Мы из сорок первого… Воспоминания - Дмитрий Левинский

Демобилизация второй очереди планировалась на осень 1945 года, и душевные силы тех, кто ее ожидал, давно были на исходе. «Война кончилась. Чего нас держат?» — говорили они с горечью. Вот почему ротные занятия приобрели странный вид. Наши командиры, выбрав укромное местечко в какой-нибудь благоухающей роще, надежно скрытой от глаз старших командиров, отдавали «боевой приказ»:

— Слушай команду: всем лежать и слушать, как трава растет! — Что можно к этому добавить, если мы сами не первый год в армии, а, скажем, с 1939 года?

Вот так продолжались учебные занятия в 200 азсп. Другой причиной, толкнувшей наших командиров на полнейшее игнорирование учебных планов, оказалось и то обстоятельство, что они с первых дней занятий увидели в нас таких же, как они сами, старослужащих, хоть и недолго воевавших, но все же бывших фронтовиков, которых не надо учить стрелять, окапываться, стремительно перебегать под огнем противника, ползать по-пластунски и метать гранаты. Все это мы умели делать, тем более что довоенные полковые школы, бывшие за нашими плечами, славились подготовкой курсантов и в послевоенные годы — настолько жесткой была эта подготовка.

И наконец, еще одна причина способствовала срыву занятий в батальонах: в конце июля командир роты старший лейтенант Неустроев радостно сообщил о том, что предстоит погрузка в эшелоны и следование на Дальний Восток для участия в войне с Японией. Как не покажется на первый взгляд странным, мы обрадовались:

— Хоть немного повоюем, а то всю войну в плену просидели! — Вот таки ми мы были тогда. Правда, не дай бог кому-либо так «просидеть» в плену, как это довелось нам!

В начале августа полк прекратил занятия. Все батальоны ожидали команды на погрузку. А высшее командование не спешило, справедливо полагая, что только нас там и не хватает: пока нас довезут на восток, боевые действия закончатся. А после тех событий, когда спала пелена секретности, стало известно, что на Дальний Восток в первую очередь отправляли наиболее боеспособные гвардейские соединения, отличившиеся в последних боях за Берлин и Прагу, причем их отправляли не в августе, а в мае-июне. Мы же годились только для пополнения частей в случае потерь личного состава, но война была скоротечной, и надобность в таких, как мы, естественно, отпала. Об этом нам стало известно в том же месяце. Служба продолжалась, но в конце августа наметились перемены: нам поменяли часть и сообщили о том, что нас ожидает в ближайшие дни.

Теперь я — солдат батареи артиллерийского дивизиона 76 мм орудий 188-го запасного артиллерийского полка. Ранее полк тоже являлся армейским, как и 200-й азсп, то есть входил в состав конкретной армии, а теперь, после войны, армий как таковых не стало, и полки перевели в разряд запасных.

Планы командования от нас не скрывали: предстоит передислокация двух запасных полков в направлении Государственной границы СССР — на восток. Выступать будем через день-два. Началась бойкая подготовка к походу — проверка и подгонка обмундирования и снаряжения, получение сухого пайка и прочее. Все до боли знакомо, а ноги так и просились в путь, в сторону дома.

25 августа батальоны 200-го стрелкового и 188-го артиллерийского запасных полков выступили из городка Винер-Нойштадт в далекий поход, конечный пункт которого нам пока был не известен…

Прощай, Австрия! Ты должна была стать для многих из нас местом вечного упокоения, но лучшие сыны твои, и в первую очередь коммунисты, приняли горячее участие в нашей судьбе, а попросту — спасли всем нам жизнь. Я низко кланяюсь вам и всегда, пока жив, буду с любовью вспоминать вашу чудесную страну, ее народ, нравственные устои которого не смогли сломить Гитлер и его приспешники. Австрийцы всегда оставались сами собой и оставили о себе добрую память в сердцах каждого из моих товарищей по несчастью.

Фокшаны

Батальоны растянулись на несколько километров. В походе участвовало более 10 000 человек — это примерно стрелковая дивизия мирного довоенного времени.

Шли бодро, с песнями, но без оружия — полная аналогия с походом Ташлык-Александрия в июле 1940 года. На этот раз издалека видно, что идут не новички, как тогда, а старослужащие. Казалось, что мы всю жизнь ждали момента, когда снова сможем встать в солдатский строй, а о большем и не мечтаем. Ходить в строю никто не разучился — до войны все служили либо в пехоте, либо в артиллерии и не раз участвовали в дальних походах.

Шли твердым солдатским шагом, только «в ногу» и держали равнение, как положено по Уставу. Мы просто по-другому не умели ходить в строю, тем более что шли вчерашние смертники, только-только снова ставшие солдатами. Ноги с первого дня похода втянулись в привычную работу: натертых мест и мозолей ни у кого нет, санчасть никому не требуется. Командиры рот не удержались оттого, чтобы с долей восхищения не заметить:

— Идут как на параде! Сразу видно довоенную школу! — И далее в таком роде. Они тоже не терялись, стараясь, чтобы каждый дивизион показал лучшую подготовку.

Регулярные стрелковые части довоенной поры помимо огневой усиленно занимались строевой подготовкой — муштровали нас тогда, что надо! А в годы войны те, кто приходил в армию в качестве призывников, да и старшие возраста, мобилизованные на войну, естественно, не успевали захватить все прелести усиленной строевой подготовки — обстановка на фронте требовала быстрых пополнений людских резервов.

Удивительным показалось и то, что обычно для взвода или роты должно пройти время, скажем, месяц, чтобы подразделение научилось ходить встрою. Пока у каждого бойца определится постоянное место, пока он к нему привыкнет. Ведь каждое место требует конкретных действий в зависимости оттого, где боец находится: он «направляющий» или «замыкающий», «правофланговый» или «левофланговый» и т. п. Каждый боец за начальный период должен «притереться» к тому, кто идет перед ним и, скажем, «волочит» ногу, и к тому, кто шагает следом и непрерывно наступает на пятки, торопясь неизвестно куда. Многим вообще не сразу давалась солдатская наука ходить в ногу. Во всяком деле — свои премудрости. А тут с первого дня идут подразделения, впервые сформированные, но кажется, что они сколочены давно. Помню, кто-то задумчиво произнес на ходу:

— Хоть ногами послужим родине, ребята… — Все промолчали, ибо думали о том же.

К чести тех моих товарищей, которым посчастливилось снова встать в солдатский строй, могу напомнить, что многим из них удалось не только «послужить ногами», но и принять участие в штурмах Кенигсберга и Берлина, в освобождении Праги. Те отзывы, которые доходили до нас в разное время, были однозначны: вчерашние смертники также хорошо воевали, как и ходили в строю, словно торопились в последних боях с фашизмом успеть выплеснуть всю свою ненависть к врагу, накопившуюся за годы плена и концлагерей.

Единственную усталость за первый день похода ощущали лишь наши глотки, трудившиеся с утра до вечера. Обычно, в шутку или всерьез, в армии, во всяком случае, до войны, принято было считать строем тот, который шел с песней. К тому же песня, хочешь или не хочешь, невольно заставляет идти в ногу. А без песни — это уже не строй, а неизвестно что. Помня об этом, а также по старой привычке, да еще от радости, что движемся навстречу солнцу, мы перепели за первый день всё, что знали из довоенного репертуара и чему научились в Винер-Нойштадте.

Из старых песен любили «Катюшу», «Три танкиста», «Авиационный марш», «Ой ты, Галю, Галю молодая», «Пехотную строевую» и другие. Последнюю особенно часто пели перед войной. Там были такие слова:

Идем вперед лавиною могучей,И ты всегда идешь со мнойВ строю пехотном спутник неразлучный —Мой друг, мой верный штык стальной.

Возьмем винтовку на изготовку,И когда в атаку пойдем —Не дрогнет рука. Ударом штыкаРасправимся мы с врагом.

Мы все земли советской патриоты,И пусть прикажет нам нарком:Пойдут колонны сталинской пехоты,Пойдут на смертный бой с врагом.

Из новых песен в ходу были «Марш артиллеристов» с такими словами:

Артиллеристы, Сталин дал приказ!Артиллеристы, зовет отчизна нас.Врагу мы скажем: нашей Родины не тронь,А то откроем сокрушительный огонь!

За слезы жен и матерейИз сотен тысяч батарейЗа нашу Родину — огонь, огонь!А в «России» нас особенно трогали слова:

Над полями перекатными,Над лесами необъятными,Под разрывами гранатнымиПесня, ласточкой лети!

Эх, Россия, любимая земля, земля,Родные березки и поля, поля!Как дорога ты для солдата,Родная русская земля!

Направленность песен отвечала духу того времени и будоражила молодые неугомонные сердца, но песня «Россия» вполне созвучна и нашему времени, постепенно вытесняющему слово «советский» и заменяющему его словом «русский» или «российский». Было много и других песен, но в памяти сохранились именно эти.