Дети Дрейка - Ричард Кнаак

Вспомнив о Лохиване, Шарисса отправилась искать его в надежде поговорить с ним прежде, чем Баракас прикажет им садиться на дрейков. Она нашла его уже в седле, со шлемом на голове, но слегка согнувшимся, как будто у него болел живот. Ящик больше не был приторочен к седлу, и это означало, что его, вероятно, забрал Баракас. Сейчас ее больше беспокоило не это, а самочувствие се бывшего друга.

— Лохиван? С тобой все в порядке?

— Меня тош-ш-шнит, вот и вс-с-се! — Он не смотрел на ее.

— Лохиван…

Ее сегодняшняя тень примчалась к ней.

— Госпожа моя, повелитель Баракас просит вас сесть в седло! Мы отправляемся!

— Ты с-с-слышала его, — прорычал Лохиван. — Пора высзж-ж-жать!

Волшебница позволила увести себя прочь, но, сколько могла, провожала глазами больного. Лохивану было хуже, чем когда-либо раньше. Ему не следовало отправляться с ними. Дорога была для него чересчур тяжелой — даже несмотря на его потрясающую силу воли.

Геррод и Фонон, сидевшие на своих дрейках, ждали ее. Чародей оглянулся на своего брата, а потом посмотрел на нее; в выражении его лица читались противоречивые чувства. Когда она попробовала спросить, что его заботит, Геррод покачал головой и занялся чем-то другим.

— Следуйте за мной! — воззвал повелитель Баракас, направив своего дрейка вперед. При той скорости, с которой Баракас гнал его, они смогут увидеть крепость завтрашним вечером и достигнуть ее на следующее утро. Не так быстро, как ему хотелось бы, но, на взгляд остальных, с достаточной скоростью.

Они ехали час за часом, задерживаясь только для того, чтобы обогнуть препятствие или остановиться, чтобы наскоро перекусить. Шарисса по-прежнему не могла привыкнуть к неуклюжей, ящеричьей походке дрейков; и у нее появилось желание, чтобы сделали седло помягче. Фонон, как она заметила, сидел в седле с поджатыми губами — как и она сама. С другой стороны, Геррод, будучи Тезерени, держался в седле с умением и легкостью, которые приходят лишь с долгим обучением. Он, похоже, глубоко задумался; но такое с ним бывало часто.

Поскольку поводья ее дрейка почти все время находились в руках се охранника Тезерени, Шарисса большую часть времени смотрела по сторонам, выискивая что-нибудь необычное, могущее представлять для них опасность. Она также время от времени бросала взгляд на Лохивана, которому становилось все труднее и труднее управлять своим дрейком. Это само по себе вызывало у нес тревогу, поскольку могло означать, что Лохиван болен гораздо сильнее, чем пытается убедить в этом других.

До заката оставалось не больше часа, когда Шарисса заметила, что Лохиван тащится позади всех.

Когда она обернулась в первый раз, тот уже заметно отстал. Во второй раз она увидела, что Лохиван согнулся в седле, но пробует все же управлять своим дрейком, который пытался свернуть в сторону от дороги.

Она жестом показала Тезерени, ехавшему рядом с ней, что ему следует оглянуться. Шарисса заметила, что он напрягся, увидев, что сыну предводителя не справиться с таким простым делом. Тезерени снова обернулся к своей подопечной и отдал ей повод. Затем, пришпорив свое чудовище, он поспешил к началу колонны.

Через несколько секунд Баракас объявил о привале. К этому времени Лохиван оказался уже довольно далеко. Его дрейк попросту повернул назад и направился обратно .

— Лохиван! — проревел Баракас.

Его сын не отвечал. Хотя Лохиван и оставался в седле, он мог быть без сознания. Тем не менее Баракас попробовал снова позвать его.

Шарисса не могла этого вынести. Она направила своего сопротивляющегося дрейка к отставшему всаднику.

— Если он не приходит на ваш зов, то, возможно, потому, что у него нет на это сил! Может быть, он слишком болен, чтобы сделать что-нибудь самостоятельно!

После этих слов она пришпорила своего дрейка, пробралась сквозь ничего не подозревавших Тезерени и помчалась к Лохивану.

— Нет, Шарисса! Подожди! — закричал Геррод.

Воспользовавшись замешательством, Фонон вырвал повод из рук своего охранника и направился вслед за напуганной волшебницей. Когда эльфу удалось это сделать, Шарисса бросила на него благодарный взгляд; а затем попыталась поймать отставшего дрейка — прежде чем тот вздумает отправиться со своим беспомощным всадником в дикую гонку по бездорожью.

— Лохиван!

Шарисса увидела, как он пошевелился. Он все еще сидел в согбенной позе, вызванной, на взгляд Шариссы, мучительными ощущениями; но теперь он, по крайней мере, что-то делал. Она уже преодолела больше половины расстояния, отделявшего колонну от отставшего всадника. Волшебница не имела никакого представления, следует ли за ней кто-нибудь, кроме Фонона. Насколько она знала, помогать тому, кто был не в силах справиться с собственной болезнью, было не в обычаях клана. Именно такой драконовский образ мыслей и был присущ его членам.

Когда между ними еще оставалось какое-то расстояние, Лохиван внезапно выпрямился и оглянулся назад. Он по-прежнему находился спиной к Шариссе и лишь вывернул шею — настолько, чтобы видеть ее. Даже если бы на нем и не было шлема, нельзя было бы разглядеть его лицо и прочесть на нем боль, которая терзала его.

Волшебница не имела никакого представления, чего ожидать от Лохивана, но его реакция, когда она наконец проявилась, так поразила ее, что она едва не потянула дрейка за поводья, чтобы остановить его.

Оставаясь к ней спиной, Лохиван жестом скомандовал ей не приближаться. Шарисса от удивления заморгала, не понимая, почему он отвергает помощь, в которой явно нуждался. Во всяком случае, она не собиралась поворачивать назад. Даже если Лохиван и думал, что не нуждается в помощи, волшебница была уверена, что помочь ему необходимо.

Сзади Шарисса услышала крики Геррода. Он, как и его брат, требовал, чтобы она вернулась.

— Лохиван! — позвала она. — Тебе нужна помощь! Ты болен. Лохиван!

— Повор-р-рачивай наз-з-зад и беги прочь! — прокричал он. Его голос заставил ее содрогнуться, потому что был гораздо хуже, чем раньше. Он скорее подходил животному, пытающемуся вырваться из ловушки, чем человеку.

Дрейк Лохивана начал брыкаться, потому что совершенно не мог понять, чего хочет от него наездник. Лохиван продолжал дергать за поводья, стремясь помешать Шариссе приблизиться к нему.

— Ос-с-ставь меня! С-с-спасайся, дурочка! Пос-с-слуш-ш-шай моего брата!

Он снова ссутулился — как будто ни с того ни с сего напряг мускулы. Шарисса попробовала подъехать достаточно близко, чтобы дотянуться до него рукой, но этому внезапно помешал ее дрейк. Она пинала его в бока и проклинала — как на ее глазах часто делали Тезерени, — но эта тварь отказывалась подойти ближе, а вместо этого металась туда-сюда, все больше раздражая Шариссу.