Крах операции «Тени Ямато» - Николай Богачёв

А самая горькая истина заключается в том, что и тогда, во всей этой человеческой комедии, то бишь свистопляске, по-прежнему и в первую очередь будет цениться самая главная и вечная ценность — деньги, тот самый капитал, который вновь выступит мерилом и критерием всего.

Деньги, деньги и еще раз деньги — вот о чем должен прежде всего заботиться сегодня он, пока еще везучий помощник полицейского комиссара порта Сингапур и не менее удачливый разведчик, двойник-резидент, полковник Генерального штаба Страны восходящего солнца и особо доверенное лицо руководителя Управления стратегических служб США генерала Донована, досточтимый и глубокоуважаемый одновременно мистер Суэтиро Канэмору-сан. И еще вот что. Надо прямо признать, что в лице молокососа Дзиккона Нумато судьба, ему явно подбросила еще один подарочек, потому что с появлением этого субчика началась у него, у Канэмору, прямо-таки полоса настоящих жизненных удач! И, право же, как бы там и что бы там между ними ни было, а надо хорошенько побеспокоиться о том, чтобы последние дни их совместного пребывания были окрашены в самые благодушные и розовые тона. Надо сделать все для того, чтобы дни эти остались в памяти Нумато как самые лучшие в жизни. И уж во всяком случае заказываемые в ресторанах самые отменные блюда традиционной японской кухни, изысканнейшие напитки и самые экзотические в тропиках фрукты и овощи — всего этого на столе у них должно быть навалом.

Польщенный явно преувеличенными знаками внимания, оказываемого ему в последнее время резидентом, Дзиккон Нумато относил их на счет своего ловко предпринятого хода — того самого, известного уже читателю донесения начальству, в котором было сообщено о якобы больших заслугах резидента в уничтожении секретной документации на ФАУ-1.

Видать по всему, страх перед возможностью производства этого обещающего быть самым грозным оружия, управляемого камикадзе, у командования УСС был так велик, что в стремлении сорвать его производство оно, это руководство, шло на все, не жалея никаких расходов, в том числе и самых высоких правительственных наград.

Страхи эти, испытываемые командованием, не были безосновательными и все время подогревались получаемыми из японского министерства промышленности и торговли агентурными сведениями о том, что министерство уже якобы приступило к непосредственному, практическому решению этой стратегически важной проблемы. Было известно, что в Японии для производства ФАУ-1 предпринимаются самые энергичные меры — для того чтобы, как заявляли ответственные чины, грозное оружие успеть применить уже в конце этой войны в борьбе с бомбардировочной авиацией Англии и США.

Не совсем уверенный в окончательной порче технической документации на ФАУ-1, которая, хотя и побывала в морской купели, могла все же каким-то чудом в конце концов уцелеть, Канэмору понимал, что его столь неправдоподобно затянувшемуся везению может наступить каюк и что пора поэтому в ожидании худших времен резко менять тактику одновременно в двух плоскостях бытия, то есть сразу в двух сферах его столь многотрудной, неоднозначной деятельности.

И Канэмору не мог придумать ничего лучшего, как попросту брать, хапать все то, что хоть как-нибудь плохо лежит, не стесняясь ни в чем, вплоть до «экономии» отпущенных на вознаграждение местных агентов и осведомителей.

Сколоченный таким образом капиталец, не без оснований полагал Канэмору, позволит ему в дальнейшем после выхода в отставку, обладать хотя бы какой-то относительной независимостью и самостоятельностью во всяком случае такой, чтобы не становиться «во фронт перед каждой вышестоящей чиновной сволочью; чтоб затем, получив такое «законное», заработанное на службе преимущество, и в дальнейшей мирной своей жизни иметь возможность продолжать грабеж в сфере уже мирного бизнеса, где-нибудь в области услуг. И кто знает быть может, став видным заправилой в этом бизнесе, владельцем богатых, например, гостиниц, он в дальнейшем сможет даже заняться общественной и политической деятельностью — выдвинет свою кандидатуру на очередных выборах в местное законодательное собрание и, чем черт не шутит, даже победит!..

Конец всей этой небывалой, слишком затянувшейся нервотрепке наступил только на восьмой день, когда в Сингапуре объявился-таки прибывший за Дзикконом рыбацкий сейнер.

Как выяснилось впоследствии, задержка произошла по весьма прозаической причине: когда по запросу Канэмору из Управления стратегических служб пришла в Джакарту шифровка, судно, выделенное для плавания в Сингапур, находилось в это время в океане, промышляло тупца.

Как только, взяв рикшу, капитан сейнера Рёске Хосино прибыл в особняк к господину Канэмору, хозяин немедленно проводил его в библиотеку, где, коротая время за чтением книг, по обычаю своему пребывал Дзиккон Нумато.

Тут же, не откладывая в долгий ящик, все трое, сообща, договорились о времени обратного отплытия сейнера и обо всем, что было с ним связано, вплоть до выплаты капитану Хосино денежного вознаграждения — в порядке, так сказать, особого, сверхслужебного оклада и помимо долга, добавочного стимулирования работ по проведению весьма важного государственного задания. Канэмору сообщил капитану, что в строгом соответствии с полученными из Вашингтона указаниями сейнер с господином Нумато на борту должен следовать кратчайшим путем через Бенгальский залив в Мадрас, где он, несмотря на нелегкую в военной обстановке дорогу, обязан быть в строго установленный командованием срок.

По окончании переговоров и многократного уточнения всех деталей предстоящего дела Канэмору вручил капитану Хосино заранее подготовленную для него сумму и еще раз предупредил, что безопасность существования господина Нумато на борту сейнера должна быть абсолютной, что, если по пути следования в Мадрас с головы особо государственной важности пассажира упадет хотя бы один волос, ему, капитану Хосино, несдобровать.

Здесь же, не сходя с места, договорились также, что в целях конспирации господин Дзиккон Нумато будет находиться на судне под видом обыкновенного члена команды в должности штурвального матроса.

Капитан, услышав это, кивнул головой и, усмехнувшись, спросил у Нумато, а представляет ли он, в случае чего, как хотя бы выглядит румпель, и сумеет ли высокочтимый господин, если это понадобится, его, этот румпель, хотя бы повернуть?

Засмеявшись, Нумато поспешил заверить капитана, что, как выглядит румпель и как с ним обращаться, он знает отлично и что пусть на этот счет капитан будет спокоен.

Ровно в условленный час ночи Дзиккон Нумато был на борту «Фудзи-мару» (так решено было обозначить отправлявшийся в Мадрас рыбацкий сейнер). Во избежание лишних подозрений (договорились ведь, что Нумато входит в роль простого матроса), Канэмору решил его не провожать, но зато, прощаясь друг с другом, они там, в особняке, долго отвешивали взаимные церемонные поклоны и шумно, в знак чрезвычайного почтения, втягивали в себя сквозь зубы воздух.

Ступив на палубу «Фудзи-мару», Нумато сразу увидел, что суденышко это весьма незавидное и вовсе не соответствует той задаче, которая на него возложена. Путь, который этот моторно-парусный сейнер должен будет проделать в океане, значителен, а суденышко, пожалуй, больше смахивало на не очень крупную кавасаки — из тех, что используются по всему Дальнему Востоку для прибрежного лова.

«Черт возьми! — выругался про себя Нумато. — Надо полагать, и на этот раз без происшествий не обойдется». И действительно, судя хотя бы по этим заурядным обводным линиям на бортах, это по своим размерам малое судно лишь с превеликой натяжкой можно было назвать морским сейнером, ибо кроме слабого такелажа у него для замета и выбора невода оказалась оборудована только одна поворотная площадка с целью лова кошельковым, или, говоря по-рыбацки, закидным неводом, тогда как у больших рыбачьих судов их обычно имеются две, из которых вторая, согласно существующим правилам, установлена на носу судна.

«Да, — еще раз подумал Нумато, — видать по всему, предстоит непростой переход. Вряд ли он будет похож на морскую прогулку…»

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Последние конвульсии строящих замыслы авантюристов — тех, кто еще недавно полагал себя сильными мира сего, но пришел к неизбежному и закономерному краху — в этой теперь уже канувшей в Лету эпопее

Только что описанные нами события шли своим чередом, когда одновременно с ними на линейном корабле «Мусаси», возглавлявшем походный ордер, по акватории Тихого океана направлялась в Японию предназначенная для производства ФАУ-1 секретная документация. Продвигалась, на первый взгляд, вроде бы благополучно. И вряд ли хотя бы один из авторов этого адского творения человеческого интеллекта догадывался, под каким сопровождением направляется оно навстречу к своему бесславному финишу. Вряд ли, повторяем, кто из них догадывался, но все дело в том, однако, что и догадываться никто не хотел — потому что для «мозгового триумвирата» (как окрестил их в своем докладе Гитлеру рейхсминистр промышленности Альберт Шпеер), то есть для Вернера фон Брауна и для его ближайших помощников: начальника технического отдела Артура Рудольфа и талантливого испытателя Курта Дебуса, все эти изобретенные когда-то ими ФАУ-1 давно уже были, так сказать, «отработанным паром».