Дочь «Делателя королей» (ЛП) - Филиппа Грегори

Когда последний из просителей заканчивает свои дела и, преклонив колено и поблагодарив Ричарда за заботу, уходит, мой муж поднимает взгляд от бумаг и видит меня.

— Энни?

— Я тоже хотела бы видеть вас и попросить об одолжении, милорд.

Он улыбается и встает со своего высокого кресла.

— Ты можешь просить меня о чем угодно и в любое время. Для этого тебе не нужно приходить сюда.

Он обнимает меня за талию и отводит к окну, из которого открывается вид на внутренний двор. Из-за высокой стены доносятся голоса суматошного Лондона; наверное, они долетают и до Вестминстерского дворца, где королева зорко охраняет свою власть и свои тайны. За нашими спинами клерки Ричарда собирают документы, которые принесли заявители, уносят письменные приборы с перьями и сургучом. Здесь никто не подслушает нашего разговора.

— Я пришла спросить тебя, не можем ли мы поскорее вернуться домой в Миддлхэм?

— Ты хочешь видеть детей твоей сестры?

— И маленького Эдуарда тоже. Но дело не только в детях.

— А в чем?

— Ты сам знаешь.

Он оглядывается, чтобы убедиться, что нас никто не слышит. Я уже не удивляюсь тому, что верный брат короля боится говорить в собственном доме.

— Дело в том, что я верю: Джордж справедливо обвинил Анкаретт в отравлении Изабель по приказу королевы, — я решила говорить прямо. — Я уверена, что королева прислала свою шпионку убить Изабель и даже ее ребенка, потому что она ненавидит дочерей «Делателя королей» и хочет отомстить за убийство своего отца. Это кровная месть, и она направит ее против нас и наших детей. Я уверена, что я и мои дети будем следующей ее целью.

Ричард испытующе смотрит мне в глаза.

— Ты обвиняешь королеву в тяжком преступлении.

— Я говорю это только тебе, — отвечаю я. — Я не собираюсь обвинять королеву публично. Мы все видели, что случилось с Джорджем после такого обвинения.

— Джордж был виновен в заговоре против короля, — напоминает мне Ричард. — Не существовало ни малейшего сомнений в его виновности. Он подбивал на измену даже меня. Он принял деньги от Франции и готовил новое восстание.

— Раньше тоже никогда не возникало сомнений в его виновности, но его всегда прощали, — говорю я. — Сам Эдуард по своей воле никогда не предал бы Джорджа суду. Это королева видела в Джордже опасность для своего правления. Он назвал ее убийцей, и она заставила его замолчать. Его главной виной было не восстание против короля, а вражда с королевой.

Этого Ричард отрицать не может.

— И поэтому ты боишься?

— Изабель рассказала мне о драгоценностях королевы и о двух именах, написанных кровью, которые она прячет в шкатулке с эмалями. — он кивает. — Изабель считала, что это были наши имена: ее и мое. Она верила, что королева убьет нас обеих, чтобы отомстить за смерть своего отца, погибшего от руки нашего. — я крепко сжимаю в кулаки дрожащие пальцы. — Я не знаю, как она это устроит, с помощью яда, или как несчастный случай, внезапное нападение на улице. Но я уверена, что она уже замышляет мою смерть, и очень боюсь.

— Изабель была отравлена в Уорике, — говорит он. — Она находилась далеко от Лондона, но это не спасло ее.

— Я помню. Но думаю, что нам будет безопаснее жить в Миддлхэме, чем здесь, где она постоянно видит меня при дворе, где ты борешься с ней за привязанность Эдуарда, где я напоминаю ей о моем отце каждый раз, как вхожу в ее гостиную.

Он колеблется.

— Ты сам предупреждал меня не есть пищу за столом королевы, — напоминаю я. — Еще до ареста Джорджа. Еще до того, как она добилась его казни. Ты предупредил меня сам.

Лицо Ричарда мрачнеет.

— Да, — отвечает он. — Я тогда думал, что ты находишься в опасности, я и сейчас верю, что опасность не миновала. Я согласен с тобой, мы должны уехать в Миддлхэм и держаться подальше от двора. У меня немало дел на Севере, Эдуард передал мне в собственность все Йоркширские земли Джорджа. Мы уедем из Лондона и будем появляться при дворе только в случае необходимости.

— А твоя мать? — спрашиваю я, зная, что она никогда не простит королеве смерть Джорджа.

Он качает головой.

— То, что она говорит, можно счесть изменой. Она заявляет, что Эдуард никогда не должен был принимать корону, если собирался сделать своей королевой такую женщину. Она называет Елизавету такой же ведьмой, как ее мать. Она собирается уехать из Лондона и жить в Фотерингее, она тоже не осмеливается оставаться здесь.

— Станем настоящими северянами, — говорю я, представляя нашу жизнь вдали от двора, от постоянного страха; вдали от пышных праздников и развлечений, которые теперь превратились в декорации для заговоров и интриг королевы, ее братьев и сестер.

Этот двор утратил невинность, здесь не осталось места искренней радости и веселью. Это сборище убийц, и я рада буду уехать на многие мили отсюда.

Глава 18

Замок Миддлхэм, Йоркшир, лето 1482

Покой, на который я так надеялась, длится совсем недолго. Когда Шотландия расторгает договор с Англией, и Энтони Вудвилл остается без обещанной шотландской принцессы, Риверсы желают осуществить свою месть, и их выбор падает на Ричарда. Он принимает под командование небольшую английскую армию, состоящую в основном из наших северян, и приводит ее к победе, захватив город Бервик и подступив к самым стенам Эдинбурга. Это славная победа, но даже она не убеждает двор в том, что Ричард является великим воином и достойным наследником своего отца. В течение месяца мы получаем вести, как Риверсы жалуются при дворе на то, что он должен был пойти дальше и завоевать больше.

В этих слухах я слышу голос Елизаветы и стискиваю зубы. Если она сможет убедить мужа назвать нашу победу над шотландцами предательством, то Ричарда могут вызвать в Лондон и привлечь к ответу. Последний королевский брат будет обвинен в измене, осужден без права защиты и получит щедрое разрешение самому выбрать способ собственной казни.

Чтобы немного успокоиться, я иду в классную комнату и сажусь позади, пока дети пробираются сквозь дебри латинской грамматики, переводя текст, который мы с Изабель когда-то давно читали в Кале. Даже сейчас я почти слышу голос Изабель и ее торжествующий крик, когда она заканчивает чтение без единой ошибки. Мой девятилетний Эдуард сидит за столом рядом с Маргарет, которой в этом году тоже исполнится девять, а рядом с ней устроился ее брат Эдуард, которого мы зовем Тедди, ведь ему только семь.

Наставник прерывает чтение и говорит, что они могут ненадолго прекратить работу и поздороваться со мной, и вот все трое собираются около моего кресла. Маргарет прижимается ко мне, я обнимаю ее и смотрю на двух красивых мальчиков. Я помню, что, возможно, это все дети, которые когда-либо будут у меня. Мне всего двадцать шесть лет, и я способна родить хоть полдюжины детей, но они никак не приходят ко мне, и никто — ни врач, ни акушерка, ни священник — не может сказать мне, почему. За отсутствием других детей эти трое стали мне одинаково дороги — два мальчика и Маргарет, нежная и страстная, как ее мать, моя дорогая девочка, которую я с таким отчаянием вымаливала у Бога.