Я покорю Манхэттен - Джудит Крэнц

Менни Лефковитц, блестящий журналист, до сих пор помнил аргумент, который помог убедить Сиприани.

— Рокко, — сказал он ему, — требуется куда больше времени, решимости и энергии, чтобы перевернуть журнальную страницу с рекламным объявлением, особенно когда ты уже заплатил за журнал, чем для того, чтобы, переключившись на другую программу, проскочить рекламный ролик. Ведь каждый американец, включая свой телевизор, получает право на бесплатную рекламу. И где, по-твоему, художественному редактору приходится труднее? Неужели в журнале, где потребитель заранее в плену, поскольку купил журнал вместе с рекламой и, значит, хочет оправдать вложенные деньги, а не на ТВ, где аудитория сыта бесплатной рекламой по горло и если чего хочет, так это скорей досмотреть понравившееся ей шоу? Можешь не отвечать, и так все ясно. И раз ты лучший в мире художественный редактор, в чем и Рэп и я убеждены, значит, телереклама — единственно достойное тебя место. Это твой следующий шаг в жизни, Рокко, так что не пытайся отвертеться.

— Да я и не пытаюсь, но… не знаю. Где на ТВ пустое белое пространство? Где макеты?

— А пустой экран, Рокко! Это что тебе? Ты сможешь делать все то, к чему привык, только быстрее, и не для тысяч, а для миллионов и миллионов! Причем будешь не просто развлекать их, а продавать им ту или иную вещь. Все эти твои журнальные макеты, Рокко, в сущности, печатная разновидность онанизма. Ты украшаешь страницы для рекламодателей, а они суют туда свою рекламу. Чистейшей воды самоублажение. Другое дело на ТВ. Тут ты или живешь или умираешь в считанные доли секунды, если сорок процентов телезрителей решают переключиться на другой канал. Так что ты просто обязан показать себя во всем блеске, не то что в журнале.

— Онанизм, говоришь? — обиженно протянул Рокко.

— Я, конечно, безумно извиняюсь, но журналы — это все уже из прошлого века. Страница не двигается, она не говорит с тобой — и этого не изменишь. Слезай с горшка, Рокко. Не уподобляйся тому парню, который в свое время сказал, что зритель ни за что не пойдет на звуковое кино…

— Правда, Рокко, не идиотничай, — подключился к разговору Рэп Келли.

Из них троих он считался «профессионалом-домушником», проявлявшим чудеса ловкости при «кражах» богатых клиентов, которых он отбивал у других рекламных фирм, чьи представители, может быть, умели гладко говорить, но уступали ему в изворотливости.

Рокко в упор взглянул на своих друзей — Менни, чертовски талантливого «текстовика», вице-президента одной из крупнейших рекламных компаний, и Рэпа, коммерческого директора у «Янга и Рубикама», и с очевидностью осознал: с такими, как эти двое, отказ от собственного рекламного агентства был бы непростительной ошибкой. Место, которое предлагали ему, художественному редактору с Мздисон-авеню, по традиции обычно доставалось не художнику, а журналисту. Тем соблазнительней казалось их предложение.

В свои тридцать три он, не считая краткого пребывания в «Эмбервилл пабликейшнс», всю жизнь проработал на одном месте — у Конде Наста. Его кумир, Александр Либерман, продолжал между тем работать в полную силу, невзирая на возраст, и Рокко начал все больше подумывать о том, чтобы перейти на ТВ, хотя бы временно. Наверное, Рэп и Менни правы, когда уверяют, что только там, на ТВ, его ждет настоящее дело. Это не говоря уже о деньгах. В журнале нечего было и мечтать о суммах, на которые вполне можно рассчитывать в любом рекламном агентстве, а в его годы пора уже реалистически подходить к материальной стороне дела.

Со времени развода с Мэкси, немногим больше девяти лет назад, он сознательно старался не думать о деньгах. То был своего рода наложенный им на себя обет, хотя подобное отношение к деньгам — и он знал это — является не только неамериканским, но и неестественным, а в известном смысле даже несерьезным. Конечно, работать в Нью-Йорке и не думать о деньгах было куда труднее, чем, скажем, не думать о сексе или пище, но для человека, вся жизнь которого поломалась из-за денег, Мэксиных денег, сама эта тема могла вызывать только отвращение.

Соображения по поводу денег полностью оправдались. «С. Л. и К», их новое агентство, сразу же оказалось поистине золотым дном. Они буквально стрясали клиентов с ветвей, как если бы это были спелые плоды; клиентов, по праву принадлежавших рекламным гигантам с Мэдисон-авеню. Трудноуловимые директора по рекламе пятисот ведущих компаний, перечень которых регулярно появлялся в журнале «Форчун», сами постучались в их двери еще до того, как новое агентство закончило свои набеги на другие рекламные бюро в поисках талантливых сотрудников. Столь бешеная популярность объяснялась тем, что в отличие от других рекламщиков вся троица в лице Сиприани, Лефковитца и Келли имела уникальное преимущество: они были холостяками, не связанными никакими обязательствами. А большую часть талантливых сотрудников, коих им предстояло переманить с Мэдисон-авеню, составляли женщины. Веселый рыжеволосый гигант Мен Рэп Лефковитц к тому же неотразимо действовал на женщин своими голубыми глазами, которые, как он уверял, свидетельствовали о древности рода Лефковитцев, ведшего свое происхождение якобы непосредственно от царицы Савской.

Ирландец Келли, тоже рыжеволосый, был не менее голубоглаз. В свое время, когда он выступал за футбольную команду Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, его признавали лучшим полузащитником года. Всеобщий любимец, он при случае мог душещипательным тенором спеть сентиментальный шлягер. Притом все трое умудрились сохранить свои шевелюры, не потеряв ни волоска, ни разу не нагрубить даме и не забыть послать цветы в День св. Валентина. В прошлом году их счет в цветочном магазине Роберта Хомма составил более восьмидесяти тысяч долларов! Они рассылали своим адресатам высокие изящные веточки цветущей айвы в старинных японских вазах, и, как уважительно говорил Келли, затраты окупались «миллион раз».

— …Пошли выпьем, ребята, — неожиданно предложил Рокко, когда мигание неоновой «Пепси» стало действовать ему на нервы. — Мы же вроде заполучили в нашу клиентуру «Катти Старк».[40]

— Да, на прошлой неделе, — ответил Рэп. — Не так-то легко было сдвинуть их с прежнего места. А ты что, Рокко, любишь виски? Мне всегда казалось…

— Ну раз у нас появились такие клиенты, то грех не любить. Придется срочно менять вкусы. Пошли, ребята, сейчас самое время…

Он завязал галстук, надел пиджак и зашагал впереди. За ним, обмениваясь встревоженными взглядами, последовали Лефковитц и Келли. Еще бы, Рокко не имел обыкновения пить в рабочее время.