Центурион - Саймон Скэрроу

— Давай, давай! — рычал им Катон сквозь стиснутые зубы. — Наддай!

Они бежали, полунеся, полуволоча раненого, который стонал и ругался, вынужденно используя свою раненую ногу. До ворот было уже близко, рукой подать, но повстанцы стреляли густо, как никогда. На подбеге к воротам Катона что-то словно молотом шарахнуло в лопатку. Но вот уже и арочный свод, и легионеры с ходу смыкают воротные створки и набрасывают на них бревно запора. Катон упал и, взахлеб дыша, указал рукой на раненого:

— К хирургу его.

Пока двое легионеров утаскивали ауксилиария в сторону дворика перед царским садом, куда теперь переместился лазарет, Катон нетвердо встал и ощупью по боку завел себе руку за спину, поморщась от внезапного укола боли. Тем не менее стрела туда не засела: добрую службу сослужила кольчуга. Если от удара не треснуло ребро, может статься, удалось отделаться синяком.

С воротной башни спешил вниз Макрон.

— Я так понимаю, на наше предложение он не купился?

— Можно так сказать.

— Честно говоря, — сказал Макрон, наклонив голову, — по мне так лучше изойти в бою, чем тупо, как скот на бойне, подставить голову под чей-то равнодушный меч или, хуже того, топор. Но все равно, — он виновато поглядел на какое-то семейство, ютящееся в тени царской ограды, — жаль этих бедолаг. Теперь у них точно нет шанса.

Глава 27

— Жребий брошен, решение принято, — настойчиво сказал Балт. — Мы должны пожертвовать беженцами, и сделать это надо нынче же, пока они не убавили наши запасы еще на какую-то часть.

Гул одобрения прошел по небольшому собранию старших офицеров и сановников, что состоялось тем вечером в зале приемов. Однако Катон упорствовал и повторил снова:

— Повторяю: что-то такое произошло. Как раз когда закончились переговоры, к Артаксу подлетел какой-то гонец. Известие, которое он ему сообщил, было явно не из приятных.

— С чего ты так решил? — сердито спросил Балт. — Ты слышал или понял, что он сказал?

— Нет, — принял укол Катон. — Но вид у Артакса был явно разгневанный.

— Это ты так говоришь. И вообще, мало ли что могло его взбеленить.

— Мне так не показалось. Какие, по-вашему, новости могли показаться ему дурными? Парфяне идут ему на помощь. У нас почти вышли припасы, так что Артаксу остается всего чуток подождать, и цитадель сама упадет ему в руки. — Катон дал этим словам осесть, после чего продолжил: — Единственное, что могло его так обескуражить, это приближение Лонгина с его армией.

Кашлянул Макрон, и Катон увидел, что его друг покачал головой.

— Катон, — сказал он проникновенно. — Есть возможность, что ты прав. Есть — но только возможность. Куда вероятней, что ты заблуждаешься.

— Нет, не заблуждаюсь. Я это знаю.

— Ты знаешь лишь то, что видел — впопыхах, краем глаза, оглянувшись разок на бегу. Этого недостаточно. Мы не можем рисковать, обольщаясь надеждой насчет прихода Лонгина. Надо осуществить то, что мы наметили. Беженцами придется поступиться.

— Ну а если я все-таки прав? — воззрился Катон на собрание. — Кровь сотен людей будет на наших руках.

После напряженной паузы с кресла встал Термон.

— Это цена, с которой мы должны смириться, римлянин, — с печальной твердостью сказал он. — Чего мы добьемся тем, что дадим им остаться? День, от силы два, и запасы пищи и воды у нас иссякнут окончательно. Все, чего мы добьемся, это короткой отсрочки и без того неминуемой смерти этих людей. Но уже ценой жизни всех, кто способен оборонять цитадель.

— Но ведь если Лонгин уже на подступах к городу, спастись могут все.

— А если нет? Что, если он прибудет буквально назавтра, но уже после того, как нас возьмут измором? Тогда получается, все наши усилия были напрасны. Так что давайте уж пойдем на эту жертву в надежде, что ею мы чего-то достигнем. Пускай эти люди если и умрут, то ради спасения нашего царства, чем проморятся здесь еще несколько дней и все равно погибнут, но уже зазря. Ведь ты не можешь этого не видеть!

Катон сжал губы в строптивую полоску, сдерживая гнев и глухую досаду. Его с нежной силой усадил обратно на стул Макрон.

— Друг мой, он прав. Мы не может пойти на этот риск. Вдумайся, ведь ты же у нас самый прозорливый. Если бы на разговор с Артаксом сходил я и вернулся с каким-то там впечатлением, что бы ты подумал? И как бы поступил?

— Доверился бы твоему суждению, вот как бы я поступил, — сердито буркнул Катон.

Прежде чем Макрон успел ответить, снова заговорил Термон.

— Насколько мне видится, — мрачным голосом подвел он итог, — благоразумней будет не откладывать задуманное. Прежде чем я доложусь венценосцу, есть ли кто-то, чье мнение совпадает с мнением префекта Катона?.. Нет? Тогда вопрос решен. Всем вам доброй ночи, цвет наш и сила. Отдохните, кто и как может. Завтрашний день обещает быть очень нелегким.

Вытеснение беженцев началось перед рассветом. Те солдаты, у кого в цитадели имелись семьи и родственники, были собраны в один из пустующих складов и без объяснений помещены под стражу. С царских кухонь им было выдано небольшое довольствие в виде хлеба и вина, и пока они взаперти ублажались этим нежданным разговением, за дело взялись легионеры, вытряхивая квелых от сна беженцев из их убогих укрытий во дворах и подворотнях. Что и говорить, задание не из приятных, но за него в добровольном порядке взялась часть легионеров Макрона — бывалые служаки, в основном ветераны (в когорте Катона таких было немного), которые без сантиментов выполняют любой приказ. Ауксилиарии Катона вкупе с греческими наемниками и воинами Балта заняли места на стенах со строжайшим указанием не покидать постов до прихода смены.

Пламя факелов трепыхалось в темноте; легионеры собирали и сгоняли мужчин, женщин и детей на открытую площадку у ворот. Две центурии создали заслон, двероподобными щитами и наклоненными копьями пресекая всякую попытку к бегству. Времени собрать пожитки беженцам отпущено не было, еда и питье изымались. Вскоре холодный воздух рассвета преполнялся криками гнева и отчаяния. Женщины прижимали к себе детей; мужчины с криками ярости потрясали перед римлянами кулаками, но лезть на смертельные острия уставленных копий никто не отваживался. Когда обыск всех более-менее обитаемых мест закончился, Макрон во главе одной из центурий взялся обшаривать более удаленные уголки — вдруг кто-то попытался спрятаться; в итоге воющее сборище у ворот пополнилось еще изрядным количеством семей и просто отщепенцев.

Прочесав участок вблизи выгоревшего зернохранилища, Макрон собирался двинуться к развалинам бывшего лазарета, как вдруг уловил какие-то звуки, похожие на тоненький плач. Он приостановился и вслушался, скользя глазами по завалу обугленных, почерневших обломков. Ничего — ни звуков, ни шевелений. Внимание отвлек один из легионеров, который, подойдя, бойко отрапортовал: