РазNообразный Наполеон - Мурат Магометович Куриев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Незадолго до своей отставки де Голль поссорился с Помпиду, что не помешало последнему стать преемником генерала и верным продолжателем «дела де Голля». Не без некоторых особенностей, однако в целом Помпиду – наследник де Голля.
И от плана отметить двухсотлетие со дня рождения Наполеона масштабно новый президент не отказался. Сорок только основных мероприятий! Еще множество акций на местах. Настоящий «год Наполеона»! Начался, по иронии судьбы, 28 апреля 1969-го, в тот самый день, когда де Голль объявил о своем уходе. Закончился в декабре перенесением останков сына Наполеона из часовни в крипту.
Много всего, но главное, конечно, две речи Помпиду. Первая официальная поездка президента на Корсику. 15 августа 1969 года, в день рождения Наполеона, в Аяччо, Помпиду дважды говорит об императоре. Сначала – в мэрии, потом – на площади Шарля де Голля, перед статуей Наполеона и его братьев. Все, все символично…
Жорж Помпиду любил напоминать о своем «крестьянском происхождении», был прост в общении и частенько обсуждал с поварами Елисейского дворца рецепты блюд. Близок к народу, в отличие от того же Голля. При этом Помпиду – блестящий филолог, знаток и покровитель искусства. И очень дальновидный политик. Он знал, что и как говорить о Наполеоне. Он сказал. Собравшаяся на площади в Аяччо огромная толпа – услышала.
«За несколько лет, почти за несколько месяцев, первый консул создал современное французское государство». Президент ясно дал понять, что Наполеон для него – не только человек Революции, но и человек порядка и государственной власти.
Помпиду – филолог. Он знал толк в цитатах и умело их использовал. Вы считаете, что Наполеон «отобрал свободу»? Вам ответит сам император.
«Люди, упрекающие меня в том, что я не дал французам достаточно свободы, забывают, что в 1804-м, когда я надел на голову корону, девяносто семь французов из ста не умели читать и знали только свободу безумия».
Помпиду говорил о Наполеоне и – вместе с ним. В конце, как и положено, про величие.
«Гений Наполеона определяет нашу историю и предвосхищает будущее Европы. Это ему мы обязаны учреждениями, которые и сегодня, претерпев неизбежные изменения, составляют основу нашего государства. Это ему французы обязаны национальным единством… Наша слава принадлежит только Франции, и нет имени более славного, чем имя Наполеона. Выйдя из ниоткуда, преодолев все, он стал всем».
Вот так. Все поняли, кто для Помпиду главный национальный герой. Это было в последний раз… В последний раз президент Франции в публичном выступлении фактически признался в любви к Наполеону. Сказал, что «Наполеон – наше все». Наступали другие времена… Времена, начало которых приблизил сам Помпиду.
…Из-за этого они и поссорились с де Голлем. В мае 1968-го генерал не хотел «разговаривать» со студентами, а Помпиду – поговорил. Он бывший преподаватель Сорбонны, он умел общаться с молодежью. Он говорил и договорился. И со студентами, и с профсоюзами. Помпиду приобрел популярность, что не понравилось де Голлю. Дружбе конец, а о том, что закончилась одна эпоха и началась другая, Помпиду и сам еще не знал.
Он будет одним из самых успешных президентов в истории Франции, при нем в стране начнется мощный подъем, произойдет модернизация экономики. Однако и идеи, и общественное сознание тоже обновятся. Можно сказать – радикально.
Ну какой из Наполеона герой для бунтарей из Сорбонны?! Из Сорбонны, в которой в 1969-м нет ни одной кафедры, специализирующейся на истории Консульства и Империи. Спасибо Жану Тюлару, он хоть и разоблачит «миф о спасителе», но наполеоноведение – спасет.
А студенты… Студенты подрастут. Некоторые даже будут стесняться того, что в их комнатах когда-то висели портреты Мао и Пол Пота. Кто-то и де Голля «простит». Но чувства по отношению к Наполеону останутся прежними. Левые интеллектуалы сформируют другую моду. На ненависть к императору.
«Золотая» легенда практически исчезнет, а «черная», напротив, расцветет. Начинается «эпоха большой нелюбви»? По сути, да. С середины 70-х годов и в школах, и в университетах Наполеона изучают очень мало. О том, чтобы им «гордиться», речи вообще не идет. Чем дальше – тем хуже. Для Наполеона.
Государственная политика? Помпиду действительно последний, кто призывал никогда не забывать о том, что именно Наполеон – создатель современного французского государства. Его преемники если и упоминают об этом, то либо осторожно, либо с оговорками. Многое, конечно, зависит и от личного отношения.
Валери Жискар д’Эстен, например, президент Франции с 1974 по 1981 год, никогда не говорил публично о своей страсти к Наполеону и не считался его «восторженным почитателем». Однако поддержал решение Министерства культуры устроить в залах Людовика XV в Фонтенбло музей Наполеона и его семьи. А уже выйдя в отставку, д’Эстен вообще сделал нечто, как минимум необычное для президента.
Написал книгу «Победа Великой армии», роман-утопию. Наполеон уходит из Москвы на месяц раньше, чем было в реальности, и… Захотите – прочитайте. Ее перевели на русский язык, сам д’Эстен приезжал презентовать ее в Москву, где признавался в любви к Толстому и ко всему русскому.
А в одном из интервью во Франции д’Эстен завил, что книгу он написал «от скуки». Скука, конечно, стимул мощный. Однако что-то же сподвигло президента заняться темой Наполеона? Критики считают, что он хотел представить миру свой «идеал императора». Пацифиста и европейца. А кто-то полагает, что д’Эстен тайно восхищался Наполеоном.
Где здесь истина? Не так уж и важно. По-настоящему важно лишь то, что президентство д’Эстена – некая точка отсчета. Политики начинают говорить о Наполеоне крайне осторожно. И по возможности – меньше. Личные пристрастия никто не отменяет, но тенденция очевидная.
На посту президента д’Эстена сменяет Франсуа Миттеран. Социалист, убежденный республиканец. Уж он-то обязан высказаться со всей определенностью! Нет.
Миттеран и человек умный, и политик на редкость одаренный. Каким-то удивительным образом ему удалось быть и противником, и последователем де Голля. Он объединялся с коммунистами в тактических целях и при этом говорил соратникам: «Однажды французы поблагодарят меня за то, что я избавил их от коммунистической партии». Немного похоже на «бонапартизм» в его классическом понимании, не так ли?
О самом Бонапарте Миттеран предпочитал просто не вспоминать. Он вообще по возможности дистанцировался от «исторических параллелей». И тем не менее сам сравнений с Наполеоном не избежал! А придуманная французским актером Патриком Себастьеном
