Зимний дом - Джудит Леннокс

И все же Джо казалось, что все холодные, мрачные годы, которые Тереза прожила в Йоркшире, она хранила в сердце первую любовь. Когда она смотрела на мужа, ее глаза были равнодушными, а улыбка — скорее вежливой, чем приветливой. Видя, что жена отдает всю свою любовь сыну, а не мужу, уязвленный Джон Эллиот испытывал горькое разочарование.

Джо почувствовал легкое прикосновение руки к плечу и услышал:

— Это было много лет назад и теперь неважно.

Но это было важно. Это означало, что первая любовь не забывается: это означало, что жгучую, опьяняющую страсть нельзя заменить преданностью, постоянством и верностью. Это было очень важно.

Джо заставил себя еще полчаса разговаривать с теткой о другом: выяснил, где она остановилась, записал адрес… Но все это время в уголках его сознания витали черные тени.

Затем Джо помог Клер надеть пальто, проводил до дверей и увидел, что пошел дождь. Он долго смотрел вслед маленькой фигурке, исчезавшей вдали, а потом поднял воротник пальто и побрел сам не зная куда.

Выйдя из клиники, Робин заметила на другой стороне улицы фигуру, сгорбившуюся под дождем.

Хотя она не видела Фрэнсиса почти год, с той печально памятной поездки в Борнмут, но, конечно, узнала его сразу же. Сначала Робин избегала его друзей и любимых мест, а когда, рассердившись на себя, вновь начала посещать знакомые пивные и кафе, он уже там не появлялся.

Она перешла улицу и тронула его за плечо. Фрэнсис обернулся и улыбнулся:

— Робин… Я ждал тебя.

Она увидела, чего стоил Гиффорду прошедший год. Время и образ жизни ничего не оставили от его красоты; казалось, вылиняли даже его волосы и глаза. Глаза окружала сеть мелких морщин, а лицо, туго обтянутое кожей, сильно осунулось. Волосы на висках начали редеть.

Похоже, он прочитал ее мысли.

— Я знаю. Выгляжу хуже некуда, верно? Да, в последнее время мне не очень-то везло.

Он вынул из кармана пачку сигарет и протянул Робин. Она покачала головой:

— Бросила. Теперь я от них кашляю.

— А я пытаюсь бросить пить. Чертов эскулап сказал, что иначе печень не выдержит. А вот курево бросить не могу. — Он чиркнул зажигалкой и закурил. — Это было бы уже чересчур.

Она осторожно спросила:

— Фрэнсис, что тебе нужно?

— Просто хотел узнать, как ты поживаешь.

— Хорошо поживаю. Даже отлично.

Гиффорд зашагал к скамейке у автобусной остановки. Робин терялась в догадках, что ему нужно на этот раз. Прощение? Отпущение грехов? Или — она посмотрела на его поношенный плащ и стоптанные ботинки — пять фунтов взаймы?

— Как поживает Ивлин?

Фрэнсис сел на скамью рядом с ней, лениво протянул:

— Ах, Ивлин… — и выпустил тонкую струйку голубого дыма. — Мы чуть не поженились.

— Поздравляю, — хмыкнула Робин.

— К счастью, в последнюю минуту она передумала.

— Бросила тебя у алтаря?

Фрэнсис заморгал глазами.

— Точнее, в пивной, с большой бутылкой виски в руке. И с несколькими приятелями. Робин, меня не было три дня. Чертовски неприятно. Потом Тео нашел мне работу на Би-би-си — рассказывать о выставках, концертах и прочей ерунде. Я думал, что теперь все наладится, но меня выгнали. С треском.

Когда Фрэнсис снова поднес сигарету к губам, его рука дрожала. Робин негромко спросила:

— Ты пил?

Фрэнсис кивнул:

— Слишком часто приходил на работу под парами. А на Би-би-си на это смотрят косо. Не любят, когда их сотрудники плохо выговаривают согласные.

Робин чуть не засмеялась шутке, но увидела, во что он превратился, и передумала.

— А что было потом? — спросила она.

Фрэнсис на мгновение закрыл глаза, провел рукой по волосам и сказал:

— Потом я устроил попойку. — Внезапно его голос стал бесстрастным, легкомысленный тон пропал. — Попойку по поводу окончания всех попоек. Потерял несколько дюжин друзей, разбил машину и кончил тем, что в три часа ночи выл на луну у дверей Вивьен. Она заплатила за мое лечение.

«О боже», — подумала Робин, но ничего не сказала, поняв, что Фрэнсис еще способен причинить ей боль. Она отвернулась и стала смотреть на мокрую мостовую и тонкие струйки, тянувшиеся к водосточным люкам.

— Я знаю, что был законченным идиотом, — услышала она. — Но, конечно, самый идиотский поступок в жизни я совершил тогда, когда порвал с тобой. Когда я лежал в этой жуткой больнице, у меня было время подумать. Я много думал о тебе, Робин. Мне понадобилась чертова уйма лет, чтобы понять, что к чему, но я хотел сказать, что люблю тебя.

Робин подумала о том, что она почувствовала бы, если бы услышала эти слова раньше, и вновь ощутила горечь. Поздно. Слишком поздно.

Он задал ей тот же вопрос, который задавал много лет назад:

— Ты смогла бы меня полюбить? Хотя бы немножко?

Прошло много времени, прежде чем она сумела ответить.

— Да, Фрэнсис…

Веки Гиффорда на мгновение опустились, прикрыв глаза.

— Но тогда…

— Фрэнсис… Этим летом мы с Джо стали любовниками.

Ненадолго повисло молчание. А затем прозвучало:

— Ну что ж. Я рад.

Робин бы поверила ему, если бы не тот краткий миг, когда Фрэнсис зажмурился, пытаясь скрыть собственные чувства.

Он улыбнулся и добавил:

— Я всегда думал, что вы созданы друг для друга. Это правильно, что два человека, которые были мне дороже всех на свете — конечно, не считая Вивьен, — нашли общий язык.

— Джо уезжает в Испанию, — сказала она.

— Серьезно? Это пойдет ему на пользу. Но дело безнадежное. Сама знаешь.

Фрэнсис наклонился и поцеловал ее в щеку. Робин поняла, что означает этот поцелуй: она свободна, больше не желает его, все кончено. Да, она еще немножко любит его и будет любить всегда, но не той любовью, которая принадлежит Джо.

Джо шел вперед, пытаясь стряхнуть хандру, которая напала на него после прощания с Клер Линдлар. Ее рассказ напугал его: первая любовь, самая сильная и прочная, никогда не забывается и никогда не проходит бесследно. Эллиот напомнил себе, что Робин любит его, что она сама так сказала, что она порвала с Фрэнсисом, что он может спокойно ехать в Испанию и оставить ее в Англии. Он понял, что находится в нескольких кварталах от клиники; желание увидеть и обнять Робин стало нестерпимым.

Он завернул за угол и увидел Робин и Фрэнсиса, сидевших на скамье в дальнем конце улицы. Казалось, его ревнивое воображение вызвало их из небытия. Задыхаясь, он привалился к стене. Дождь припустил сильнее; Робин и Фрэнсис не замечали Джо. Когда Эллиот увидел, что Фрэнсис наклонился и поцеловал Робин, у него сжались кулаки так, что ногти вонзились в ладони. Он сунул руки в карманы. При этом костяшки правой руки прикоснулись к чему-то холодному, твердому, металлическому. «Оковы я ношу с собой, и их не разорвать».

В его ушах прозвучал голос Робин, обличавший буржуазный институт брака. Свободолюбие этой девушки, которым Джо привык восхищаться, теперь пугало его. Отец совершил ошибку, женившись на женщине, сердце которой безраздельно принадлежало другому. Прошлое не должно повториться. Джо не хотел обрекать себя на унизительную, жалкую роль, которую играл отец. И не хотел заставлять Робин лгать до конца жизни.

Добравшись до своей квартиры, Джо вынул из кармана купленное днем кольцо с крошечными аметистами и ляпис-лазурью и положил его на самое дно рюкзака.

Глава пятнадцатая

Майя встретилась с владельцем предприятия по производству женского белья мсье Корню в ресторане на Стрэнде. На взгляд Леону Корню было немного за пятьдесят. Он был недурен собой, хорошо одет, воспитан и любезен, что в порядке вещей для жителей континентальной Европы, но среди англичан встречается редко. В Париже у мсье Корню были жена, четверо детей и, как поговаривали, двадцатилетняя любовница. Для Майи этот завтрак был чисто деловым ежегодным мероприятием; они не касались личных тем, а говорили только о «Мерчантс» и маленьком эксклюзивном магазине мсье Корню на авеню Монтеня. О цене на сырье, расходах на заработную плату, о том, как нелегко добывать перламутровые пуговицы нужного размера или особую шелковую ленту.

— Мой главный бухгалтер свяжется с вами, — сказала Майя, когда они закончили пить кофе. — А я, Леон, надеюсь пообедать с вами через год.

Посмотрев на часы, она увидела, что с момента их встречи прошло уже три часа. Три часа, в течение которых можно было не думать о другой причине ее приезда в Лондон.

Леон улыбнулся:

— Будем надеяться, что наш сегодняшний завтрак не последний, ma chère Майя.

В тоне француза прозвучала нотка, заставившая Майю пристально посмотреть на него.

Корню пожал плечами:

— Мадам, я уверен, что мы оба задумываемся над тем, как долго в Европе будут покупать предметы роскоши.

— Женщины всегда будут мечтать о красивых вещах… в приданое… на день рождения…