Дети, играющие в прятки на траве - Александр Селецкий

— Зачем? — встрял Клярус, сонно хлопая глазами.

— Неужели непонятно? Ведь во многом разные события Истории — плод конъюнктурных представлений той или иной эпохи, тех или иных вождей и тех или иных идеологий, актуальных на не слишком-то больших отрезках времени. Да, время есть — в космическом масштабе. В жизни каждого из нас оно, конечно, ощутимо. Но для хронологии Истории оно, по сути, безразлично. Вроде — парадокс, да не совсем! Космическому времени неведом человек, а человеческой Истории неведомо космическое время. Ибо вся История одновременно — и причина, и следствие самой себя. В ней действует закон синхронности: и как бы нелинейность, и как бы не движение по кругу; напрямую не увязанные меж собой события влияют друг на друга, а другие, внешне тесно спаянные, — точно и не видят этой близости. Все вероятно в равной мере. И поэтому ничто, возникнув, не определяет неизбежность и необходимость прочего. И даже более того, порою словно отменяет появление другого, а то все-таки рождается… Порою ставя нас в тупик… Вот почему я утверждаю: сослагательное наклонение в Истории еще как применимо! В принципе мы в нем и пребываем постоянно. Оно — наше, кровное!..

— Так что же, — ахнул Клярус, — ничего и нет?! Ни настоящего, ни прошлого, ни будущего?! И выходит, что и мы сейчас не говорим — на самом деле?

— Ну, в какой-то мере, — усмехнулся сумрачно Яршая. — Может, так и будут все воспринимать, не знаю… Но вот вы заволновались… А все просто! Будущее еще не наступило, прошлого уже нет. Тогда как настоящее… Где пролегает грань, которая наглядно отделяет прошлое от будущего, где конкретно тот чудесный промежуток, про который можно с точностью сказать: вот — безусловное сейчас?! Я не могу ответить. И никто не сможет. Просто нам все время кажется: вот — настоящее. Покуда мы живем, вся наша жизнь буквально соткана из этих иллюзорных сверхмгновений. Все, что мы помним, что мы знаем и о чем мечтаем, — настоящее для нас. И вместе с этим все, что происходит в данную секунду, вмиг становится предметом наших же воспоминаний. Но так как прошлое и состоит вот из такого бесконечного потока «настоящих», в принципе не выделяемых в структуре времени, то и само оно как бы едино и условно. Настоящее — это вибрация материи в условном промежутке между будущим и прошлым, это вечная и беспрерывная, синхронная к тому же, смена вероятностей и невозможностей. Это — условное «все в одном». Будущее — да, дискретно, ибо только вероятностно. А прошлое — не только не линейно, но и вообще не обладает постижимой геометрией. Оно — едино, будто монолит. Однако монолит особенный — любых, в определенный миг реальных, сбывшихся возможностей. Отвердевшая бесконечность вибраций настоящего… Внутри которого нет зафиксированного времени.

— Отчего же? — возразил строптиво Клярус и победоносно глянул на Яршаю. — Ведь каждое событие свершается в какой-то миг. У каждого события есть настоящее!

— А что мы знаем про него?!

— Я полагаю, все. На то оно и настоящее. Вот мы, к примеру, с вами — где? Мы — в настоящем. И поэтому участвуем в процессе… А иначе бы…

— Ну, если только с этой колокольни, только так смотреть!.. — Яршая широко развел руками. — Это несерьезно.

— Что ж тогда, по-вашему, серьезно? Только выражайтесь как-нибудь попроще. Все-таки здесь, в зале, — не одни мы с вами. Здесь сидит народ!

— Выходит, ежели народ, то ничего он и не понимает?

— Нет, народ-то понимает все! — расцвел в многозначительной и вместе с тем подобострастно-сладостной улыбке Клярус. — Все-все понимает. Но не надо действовать ему на нервы!

— Ладно, вам видней — вздохнул Яршая. — Я попробую. Не буду действовать на нервы — объясню, как понимаю. Есть система будущего и система прошлого. А настоящее — всего лишь логарифм, меняющий знак энтропии той системы, на какую обращен наш взгляд. Поэтому любое настоящее — вещь чисто информационная, не обладающая никакой энергией и не привязанная, стало быть, ко времени. И по большому счету, прошлое и будущее движутся синхронно друг навстречу другу, а не убегая друг от друга. Мы — там, где они сходятся. Близкое будущее мы можем рассчитать довольно достоверно, дальнее же — зыбко и туманно. Близкое прошлое мы помним хорошо, а дальнее — практически не помним совершенно. То есть — снова повторю — и будущее движется к нам, и прошлое накатывает на нас. Но нельзя сказать при этом, что мы сами движемся по временной шкале — она бесконечна, и любая точка на ней равноценна другой и годится, чтоб ее использовали в качестве начальной, базовой — того настоящего, из которого видно прошлое и будущее. Все — как бы настоящее, в действительности же его нет нигде. А это значит: для нас, для нашего настоящего, времени нет — оно неподвижно. Вот эта неподвижность и вибрирует, тем самым создавая иллюзорый ход Истории… Теперь я проще выразился — для народа?

— Вы поиздевайтесь мне, поиздевайтесь, — с раздраженьем буркнул Клярус. — Нет, чтобы покаяться, прощенья у народа попросить!..

— Меня народ ни в чем не обвинял, — нахмурясь, процедил Яршая. — Если бы не вы, он никогда бы и не знал…

— Зато теперь он знает все! — с надрывом отчеканил Клярус. — Все, что должен знать! И понимает — адекватно!

— Ну, уж коли так!.. — Яршая церемонно поклонился в темноту, разверзшуюся позади него. — Еще вопросы?

— А вы кончили — свое? Отговорились?

— Нет. Хотелось бы…

— Валяйте! — Клярус с искренним презрением махнул рукой. — В плюс это не запишется, но навредит вам — безусловно. Собственно, затем процесс и затевался… Надо, чтобы обвиняемые высказали все, что пожелают. Чтобы не было потом каких-то недомолвок, неувязок… Как говаривали прежде в образованных, порядочных кругах: «Раскройте карты, господа!» А суд потом уже решит…

— Благодарю, — Яршая коротко кивнул. — Тогда я вновь вернусь к тому, на чем остановился… Вся История, — он снова, будто бы ища ему лишь ведомой поддержки, глянул в темный зал, — подобно цельному живому организму, безусловно, существует, даже познаваема — и вместе с тем ее как будто нет… Мы ничего не сможем с точностью сказать о внутренней ее структуре, если будем ограничиваться лишь пытливым, величавым созерцанием извне, считая, что нам, людям, якобы и без того творящим свое прошлое, и этого довольно. Нет! Исповедуя такую тактику, мы не поймем и не увидим ничего. А ведь История в действительности очень много знает… Надо только верно задавать вопросы. А для этого необходимо — выкинув амбициозный вздор из головы и не боясь казаться простаками! — научиться задавать…