Слуги света, воины тьмы - Эрик Ниланд

Они плакали, умоляли, обещали никогда снова не разбрасывать свои вещи, но с таким же успехом можно было умолять солнце не уходить за горизонт.

Добились они только одного: бабушка сказала им, чтобы в следующий раз они «вели себя лучше».

Единственным исключением из правила номер шестнадцать были книги. Книги не выбрасывались никогда — если только не лежали в неположенных местах. Если такое происходило, бабушка их забирала и потом подолгу хранила у себя в кабинете. Где-то там лежали «Маленькие женщины» Луизы Мэй Элкотт и «О всех созданиях — больших и малых» Джеймса Хэрриота, отнятые у Фионы и Элиота, когда им было по семь лет.

Кстати о том, чего не хватало… Где Элиот? Ведь он обещал быть рядом — на случай, если понадобится.

Сейчас Фиона готова была поговорить с кем угодно, даже с братом.

Она обвела взглядом коридор. Казалось, в квартире пусто. Правда, из кухни доносился запах пригоревшей пищи. Фиона догадалась, что Си готовит специально для нее свой знаменитый куриный суп — с обуглившимися кусочками куриной кожи и прочими прелестями.

А Элиот, наверное, где-нибудь засел со своей скрипкой или той ужасной книжкой. Вполне в его духе.

Но раздражение Фионы как рукой сняло, когда она стала гадать, не случилось ли еще чего-нибудь. Может быть, Сенат уже успел назначить новое испытание, и Элиот, как полный идиот, отправился выполнять задание один?

Нет, даже он не мог поступить так глупо.

А что, если Сенату не понравилось, как они прошло последнее испытание? Вдруг они решили допросить Элиота и увезли его?

Фиона с кристальной ясностью вспомнила все, что им пришлось пережить во время последнего испытания. Она вновь пережила эти ужасные мгновения — когда прижала к груди Миллхауса туго натянутую резинку, увидела, как мерцающая линия рассекла грязную синюю ткань, мышцы, кости и вышла с другой стороны.

Но ничего не почувствовала. Фиона помнила, как плакала ночью, жалея Миллхауса, страдая из-за всего, что Сенат заставил ее пережить, но сегодня утром она не испытывала ни малейшего сожаления.

Девочка сделала вдох и заставила себя сосредоточиться на том, что происходило в настоящий момент.

Скорее всего, Элиот ушел на работу. Вряд ли бабушка позволила ему сегодня остаться дома. Ее драгоценная рабочая этика требовала, чтобы они ходили на работу всегда, за исключением случаев, когда температура у них поднималась до ста четырех градусов по Фаренгейту (правда, ни у нее, ни у Элиота ни разу не бывало такой высокой температуры).[84]

Фиона остановилась. Что-то здесь не то.

Бабушка не заставила ее пойти на работу. Означало ли это, что Фиона по-настоящему заболела? Но помимо пустоты, которую она ощущала внутри, с ней все было в порядке.

Фиона подошла к двери комнаты Элиота и постучала. Ответа не последовало, поэтому она вошла.

Элиота не было, не было и его брезентового рюкзака.

Фиона мгновенно почувствовала перемены в комнате брата — совсем как на картинках, где нужно было найти различия.

И она поняла, в чем дело. На полке появилась новая книга — толстый том в грубом сером кожаном переплете. Книга смотрелась настолько не на месте, словно была отмечена красными огоньками сигнализации. Та самая «Mythica Improbiba», которую Элиот нашел в подвале.

Фиона сказала ему, чтобы он ее там и оставил. Если бабушка найдет эту книгу здесь, что она сделает? Заберет книгу? Накажет их? Ну и что?

Может быть, Элиот прав, взбунтовавшись и решив хранить книгу в своей комнате. Возможно, он также правильно поступил, сделав это втайне от нее. Брат оказался хитрее, чем думала Фиона, и она почти восхитилась им.

Фиона подошла к книжному шкафу. При виде загадочного фолианта у нее по коже опять побежали мурашки. Она чувствовала излучаемое книгой притяжение, но при этом от толстого тома исходили также волны отталкивания. Фолиант словно был магнитом, который не мог решить, какая у него полярность — положительная или отрицательная.

Фиона закрыла дверь комнаты брата и вернулась к шкафу. Провела кончиком пальца по корешку книги и ощутила покалывание. Это напомнило ей о том дне, когда она впервые прикоснулась к коробке конфет в форме сердечка.

Что, если эта книга тоже представляет собой ловушку?

Если да, то Фиона знала, как с ней следует обойтись. Несколько разрезов — и книга превратится в кучку конфетти.

Она сняла книгу с полки и села с ней на кровать Элиота, скрестив ноги по-турецки. Открыла и начала перелистывать прекрасно сохранившиеся пергаментные страницы. По всей видимости, книга появилась на свет в пятнадцатом веке, если не раньше. Может быть, намного раньше. Такие старинные книги были исключительно редки, и, несмотря на отвращение, Фиона обращалась с ней почтительно.

Попадались страницы на древнегреческом языке, арабском, латыни, а порой встречались примитивные пиктограммы, значение которых Фиона не понимала. Книга производила очень странное впечатление. Словно была не связным повествованием, а чем-то вроде журнала.

Фиона обратила внимание на обрывок бумаги, которым была заложена одна из страниц. Она открыла книгу в этом месте и увидела средневековую гравюру с изображением чудовища, протыкающего вилами перепуганных крестьян. Подпись гласила, что это дьявол.

Видимо, Элиот пытался изучить отцовскую линию семейства. Фионе стало тревожно, но все же она порадовалась тому, что брат что-то узнал и об этих родственниках. Ведь они тоже могли появиться на сцене событий.

Разглядывая картинку, она брезгливо сморщила нос.

Такое не могло происходить в действительности. И дьяволы, скорее всего, так не выглядели, изображение было искаженным, и существовали ли дьяволы вообще?

Фиона обнаружила еще одну закладку и открыла книгу на новой странице.

Там излагалась история викингов в Новом Свете. Примитивные рисунки изображали героические сражения, индейцев и русалок. Похоже, ее брат опять погрузился в фантазии.

Фиона продолжила листать книгу. Карты звездного неба, длинные абзацы, набранные мелким шрифтом. В итоге она добралась до цветных иллюстраций. На очередной странице, украшенной красной с золотом филигранью, была изображена обнаженная женщина в окружении лесных зверей — медведей, волков, лис, белок и зайцев, ястребов и филинов. Женщина протягивала руки к зверям, а они обнюхивали ее. Казалось, она их благословляет.

Фиона недавно видела подобный жест. Попыталась вспомнить где, но не смогла.

Она перевела текст, написанный по-латыни на обороте цветной вкладки:

«Природа помазывает лесных зверей, одаряет их острыми когтями, чуткими носами и ушами, зоркими глазами и поцелуем зимней спячки».

Фиона включила настольную лампу на тумбочке рядом с кроватью Элиота, и цветная вкладка заиграла яркими цветами и заблистала золотом. Лицо Природы ожило. Это была тетя Даллас.

Фиона поспешно захлопнула книгу. Одно дело смотреть на красивую иллюстрацию с изображением обнаженной женщины. Совсем другое — видеть перед собой изображение собственной обнаженной тети, в которой угадывается сходство с тобой, но при этом твоя внешность остается такой, какой была, — словом, внешностью пятнадцатилетней девочки-подростка, только-только переступившей черту полового созревания.

Фиона скрестила руки на груди, прижала к себе книгу. Она чувствовала, как ее щеки пылают лихорадочным румянцем.

Это же просто картинка. Художник мог как угодно приукрасить свою модель.

Фиона снова открыла книгу и на этот раз сосредоточилась на тексте. В нем излагалась история Природы, рассказывалось о ее приключениях в Лесу теней. Она помогала зверям обманывать охотников. Кроме того, она встречалась с лесником, рыбаком, кузнецом, и, похоже, все они были в нее влюблены. А еще у них с ней… Эти абзацы Фиона прочитала особо внимательно. Прежде ей такие латинские слова не встречались.

Однако смысл был понятен. Тетя Даллас, судя по изложенной в книге истории, занималась сексом. Очень часто.

Фиона перевернула страницу, чтобы узнать, к чему это все приведет. Перед ней предстала еще одна цветная иллюстрация. Даллас и тетя Лючия танцевали около майского шеста.

На полях на древнегреческом языке от руки было написано следующее:

Друг другу на смену грядут три сестры —Клото, Лахезис, Атропос.Первые две желанны для всех,третьей же — Смерти — страшатся.[85]

При упоминании о Смерти руки Фионы покрылись пупырышками.

Лахезис. Это имя звучало немного похоже на имя Лючия.

Клото? А вот это имя было совсем не похоже на Даллас, но когда бабушка знакомила их с теткой, она назвала ее «тетя Клодия», а потом Даллас попросила ее так не называть.