Фрэнсис Чичестер

Ранней весной 1959 года я собрал остаток сил и поехал в Девоншир навестить свою мать. Я чувствовал, что обязан это сделать, пока еще не поздно. Моя мать, как и сестра, никогда, кажется, не была восприимчива к холоду и в отличие от меня не придавала никакого значения комфорту. А погода выдалась холодная и сырая. Моя сестра старалась как могла, собрала для меня все одеяла, какие только были в доме. Наверное, под этими одеялами я спал еще в детстве, и за 50 лет службы они значительно меньше грели. Сестра поставила в моей комнате железную печку — ее принесла Нэнси Платт, моя подруга детства. Все это, увы, мало помогало. Я страдал теперь от приступов бронхита и астмы, а этим недугам показано только постоянное и сухое теплое. Воскресным утром я лежал в постели в обычном теперь жалком состоянии. Все остальные пошли в церковь — моя мать ни при каких обстоятельствах не пропускала воскресной службы. Через некоторое время сквозь полудрему я услышал какой-то шум, быстрые шаги, взволнованные голоса. Кто-то споткнулся на лестнице. Я выбрался из кровати, выглянул и увидел, что мою мать несут на руках. В церкви она упала во время молитвы. Ее вынесли наружу, там она пришла в себя. Я старался быть полезным, помогать, но толку от меня было мало. Вся нагрузка легла на мою сестру. Впрочем, она привычна к любой домашней работе. Мне же от дополнительных усилий и переживаний стало совсем плохо. Вызвали врача, но помочь мне он ничем не мог. Он спросил мою сестру:

— А его жена знает, насколько серьезно он болен?

— Что вы имеете в виду?

— У него же рак.

Поверьте, услышав это, я как-то взбодрился, мало того — я засмеялся. Очевидно, будь мой рак прогрессирующим, я бы уже 18 месяцев пребывал на том свете.

В Лондон я вернулся в более оптимистическом настроении и чувствовал себя лучше. Очередной рентген дал неплохой результат. И вдруг я ощутил сильнейший импульс, неодолимую потребность поехать на юг Франции. Я попросил Шейлу взять два билета на «Голубой экспресс». Меня неудержимо что-то влекло.

Уладив все дела, мы отбыли в Сен-Поль-де-Вьен. Приехал я туда, в общем, в хорошем состоянии, но потом опять стал чувствовать себя плохо. Мне не понравилось место, где остановились, и мы перебрались в отель «Фалько» во Вьене. Тут мне стало совсем худо. Послали в аптеку за кислородом, но его, оказывается, не давали без рецепта врача. В Англии таких порядков не было, там можно купить кислород совершенно свободно. Я решил, что это делается специально, чтобы лишний раз заплатить за визит врача, сердился и не хотел подчиняться местным правилам. Но — пришлось, без кислорода я не мог. Мое раздражение оказалось напрасным: врач послал своего ассистента за маской и прочими принадлежностями и наотрез отказался от всякой платы.

Улучшения, однако, не наступало, и пришлось опять обратиться за помощью. Так я познакомился с замечательным человеком, доктором Жаном Маттье. Он осмотрел меня и сказал:

— Ничего страшного. Если вы последуете моим рекомендациям, то через три дня будете бегать по окрестным горам.

Невероятно, но через пять дней я действительно одолел ближайшую вершину. Конечно, 650 метров — не такая уж высота, но лучшего восхождения у меня не было ни до, ни после.

Свое выздоровление я не могу назвать иначе как цепью удивительных, похожих на чудо, событий. Первое из них — мое непреодолимое и неосознанное стремление поехать в Южную Францию. Именно там я попал к врачу, считавшемуся одним из лучших специалистов по легочным заболеваниям. Он много лет работал в Париже, а потом переехал во Вьен. И я в конце концов оказался во Вьене, курортном городке, известном еще со времен римлян своим чудотворным воздухом. Что стало причиной моего исцеления? Шейла говорит, что этот врач вернул мне уверенность и что мы встретили его в тот момент, когда болезнь уже отпускала меня. Я же считаю, что какая-то часть моего тела потеряла способность функционировать, Жан Маттье верно определил, что это за часть, и дал ей то, чего мне не хватало.

В руки Жана Маттье я попал в апреле, а в июне принял предложение участвовать в гонке Каусс — Динар[17]. Мне предложили идти штурманом на яхте «Пим», и ничего, кроме штурманского дела, от меня не требовалось. Яхта шла прекрасно, я увлекся, тянул веревки наравне со всеми и опять почувствовал беспокойство в легком. Стал кашлять — приступами, и кончилось тем, что в Сан-Мало вынужден был обратиться к врачу. Наш шкипер волновался за меня не на шутку, сам же я — нет.

В июле я принял еще одно предложение — идти штурманом на отличной итальянской яхте. Они собирались участвовать в гонках Каусской недели, а потом идти в Фастнет. Приключение было что надо: 11 итальянцев на борту (семеро — рулевые олимпийского уровня), и ни один не говорит по-английски, а я не знаю ни слова по-итальянски. Изъяснялись на плохом французском.

В конце Фастнетской гонки, когда мы уже обогнули мыс Лизард и вошли в Плимутский залив, ветер усилился почти до штормового. Мы шли правым галсом и быстро приближались к берегу. Было пасмурно, видимость пдохая, береговые скалы едва различимы. Стоило мне ошибиться в своих расчетах ярдов на четыреста, и мы могли бы наскочить на скалы при входе в Плимутский залив. Надо было постоянно быть начеку, готовым в любой момент повернуть на ветер. Но я уже знал своих итальянских друзей быстрые решения на борту этой яхты принимались после бурных продолжительных дебатов. Поэтому я сказал: «Возьмите на 10 градусов правее. Сначала подойдем к берегу у Эддистоунского маяка, а потом войдем в пролив».

Мой большой друг Майкл Ричи был в этой гонке штурманом на шведской яхте «Анитра». Они подошли к проливу раньше нас в такую же пасмурную погоду, но при еще более плохой видимости. Майкл сказал владельцу яхты:

— Если мои навигационные расчеты верны, мы выиграем гонку, если нет разобьемся о скалы. Яхта твоя, ты и решай.

Владелец, Свен Хансон, сказал:

— OK. Валяй!..

Они сделали тот же маневр, что и мы, и выиграли Фастнет 1959 года.

Шейлу упрекали зато, что она отпустила меня в океанские гонки, хотя я еще далеко не выздоровел. Действительно, кашель мой не прошел, периодически возвращались бронхит, астма и всякие другие неприятности. Но Шейла была убеждена, что гонки — это именно то, что мне надо. Она каким-то непостижимым образом чувствовала мое состояние, мою болезнь и как будто инстинктивно знала, что надо делать. И очень верила в силу молитвы. В тот период, когда жизнь во мне едва теплилась, она призвала молиться за меня многих людей — и друзей, и просто знакомых. Она не знала устали, и за меня одинаково молились и протестанты, и католики, и даже атеисты. Мне было неловко, не хотелось нагружать своими проблемами других, но я не мог не признать чудодейственной силы молитв. Вряд ли кто-нибудь сомневается в том, что заклинания могут навести на людей порчу — вспомним, как австралийские аборигены насылают смерть на своих недругов. Почему же не поверить в возможности добрых сил?