Обрести любимого - Бертрис Смолл

Воин поднял руку. Оттянув материю, скрывающую его лицо, он повернулся к приговоренному. Валентина не могла видеть его черты.

Тимур-хан испустил сдавленный крик, и его глаза расширились от ужаса.

— Ты! — прошипел он. — Не может быть! Не может быть!

Всадник молча поднял копье и вонзил его в грудь Тимур-хана.

— Нет! Не ты! Не ты! — прошептал Тимур-хан, а потом повалился назад мертвый, вцепившись в копье в тщетной попытке вытащить его.

Всадник натянул маску и исчез так же загадочно, как и появился.

Валентина смотрела на это, потрясенная. Кто был палачом Тимур-хана? Приговоренный узнал его. Ей казалось, что она видит страшный кошмарный сон.

Потом петли, на которых она висела, были перерезаны. Она упала бы, потому что ноги у нее подгибались, но ее подхватили сильные, знакомые руки. Оглянувшись, она увидела, что татарин по имени Кузала лежит на земле мертвый, из спины его торчит нож. Пока она смотрела на него, один из людей Давлет-хана наклонился над телом, небрежным жестом вытянул нож, вытер его об одежды мертвеца и сунул его в ножны на поясе.

Лорд Бурк содрогнулся при виде израненного и избитого тела своей любимой. Он и Мурроу измучились от переживаний за нее.

— Все будет в порядке, милая, — успокоил он ее, целуя в лоб. Он понес ее через лагерь туда, где была привязана группа лошадей. Плотно завернув в толстый плащ ее обнаженное тело, он как мог аккуратно посадил ее в седло.

— Мы должны подождать суда Великого хана над остальными, Вал, — объяснил он. Сев в седло позади нее, он направил лошадь в центр лагеря.

Из толпы женщин и детей выбежала Есуген. Упав на колени, она скорбно завыла, вцепившись в тело своего господина и пачкаясь его кровью.

Давлет-хан кивнул одному из своих подчиненных, который быстро вышел вперед, вытащил из-за пояса удавку и задушил несчастную рабыню.

— Ее первое чувство, — сказал сухо Великий хан. — Вторым ее чувством будет месть, потому что она любила его. Он повернулся к другому своему воину.

— Отруби голову моему брату. На этот раз Тимур-хан не избежал своего наказания, и я не позволю, чтобы о нем распространялись легенды. Четвертуйте его тело. Дайте каждую четверть одному из моих солдат. Каждый воин проедет десять лиг в разные стороны и избавится от части тела. Все четверти нужно отвезти в разные стороны света. Тело должно быть брошено на съедение волкам и стервятникам, если они захотят есть его. Похороните женщину и навалите груду камней над ее могилой, чтобы звери не могли раскопать ее. Она была верной женщиной и заслуживает такой чести.

Великий хан бросил взгляд на столпившихся женщин и детей.

— Вы будете поделены между моими людьми, но ни одна женщина не может быть разлучена со своими детьми. Девушки старше двенадцати лет должны считаться женщинами. Мальчиков от семи лет и старше отдадут в семьи из моего лагеря, чтобы из них выросли воины, верные нашему народу. Да будет сделано все, что я сказал!

Он дал знак мужчинам, и они поехали назад к себе в лагерь. Сидя позади Валентины, обняв ее руками, не давая ей упасть, Патрик чувствовал, как она дрожит, и сердце его сжималось.

— Все в порядке, Вал, — тихо сказал он.

Она повернула к нему свое прекрасное лицо, впервые прямо поглядев на него после своего спасения. Выражение ее глаз потрясло его.

— Я не уверена, что когда-нибудь стану прежней, Патрик, — сказала ему безжизненным голосом и отвернулась.

Лагерь Тимур-хана был сожжен дотла, потому что Великий хан не хотел брать ничего из того, что принадлежало его брату. Черная шелковая ночь окутала их, когда отряд Великого хана ехал по степи обратно домой. Взошла ослепительно белая четверть луны, отбрасывая более чем достаточно света, чтобы освещать местность, по которой они ехали. За их спиной догорало ярко-золотым пламенем последнее свидетельство существования Тимур-хана. Впереди них, оповещая об их приближении, ехала на пике голова полусумасшедшего предателя.

Для гирейских татар это было одновременно и концом старой жизни, и началом новой.

Глава 9

Борте Хатун не оплакивала своего старшего сына. Ее слезы по Тимур-хану уже давно были выплаканы. Вид его головы, насаженной на пику, принес ей облегчение. Больше угрозы исходить от него не могло.

Сейчас ее в основном тревожила Валентина, она была потрясена жестокостями, которые достались на долю молодой женщины, побывавшей во власти Тимур-хана в течение всего нескольких часов.

При первом взгляде на лицо англичанки Борте Хатун поняла, что та находится в шоке.

— Отнеси ее в мою юрту, — приказала она лорду Бурку. — Мои женщины и я позаботимся о ней.

Патрик осторожно внес Валентину внутрь и бережно положил ее на груду подушек. Она отвернулась от него.

Борте Хатун твердо, но одновременно любезно выпроводила его из юрты, опустив тяжелую парчовую занавеску, которая отделяла женскую половину юрты от мужской. Сняв толстый плащ, она ахнула, увидев тело Валентины. Только сегодня утром она осматривала это изумительное чистое тело, пытаясь найти родимое пятно, а сейчас тонкая кожа была исполосована следами от ударов кнута, обожжена лучами солнца и покрыта ссадинами и следами укусов.

— Дитя мое, вы должны сказать мне, — тихо сказала она. — Вас изнасиловали? Не нужно ложной скромности, потому что если это произошло, я могу предотвратить дальнейшие осложнения, которые могут сломать вашу жизнь. Вы понимаете?

Валентина кивнула.

— Нет, — прошептала она. — Они не изнасиловали меня. Тимур-хан собирался сделать это сегодня ночью, однако то, что они сделали со мной, было просто ужасно. Память об этом останется со мной на всю оставшуюся жизнь! — Потом, запинаясь, она рассказала Борте Хатун о пережитом кошмаре.

Когда она кончила. Борте Хатун сказала:

— Татары могут быть жестокими, дитя мое. Я знаю об этом. Когда много лет назад мою сестру и меня взяли в плен, нас заставили смотреть, как нашу мать насилуют люди моего мужа. Мы были вынуждены смотреть на это, чтобы, как нам сказали, мы поняли свою собственную участь. Когда они отпустили маму, она едва дышала из-за жестокого обращения с ней, поэтому они перерезали ей горло. Наш отец, сошедший с ума от этого зрелища, был обезглавлен на наших глазах. Этой же ночью мои сестры и я были изнасилованы мужчинами, которые должны были стать нашими мужьями. Нас насиловали вместе на глазах других мужчин, чтобы мы не подумали, что одну из нас выбрали, чтобы показать, что она нравится больше или что ее хотят оскорбить.

— К… как вы смогли полюбить человека, который сотворил с вами такое, мадам? — всхлипнула Валентина.

— Мне было пятнадцать лет, дитя. Моим сестрам было тринадцать и двенадцать. Когда ты молода, ты хочешь жить. Действительно, ты веришь, что будешь жить вечно! Сначала я ненавидела своего мужа. Мои воспоминания о случившемся с моей семьей, со мной, воспоминания о моем доме во Франции были всегда со мной. Когда я забеременела, я отказывалась верить, что у меня будет ребенок, до тех пор пока однажды не почувствовала, как во мне бьется другая жизнь. Ребенок был невиновен в грехе отца, и поэтому с того времени я стала меньше ненавидеть своего мужа. Хотя я часто задавала себе вопрос, не из-за моей ли ненависти к мужу стал таким отвратительным мой старший сын? Когда ненависть перестала быть смыслом моего существования, я вдруг посмотрела вокруг себя. Я быстро поняла, что образ жизни татар и в самом деле отличается от французского образа жизни. Они дурно обошлись с моими родителями и убили их, потому что таков был их образ жизни.