Сын соперника - Саймон Браун

Вернувшись в собственную палатку, Велан ощутил усталость, но его беспокойство по поводу грядущих дней заметно ослабло. Ривальдийский повар Намойи крутился вокруг тысяцкого, желая лично убедиться, что тот поужинал. Двое солдат стояли на страже у палатки Лаймока.

Велан поблагодарил повара и отпустил часовых. Он очень хотел остаться один – хотел, чтобы хоть на миг все в мире позабыли о его существовании. На короткое время, всего лишь на одну ночь, молодой офицер пожелал оказаться невидимкой.

Лаймок вышел из палатки, присел подле нее и начал поглощать ужин, приготовленный поваром. Удивительно, но он ощутил чудовищный приступ голода. Велан с удовольствием пересчитал бивачные костры и отметил, что сегодняшняя ночь очень теплая и влажная. Казалось, воздух в округе сгустился, но при этом стал чистым и прозрачным, а звезды выглядели острее и горели холоднее.

Глядя на небо, Лаймок узнал множество созвездий, которые видел еще в Ривальде, но там они находились в другой части небосвода. Пастух, Мать, Лошадь, Всадник… Когда он был еще мальчишкой, дед рассказывал всякие необычные истории о созвездиях, помогал ему запомнить их названия и подробности отношений друг с другом. Сейчас он с трудом мог припомнить несколько таких историй. Как жаль!…

– Молчите, – услышал Лаймок голос Квенион за своей спиной.

Он обернулся, посмотрел на девушку и, несмотря на предупреждение, громко потребовал объяснений.

– Принц Намойя спит, – быстро сказала Избранная. – Я должна быть у его ног, но я не могу спать рядом с ним. Во всяком случае, не сегодня.

Наступило долгое и тягостное молчание. Велан, который вернулся к своему ужину, уже подумал, что Квенион отправилась обратно в палатку своего господина, но тут девушка неожиданно сказала:

– Я долго наблюдала за вами. Видела, как вы смотрите на небо. Когда я была маленькой девочкой, тоже все время смотрела туда… Я не помню ни отца, ни матери, однако знаю, что у меня есть сестра, хотя память не сохранила ни ее имени, ни лица. Но зато помню ночи и все звезды… Каким же огромным тогда казался мне мир…

– Согласен, это странно: чем старше становишься, тем меньше делается мир вокруг. Однако я знаю, что это не вселенная уменьшается, это в нас слабнет воображение.

– Вы спросите, к чему я веду разговор… Я рассказываю вам все это, потому что считаю… уверена: вы поймете. У Намойи Кевлерена в его воображаемом мире не осталось места для меня. Однако осознание этого факта помогло раздвинуть границы моего мира.

Хэтти не покидала Соркро целый день. Полома очень беспокоился за служанку. Он пытался выгнать ее, но женщина ни в какую не желала уходить. Префекту ничего не оставалось, как только молча наблюдать за Хэтти. На некоторое время это принесло облегчение, так как ему не надо было смотреть на мать. Но ведь хрупкое тело, лежавшее на кровати, все равно больше не являлось его матерью. Лишь лицо ее осталось прежним…

Пройдет еще несколько часов – и наступит второй рассвет с тех пор, как она умерла. Тело матери положат на погребальный костер и подожгут. Дух Соркро соединится с духом Кидан, наполовину женщины, наполовину крокодила… И тогда Полома, последний из рода Мальвара, останется один.

Думая об этом, префект ощущал на своих плечах тяжелый груз ответственности, который казался ему неподъемным, но в то же время в каком-то смысле освобождал. Теперь он – единственный Мальвара, ему не нужно прислушиваться к тому, что сказала Соркро, что говорили его покойные отец и братья. Теперь все зависит только от него самого, нового Мудрейшего из рода Мальвара. Полома мог строить свою жизнь так, как хотел.

Префект видел, что с каждым днем все труднее и труднее было сдерживать скорбь внутри себя, не давая ей никакого выхода. Ему нравилось, как управляла семьей мать, нравились ее мудрость и знания, то, как она указывала ему путь – или наоборот, отговаривала от принятия того или иного решения.

Люди приходили весь день, коротко и уважительно соболезновали по поводу кончины матери, клали Поломе руку на плечо, надеясь придать лишнюю каплю стойкости, которая, несомненно, пригодится ему в дальнейшем…

В самом конце долгого дня, когда небо уже начало темнеть, появилась маленькая Эриот Флитвуд и встала рядом с префектом. Он почувствовал душевный подъем, подаренный ему дочерью жестянщика, прибывшей из-за Бушующего моря.

Когда девушка собралась уходить, то не положила руку на плечо Мальвары, а взяла ее в свою маленькую ладошку.

Глава 22

Опять холмы, разочарованно подумала Лерена.

Она ненавидела все эти спуски и подъемы по горам и пригоркам, когда паланкин трясся, будто в лихорадке, и норовил опрокинуться чуть ли не каждую секунду. К тому же носильщики уставали быстрее, чем на равнине, да и путь значительно замедлялся.

Учитывая все это, императрица приказала Уилдер идти пешком, когда склоны оказывались слишком крутыми.

Однако, призналась себе императрица, эти противные, по идее, холмы оказались на вид достаточно милыми: зеленые и аккуратные, словно умело сделанный задник на сцене королевского театра.

Лерене тут же очень захотелось посмотреть одну из пьес. Следовало приказать Кэшел Грейтейн поехать с ними, тогда бы спектакли для императрицы ставили каждую ночь… и вообще Кэшел могла тут собрать богатый материал для новой пьесы под названием «Завоевание Ривальда». Или, скажем, «Лерена правит миром». Короче, что-то в этом роде.

Нет, лучше императрица сама напишет пьесу, а Грейтейн ее поставит. По крайней мере в этом случае исторические факты не будут искажены, а из текста выпадут все ненужные персонажи. История получится гладкой и красивой.

Лерена не любила путаные сюжетные линии с множеством действующих лиц. При постановке подобных пьес сцена была сплошь заполнена людьми, словно действо происходило в паровом экипаже.

Императрица высунула голову наружу. Холмы так же далеки, как и раньше, солнце светит высоко, для привала еще слишком рано… Если бы она знала, что завоевание другой страны такая скучная вещь, то приказала бы устраивать по дороге различные увеселения.

Лерена решила пригласить к себе Паймера и Чиерму. Они приятные собеседники, хоть как-то можно будет убить время.

– Тащатся медленно, будто шайка подвыпившей солдатни, – произнес Аланд Терко, поднося к глазам подзорную трубу.

– Где их кавалерия? – спросил Крофт Харкер. Колонна вражеских солдат, вытянувшаяся в длинную цепь и напоминавшая прекрасную нитку жемчуга, еще не дошла до подножия холмов, у которых президент Комитета безопасности устроил засаду.