Корсар и роза - Ева Модиньяни
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сара бросила на Спартака хорошо ему знакомый виноватый взгляд. И все же ее глаза блестели, а щеки разгорелись от удовольствия.
— Чем я заслужила это блаженство? Что я такого хорошего сделала за последнее время? — спросила она, пока Спартак обнимал ее.
— Мне кажется, мы с тобой оба неплохие люди и заслуживаем чего-то большего от жизни, — ответил он, вдыхая исходивший от нее запах ландыша.
— Говори за себя. Я просто переживаю лучшее время своей жизни, несмотря на все связанные с ним треволнения. Каждая встреча с тобой кажется мне повторением чуда, которого я не заслуживаю. Когда мы расстанемся, я до конца дней буду вспоминать эти свидания как подарок судьбы, — прошептала Сара.
— Я терпелив, Сара. И я дождусь того дня, когда ты устроишь большой погребальный костер из своих проклятых принципов. А потом мы сможем жить вместе, — решительно заявил Спартак.
Они долго разговаривали. Спартак охотно вверял ей свои заветные мысли: Сара прекрасно умела слушать. Но и ему нравились ее истории о детстве, юности, о первых влюбленностях. В течение двух лет Сара освещала в своем журнале процесс, в котором были замешаны некоторые члены семьи Рангони, но в разговорах между собой они намеренно избегали касаться этой темы.
Она могла бы попытаться использовать интимную близость для получения сведений из первых рук, но никогда этого не делала. Спартак, в свою очередь, тоже мог бы, пользуясь ситуацией, выведать у нее кое-какую не подлежащую разглашению информацию. Но он никогда ни о чем ее не спрашивал.
Однако в эту ночь, когда они оба уже засыпали, Сара вдруг, как будто случайно, бросила одну фразу.
— Говорят, твоя тетя Маргерита пытается продать американцам на корню всю свою долю акций «Рангони Кимика», — сказала она полусонным голосом, подавляя зевок. — Я слыхала об этом сегодня утром.
Спартак напрягся, как пружина, и сел в постели.
— Ты говоришь об «Америкэн Тейт» Альфреда Затлера? — спросил он, всеми силами стараясь не потерять самообладания.
— Разве ты ничего об этом не знал? — удивилась Сара.
— Скорее всего меня бы сейчас здесь не было, если бы до меня дошли подобные слухи.
— Но это и в самом деле всего лишь слух. Я сама узнала совершенно случайно. Просто услыхала разговор в коридоре суда. Я ничего не смыслю в финансовых вопросах. Это действительно настолько важно? Если, конечно, во всем этом вообще есть доля правды? — спросила Сара.
— Если в этом есть, как ты говоришь, доля правды, то нас ждет неминуемый крах. Вот уже двадцать пять лет американцы подбираются к нашему пирогу, пытаются отхватить себе кусок. Я не могу позволить своей тетке выкинуть подобный фортель. Это совершенно исключено.
Сара уснула, а Спартак так и остался лежать, не смыкая глаз, размышляя и прислушиваясь к приглушенным звукам музыки, доносившимся из радиоприемника. Вкрадчивый голос Элвиса Пресли напевал: «Love me tender, love me sweet…»[48]
С этой ночи, стоило Спартаку подумать о тете Маргерите, как тотчас же приходила на ум и эта песня. Он возненавидел ее всей душой.
Глава 2
Горничная торопливо семенила вслед за Спартаком, пока он, перешагивая через две ступеньки, поднимался по лестнице бабушкиного дома в Котиньоле.
— Простите меня, синьор, — остановила она его уже на площадке, — вы не должны входить в комнату синьоры. Она спит, — проговорила служанка, задыхаясь от бега.
Молодой человек взглянул на нее в растерянности.
— Бабушка ждет меня, — пояснил он, продолжая подниматься.
— Прошу вас не тревожить ее. Прошлой ночью ваша бабушка не сомкнула глаз. Сиделка говорит, что она вела себя очень беспокойно. Даже снотворные на этот раз не помогли. И только теперь она наконец уснула. Если вы ее разбудите, она весь день будет чувствовать себя разбитой и нас загоняет вконец. Так всегда бывает, когда она не выспится, — пожаловалась горничная.
— Ладно, — пробормотал Спартак, поворачиваясь кругом, — подожду, когда она проснется. Принесите мне кофе, пожалуйста.
Он прошел в гостиную, где обнаружил Пину, сиделку. Расположившись в кресле Лены, она разгадывала кроссворды. Тем временем кошка, растянувшись на телевизоре, бросала на незваную гостью взгляды, полные ненависти. Между Леной и ее киской существовал негласный договор: в отсутствие хозяйки кресло поступает в полное распоряжение ее питомицы. При виде Спартака медсестра вскочила на ноги с виноватым видом, как будто ее застали врасплох за каким-то нехорошим занятием.
— Могу я быть вам полезной, доктор? — спросила она.
— Да. Исчезните, — ответил Спартак, ненавидевший эту наушницу, навязанную бабушке его матерью, не меньше, чем сама Лена.
Пина покинула гостиную, ступая на носочках белых мокасин, чтобы не производить ни малейшего шума. Она знала, что ее считают доносчицей, и объясняла недоброжелательность со стороны Лены и ее внука ужасным характером обоих.
Кроме того, этот неразговорчивый молодой человек внушал ей своего рода священный трепет: ведь он не давал спуску даже синьоре Миранде, а всю свою ласку и нежность почему-то дарил только бабушке, сварливой, злобной и строптивой, как мул, старухе.
Медсестра отдала бы свою месячную зарплату, чтобы узнать, что эти двое замышляют. Оставаясь наедине, они начинали говорить очень оживленно и быстро, но всегда вполголоса, и — удивительное дело! — старая Лена в эти минуты как будто забывала о своей болезни. Пина много раз пыталась подслушивать под дверью, оправдывая свое любопытство грозным приказом, полученным от Миранды: «Ты должна докладывать мне обо всем». Но ей ни разу так и не удалось разобрать ни слова из их разговоров наедине.
Вошла горничная, неся на подносе серебряный кофейник. Спартак, сидя на своем любимом пуфе возле бабушкиного комода, перелистывал свежие газеты, задерживаясь взглядом только на страницах экономической хроники. Он искал подтверждения словам Сары о переуступке пакета акций Маргериты корпорации «Америкэн Тейт», принадлежавшей Альфреду Затлеру, мультимиллионеру из штата Миссисипи, который уже много лет пытался захватить контроль над «Рангони Кимика». Ни одного упоминания об этом известии он не нашел. А ведь если его тетка действительно решила продать свою долю, значит, должны вестись какие-то переговоры по этому поводу. Спартак прекрасно знал Затлера с его бульдожьей хваткой. Американец годами старался выжить семью Рангони с агропромышленного рынка. Война началась еще при дедушке, но против него Затлер оказался бессилен. И вот теперь он, вероятно, решил воспользоваться семейными разногласиями, причем выбрал трусливую и жадную тетю Маргериту в качестве самого слабого звена. У семьи были свои информаторы в Америке, но от них пока не поступало никаких сигналов.