Atomic Heart. Предыстория «Предприятия 3826» - Харальд Хорф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Проведите нас туда! — приказал подполковник Кузнецов.
— Там электронный замок. — Сознание офицера охраны утратило связь с реальностью, ему казалось, что он разговаривает с кем-то из своего начальства. — Нужен доступ высокого уровня.
— У меня он есть, я посол Великобритании в СССР, — заявил подполковник Кузнецов. — Отведите меня к объекту, мы доставим его на территорию США.
— Сэр, да, сэр… — полупьяным голосом ответил офицер. — Следуйте за мной…
Отряд «Аргентум» покинул здание британского посольства через пятнадцать минут. К тому моменту разбитый «Стужей» замок заменили на точно такой же новый, и Плутоний, выходивший последним, аккуратно захлопнул за собой двери. Бойцы мгновенно растворились в переулках, ещё через минуту из одного из них выехал туристический автобус и укатил прочь.
— Операция завершена успешно! — Кузнецов вышел на связь с генералом, внимательно разглядывая отобранный у врагов Советского Союза термический сейф. — Объект не повреждён. Потерь среди личного состава нет. Потерь среди противника нет.
— Отлично сработано, Аргон! — похвалил генерал. — Что осталось у противника в плане информации о нападении?
— Особо ничего, — подполковник мстительно улыбнулся. — Все спят крепким сном и смотрят сюрреалистические сны. Когда проснутся, никто из них не сможет ничего вспомнить с уверенностью. Наших лиц никто не видел. Скрытые телекамеры мы отключили, плёнки с записью изъяли. Воспоминания после полимерного сна будут сумбурные и противоречивые. Все замки вскрыты доступом посла. Те, кто был на втором этаже, до сих пор не в курсе произошедшего. У противника не окажется никаких существенных сведений о произошедшем, товарищ генерал. Только досада и неприятное удивление. У них такие технологии появятся через полвека, если не позже. Им не останется ничего, кроме как сделать вид, будто ничего не произошло.
— Они получили по заслугам, — подвёл итог генерал. — Направляйтесь на аэродром, «Аргентум», Волшебник ждёт посылку. Вашу Блесну подвезут к самолёту через полчаса. Молодцы, мужики! Благодарю за службу!
— Служим Советскому Союзу! — отчеканил Кузнецов.
***
Несколько секунд Захаров молча смотрел в микроскоп, потом включил электронное увеличение, вывел изображение на большой монитор и вновь замер, не сводя взгляда с процесса клеточного синтеза.
— Невероятно… — негромко произнёс он и обернулся на Сеченова: — Как тебе это удалось? Все наши попытки были неудачными без каких-либо перспектив!
— Я воспользовался твоей идеей, — ответил Сеченов, — и взял за опытный образец вместо крысы нервную ткань крупного животного.
— Она ничего не меняет, — отмахнулся Харитон. — Я брал и собаку, и свинью, и даже мозг слона из алма-атинского зоопарка, там как раз умирала старая самка. Ничего не сработало.
— Это мозг серого кита, — улыбнулся Сеченов.
— Где ты его взял посреди Казахстана?! — опешил Захаров.
— Поручил Штокхаузену, — пожал плечами Сеченов. — Он заказал через Министерство рыбного хозяйства и добился того, чтобы мозг был у меня спустя десять часов после вылова кита. Насколько я понял, он отправил в район лова «Кондор», гружённый сухим льдом, и тот летал за китобойным судном неделю.
— Наш вездесущий Штокхаузен, для которого нет ничего невозможного, — подытожил Захаров. — Не самый лучший доктор наук, зато самый лучший администратор. Он выбрал для своей диссертации явно не ту область деятельности. Нам с ним повезло.
— Ещё как, — согласился Сеченов. — С его появлением в лабораторных отчётах наконец-то воцарился порядок. У нас громаднейшее предприятие, в научных комплексах которого ежедневно проводятся десятки опытов, но талантливых учёных тяготит необходимость фиксировать бесконечный ворох подробностей. В итоге мне постоянно приходилось связываться с тем или иным специалистом, чтобы выяснить у него мелкие детали, которые не разглядеть на видеозаписи, а в отчёте они не отражены, потому что все понадеялись на видео.
— Не напоминай! — отмахнулся Захаров. — Ненавижу рутину! И всю жизнь ею занимаюсь! Впрочем, теперь уже нет. Интересно, как Штокхаузену удалось всё предусмотреть? Предложенная им форма заполнения электронного лабораторного журнала идеальна! Учитывается абсолютно всё, а что не учитывается, добавляется новой графой одним касанием пальца! Почему никто до него не догадался поставить на это дело киберлаборанта, который просто фиксирует всё, что видит, разнося это по графам единой для всех формы документа? Когда я увидел весь процесс фиксации подробностей любой процедуры, предложенный Штокхаузеном, как сейчас помню, первой мыслью было: «Это же элементарно!» А ведь никто не додумался.
— Понятия не имею! — Сеченов пожал плечами. — Но теперь всё проходит втрое быстрее, потому что не надо записывать самому.
— Немецкая педантичность! — определил Захаров и вернулся к изображению клеточного синтеза, происходящего на экране. — Сколько китов теперь придётся выловить?
— Думаю, десяток, не больше, — ответил Сеченов. — Одиннадцатый образец будет уже полностью полимерным.
— Я не сомневался, что когда-нибудь ты решишь эту загадку, — заявил Харитон. — Но не ожидал, что это удастся сделать так быстро. — Он внимательно смотрел на экран: — Поверить не могу: он создаёт сам себя!
— Тут всё сложно, — покачал головой Сеченов. — Пока что он только воссоздаёт разрушенные нервные ткани кита. С этим ещё предстоит работать, но главная задача решена: полимер научился считывать ДНК и выстраивать из себя ткани согласно считанной информации. Фактически эта нервная ткань не умерла. Она сохраняет жизнь в полимерном растворе.
— При этом она полностью воспроизвела энцефалограмму мозга кита. — Захаров сверился с показаниями контрольных медицинских приборов. — Значит, что в теории мы можем настроить полимер на энцефалограмму человеческого мозга.
Харитон обернулся к Сеченову:
— Поздравляю, Дима! Ты всё-таки открыл нейрополимер!
— Пока это только трансформант, — возразил Сеченов, — но мы однозначно близки к финальной цели! На данный момент он лишь достраивает недостающие ткани носителя. Сам по себе нейрополимер не в состоянии построить ничего, кроме себя самого. Но я придал ему свойство вируса, с которых начинался наш самый первый реверсант, и научил его считывать ДНК носителя, а затем перестраивать себя согласно этому генетическому коду. И вот после этого, когда трансформант полностью перестроил себя по образцу и подобию носителя, он начинает достраивать клетки, необходимые для полноценного существования организма носителя, ставшего его собственным организмом! Но биологически теперь это уже не ткани носителя, это полимерные клетки! То есть это не искусственная форма жизни, это нейрополимерная бионическая конструкция-копия с возможностью самостоятельного ремонта и восстановления. Этакий псевдоискусственный организм. Я назвал этот процесс нейробионикой. Но в качестве официального термина, подлежащего обнародованию, предлагаю назвать это мимикрической адаптацией.
— Почему «мимикрической»? — нахмурился Захаров. — Мимикрия — это процесс маскировки под что-либо, то есть мимикрирующий объект становится похож на свою цель, при этом не меняя своих свойств и не становясь самой целью. А здесь у нас налицо полная трансформация себя в зависимости от ДНК носителя. Почему не назвать это адаптивной трансформацией?
— Потому что в нашем
