Канал имени Москвы - Аноним

Матвей Кальян не лез в чужие дела. Хотя всё больше вопросов стучалось в его голову, и на некоторые из них он как капитан должен получить ответы. Хардов, Ева, макаровский мальчишка Фёдор, вот ещё и рыжая красотка… Матвей неплохо разбирался в людях и понимал, что всё несколько не так, как виделось вначале. Да что там, его прямо-таки распирало любопытство. Но, наверное, у них у всех сейчас найдутся заботы посерьёзней. Мост… И Хардов словно подтвердил его мысли.

— Подарок, ты можешь припомнить подобное в дни летнего солнцестояния? — спокойным голосом поинтересовался он.

— Ни разу не видел, — быстро согласился альбинос.

— Да вот и я, — кивнул Хардов. Он смотрел на мост. — Это не простой туман.

Неприветливый пейзаж по правой стороне и сероватые дымчатые языки, выползающие на Дмитровский тракт, гребцов никогда особо не беспокоили. Другое дело — противоположный берег. Этот мост впереди, последний перед Тёмными шлюзами, прозвали Зубным. Так же, как и Ступени, он считался скверным местом, и люди предпочитали здесь не задерживаться. Вроде бы на него с далёких Сорочанских курганов и с ядовитых болот, что затянули низины между ними, иногда приходил туман, нависая плотными клубами над левым берегом. Говорили, что в особо плохие дни туман мог даже продвинуться дальше по мосту, хотя вода канала всегда его отпугивала.

Правда, за всю свою бытность капитаном Матвей Кальян никакого тумана здесь не видел и обычно проходил это место без особых проблем. Днём. А болтаться по ночам вблизи Тёмных шлюзов, наверное, даже Хардову не взбрело бы в голову. Матвей полагал, что эта местная деревенщина (Хардов только что назвал его мародёром) с наступлением заката пряталась по своим землянкам и до следующего утра, до полного восхода солнца даже носу не показывала. Так или иначе, но туман отравил воду под мостом у левого берега, и теперь она убивает всякую хворь. Сразу после новолуния. Так говорили.

Насчёт любой болячки Матвей судить бы не брался, но вот по поводу целебного воздействия местной водицы на дёсны было широко известно. Смекалистые люди даже организовали её доставку в Дмитров. Отсюда, кстати, у купчишек с домочадцами и прочих зажиточных горожан их белоснежные улыбки. Теперь вот Хардов сказал про отравленную водицу своей рыжей подруге, а мальчишка, Фёдор, явно не зубами маялся.

Когда его привели вчера в потёмках, он был очень плох, еле на ногах держался, и, судя по всему, ночью его состояние не улучшилось. Гиды, как всегда, были скупы на объяснения, лишь обменялись тревожными и маловразумительными репликами. Очень тихо. Вроде бы Рыжая сказала: «Это случилось там». «Не может быть. — Голос Хардова будто треснул, будто прозвучал из-под земли. — Ещё слишком рано».

А потом Рыжая сказала что-то странное, и Кальян бы не смог поручиться за достоверность. Но она упомянула какой-то манок. Вроде бы «манок снова светится». Дальше они перешли на шёпот, и Матвей по профессиональной привычке не стал вслушиваться. Ваня-Подарок был хмур, пока вёл мальчишку в каюту, а Еве (и вот это оказалось самым неожиданным!) пришлось провести остаток ночи, досыпать под открытым небом. Матвей укрыл её дополнительным одеялом, но Хардов сел рядом с девушкой, давая понять, что присмотрит за ней. Вахту несли по очереди, Фёдор всю ночь простонал, но, как выяснилось, гид так и не сомкнул глаз.

А вот утром, когда проходили шлюз № 4, сорока донесла, что вчера случилась большая буча в «Лас-Вегасе». И Кальян даже подумал, уж не там ли мальчишке намяли бока, — судя по всему, досталось ему здорово. Этот вопрос потянул за собой другой, вопросы ветвились, множились, и Матвей обязательно задаст их. Но позже. Когда они пройдут Зубной мост. Потому что никогда прежде капитан Кальян такого не видел.

Туман двигался. Теперь Кальян мог утверждать это наверняка. Узкая белёсая стрелка протянулась по разбитым остаткам дороги, вполне возможно, что и от самих Сорочан. Но она густела и ширилась. Вначале, желая снять напряжение, что плохо действовало на команду, капитан Кальян спокойно произнёс:

— Это Зубной мост. Я частенько ходил тут.

Хардов кивнул.

— Как ты думаешь, — Матвей говорил тоном бывалого человека, оказавшегося во вполне штатной ситуации, хотя от этого странного движения тумана ему и было не по себе, — почему они не пользуются живой водой? — Хардов чуть удивлённо повёл бровью, и Матвей тут же пояснил: — У этого, на берегу, рот совсем сгнил. А они живут тут в двух шагах от целебного источника.

— Это не живая вода, а, скорее, мёртвая, — сказал Хардов. — Эти мародёры полагают туман абсолютным злом и не желают получать от него никаких милостей. Даже ценой убийственного кариеса. Наверное, мозги ублюдков настолько сгнили, что они считают зубную боль чем-то вроде очищающего страдания.

«А ты? — хотел было спросить Кальян. — Чем полагаешь туман ты?» Но понял, что это не улучшит положения. Узкая прежде белая полоса расширилась, сожрала остатки дороги и, клубясь, ползла к левому берегу, а передний край тумана уже почти достиг моста.

Гребцы понуро молчали, работая вёслами, но напряжение нарастало с каждой секундой. Если бы Кальян не знал наверняка, что это не так, он счёл бы туман разумным существом, спешащим к мосту вслед за их лодкой. А ещё он понял, что слово «мародёры» не было простым ругательством. Матвей поначалу заметил лишь одного, Хардов же сразу обнаружил их всех. Они прятались на безопасном берегу (если в этих краях уместно само понятие безопасности), между давно ржавеющими железнодорожными цистернами и с суеверным ужасом наблюдали за приближением тумана. Но при этом не разбегались прочь, и в их глазах застыл не только страх, а ещё какое-то очень недоброе ожидание.

«Значит, про Зубной мост всё-таки не брехня. — Мысль оказалась неприятной, и от неё во рту Кальяна начало пересыхать. — И про лодки, пропавшие под ним…»

А потом со смешанным чувством неприязни, возмущения и брезгливости к горлу подкатила тошнота: «Мерзкое отребье! Они, как падальщики, уже похоронили нас и ждут, чем можно будет поживиться, когда уйдёт туман».

— Никаких милостей, говоришь, — хрипло выдавил Кальян, глядя на Хардова. От напряжения липкая испарина выступила на его лбу.

— Не пытайся понять тех, кто пал столь низко. У них свои трофеи, — сказал Хардов. И вдруг улыбнулся.

Кальян помолчал. Но от этой улыбки, возможно и не вполне своевременной, ему стало легче. Она подействовала лучше любых увещеваний. Морок тяжких сомнений и липкость страха, что всегда таила в себе активность тумана, несколько развеялся. И Матвей вспомнил, как в момент знакомства мысленно назвал Хардова гипнотизёром. Сейчас он знал, что это не так. Но вот ведь интересно выходило: разгадав какой-нибудь один секретик Хардова, тут же получаешь два новых. Сам того не замечая, Матвей даже готов был позволить себе ответную эмоцию, слегка растянув губы. А потом он увидел, что творится впереди, и его короткая улыбка поблекла.

Туман достиг моста. Но это не задержало его. Всё более прибывая и густея, непроницаемо-белая, пульсирующая масса двинулась дальше, обволакивая собой весь пролёт и свисая с нижней кромки моста рыхлыми рваными клочьями. Весь левый берег под опорой уже был затянут плотной стеной, сползшей прямо к воде. И она росла вширь.

«Никогда здесь такого не видел», — подумал Кальян и передёрнул плечами. Опять в его груди засел какой-то холодок.

— Думаешь, успеем проскочить? — с надеждой спросил он Хардова. — Прижмёмся к правому берегу?

— Нет, — гид покачал головой. — Туман придёт туда быстрее.

— А если взять ровно посередине? Высота-то пролёта приличная, ему нас не достать.

— Под мостом всё может стать по-другому, — непонятно отозвался Хардов. — Тогда потерь не избежать. — Кальян как-то зябко взглянул на него, и гид тут же пояснил: — Вспомни своего рулевого. Только тут всё намного хуже. Тёмные шлюзы совсем близко.

— Да, от этого тумана становится тоскливо, — согласился Матвей. — Словно он разговаривает с тобой.

— Я думаю, самое время остановиться, капитан. Прикажи сушить вёсла.

Матвей отдал распоряжение, и эту команду гребцы тут же и с энтузиазмом выполнили. Вёсла снова легли в воду, работая теперь в противоположном направлении, чтобы инерция и течение канала не сносили лодку к мосту.

— Что дальше? Поворачивать обратно? — спросил Кальян. — Переждём?

— Бесполезно, — хмуро сообщил Хардов. — Я не знаю, что именно скрывает туман. Но он здесь из-за нас. И нам всё равно необходимо пройти. Боюсь, в следующий раз может быть только хуже.

Кальян склонился к Хардову и тихо произнёс:

— Я обещал следовать за тобой, и это так. Но лодка полностью на моей ответственности. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Хардов быстро кивнул. Посмотрел на мост. Туман достиг правого берега и теперь стелился по старым железнодорожным путям, подползая к вагонам-цистернам. Казалось, что железная дорога уходила не под мост, а просто ныряла в молоко, чтоб исчезнуть там.