Менделеев - Михаил Беленький

Он обратился в физическое общество с предложением создать комиссию для рассмотрения медиумических явлений, чтобы узнать, «что в них принадлежит к области всем известных естественных явлений, что к вымыслам и галлюцинации, что к числу постыдных обманов и, наконец, не принадлежит ли что-либо к разряду ныне необъяснимых явлений, совершающихся по неизвестным законам природы…». Уже на второе заседание комиссии были приглашены Аксаков, Бутлеров и Вагнер, которых попросили описать то, что они считают медиумическими явлениями. Таковыми оказались движения неодушевленных тел при прикосновении человеческих рук (особенно поднятие предметов и изменение их веса); то же без всякого прикосновения; движения и звуки при прикосновении к предметам, имеющие характер осмысленных явлений; движение предметов в заданном направлении; диалогические явления — ответы на вопросы, писание неодушевленными предметами; медиумо-пластические явления — образование и появление частей человеческого тела, а также полных человеческих фигур. Комиссия определила сроком своей работы весь 1875/76 учебный год.

Первыми медиумами, которых Аксаков, Бутлеров и Вагнер представили комиссии, были три мальчика — братья Петти из Англии. Их сверхъестественные способности были проверены и письменно удостоверены лично Аксаковым. Способности эти состояли в том, что, во-первых, когда старшие впадали в транс, перед младшим возникали некие «медиумические капли»; во-вторых, старший, Джон, заставлял звучать колокольчик, помещенный в висящую над столом клетку, а также проникал сквозь остающийся неповрежденным занавес. В течение восьми заседаний, проходивших на квартире Менделеева, комиссия внимательно изучала всё, что делалось братьями Петти, и в конечном итоге постановила: «Принимая во внимание, что во всех случаях, когда были соблюдаемы предосторожности, никаких так называемых медиумических явлений в присутствии медиумов Петти в заседаниях комиссии не происходило и что, напротив, когда медиумы были предоставлены сами себе, без всякого контроля, такие явления наблюдались, комиссия приходит к тому заключению, что медиумы Петти постоянно стремились обмануть ее, а потому считает этих лиц обманщиками». Что касается «медиумических капель», то они оказались брызгами слюны. А о сверхъестественном умении Джона Петти проникать сквозь занавеску, не повреждая ее, можно прочитать в воспоминаниях дочери Менделеева Ольги: «Помню, как Дм. Ив. горячился и громким голосом спорил с Бутлеровым и Вагнером по поводу спиритизма, сеансы которого в присутствии иностранного медиума происходили у нас в квартире. Много неприятных минут имел этот медиум, несколько раз уличенный Дм. Ив. во время сеансов. Я, тогда десятилетний ребенок, помню только один случай, про который отец на другой день рассказывал нам за обедом. В комнате, где происходил сеанс, было темно, играл орган, приобретенный для этого по требованию медиума. Медиум, сидевший со связанными руками и привязанный к стулу, должен был очутиться в алькове, затянутом от потолка до полу материей, прибитой по краям гвоздями. В этой темноте и сравнительной тишине отцу послышался подозрительный шорох и звук распарываемой ножом материи. Недолго думая, Дм. Ив. зажег спичку, и все увидели медиума, находившегося уже в алькове вместе со стулом и преспокойно зашивающего материю по шву. Конечно, произошло смятение среди увлеченных спиритизмом и обморок медиума».

Несмотря на то что работа продолжалась и комиссия была далека от окончательных выводов, Вагнер и Бутлеров опубликовали по большой статье во враждебном университету катковском «Русском вестнике». Борьба разгоралась не на шутку. В ответ Дмитрий Иванович, с согласия комиссии, выступил с публичной лекцией на эту тему в аудитории Русского технического общества в здании Соляного городка (ранее здесь находились склады соли и вина, а теперь располагались выставочные павильоны). Это была, наверное, единственная лекция, прочитанная им с листа (готовый текст должен был уберечь оратора от излишней горячности). Он рассказал собравшимся о ходе работы комиссии и о позиции сторонников спиритизма, считавших, что непосвященные, неспособные увидеть то, что видят они, должны молчать до тех пор, пока увидят и уверуют. «…Я бы, признаюсь, и молчал, мне бы это было спокойнее, если бы спириты сами молчали. Нет, они разжигали в обществе и литературе интерес к своему учению. Публичное чтение назначалось для того, чтобы охладить пыл спиритов и публики, ими заинтересовавшейся, показать им, что в среде, где нет предубеждения ни в пользу духов, ни в пользу спиритов, ничего пока спиритического не происходит, хотя для показания этого выписаны заморские духи».

Тем временем полемика начала переходить в настоящий скандал с обвинениями и разоблачениями. К театру военных действий подтянулись литераторы. Ф. М. Достоевский, с интересом следивший за сеансами спиритов и настойчиво просивший своего приятеля Вагнера (их познакомил поэт Я. П. Полонский) добыть ему приглашение на медиумическую демонстрацию («Что у Аксакова? Будут ли, наконец, сеансы? Я готов обратиться к нему сам…: не допустит ли он меня к себе хоть на один сеанс?»), в январском выпуске «Дневника писателя» за 1876 год пометил: «Спиритизм. Нечто о чертях. Чрезвычайная хитрость чертей, если только это черти». Далее он писал: «В самом деле, что-то происходит удивительное: пишут мне, например, что молодой человек садится на кресло, поджав ноги, и кресло начинает скакать по комнате, — и это в Петербурге, в столице! Да почему же прежде никто не скакал, поджав ноги в креслах, а все служили и скромно получали чины свои?..» По Достоевскому, спиритизм — это проделки чертей, вечно готовых одурачивать людей и сеять между ними раздор. В романе «Братья Карамазовы» он выскажется об этом совершенно конкретно: «Вот уже сколько у нас обидели людей, из поверивших спиритизму. На них кричат и над ними смеются за то, что они верят столам, как будто они сделали или замыслили что-либо бесчестное, но те продолжают упорно исследовать свое дело, несмотря на раздор… Ну что, например, если у нас произойдет такое событие: только что ученая комиссия, кончив дело и обличив жалкие фокусы, отвернется, как черти схватят кого-либо из упорнейших членов ее, ну хоть самого г-на Менделеева, обличавшего спиритизм… и вдруг разом уловят его в свои сети… — отведут его в сторонку, подымут его на пять минут на воздух, оматерьялизуют ему знакомых покойников, и всё в таком виде, что уже нельзя усумниться, — ну, что тогда произойдет?» «Странный был человек, — говорил впоследствии Дмитрий Иванович о Достоевском, — уверяет: «одновременно верю и не верю в духов». Когда говорит — сам не то смеется, не то серьезно относится — сам притом не знает, как именно. Запутанное сознание; тут и глубина, и величайшая наивность сплетаются. Нельзя никак осуждать, но и дорогу с помощью таких людей найти трудно!»