Маленький Бобеш - Йозеф Плева

Но на этом мысли Бобеша оборвались. Его внимание привлекла высокая, статная, довольно толстая дама, которая шумно вошла в комнату и громко поздоровалась. Отвечая на ее приветствие, Якубец повернул голову от машинки и слегка кивнул. Зато Якубцова тотчас же предложила гостье стул и даже сначала обмахнула его фартуком.

Гонзик подсел к Бобешу на лавку и наклонился к его уху: «Это наша квартирная хозяйка. Отец готов эту бабу спустить с лестницы».

Бобеш поразился, какая у гостьи была особенная, замысловатая прическа: скоком на лбу и высоким пучком наверху. А глаза у нее были маленькие, как булавочки.

Якубец перестал шить, поднялся, подал хозяйке руку, спросил, что хорошего она, ему принесла, и тут же озабоченно посмотрел на сверток, лежавший у нее на коленях.

Хозяйка встала, подошла к доске, своей толстой рукой отодвинула раскроенный материал в сторону и распаковала сверток., В нем был темно-синий шерстяной материал. Якубец хмурился все больше и больше. Казалось, что этот синий материал ему совеем не нравился. Зато у хозяйки глазки теперь уже горели огнем, она похлопывала ладонью по материалу и приговаривала:

— Ну как, господин мастер, вам нравится этот материален? Вот будет костюмчик!.. Густа, вы знаете, что это будет? Мы хотим сделать рождественский подарок нашему Карлику. Надеюсь, господин мастер, вы оцените наше доверие и почтете за честь подготовить этот подарок к рождеству. Теперь вы видите, как мы вас ценим. Но и вы должны сделать все как следует.

Якубец хотел остановить красноречие домохозяйки и начал:

— К рождеству это, пани…

Но хозяйка не обратила ни малейшего внимания на его слова и продолжала:

— Карлушина мерка у вас есть. Брючки вы сделайте ему длинные, пиджачок присобранный, с матросским воротничком. Пуговицы и отделка лежат вот в этом мешочке. Я все уже приготовила, чтобы не затруднять вас. И подкладка здесь. Только смотрите, чтобы к рождеству было все уже хорошенько сделано… Значит, господин мастер, вы завтра же принимайтесь за дело. Не работа, а одно удовольствие шить из такого замечательного материала! Не правда ли? Ведь это у вас не так часто бывает.

Бобеш все больше удивлялся, как эта женщина быстро и громко говорит. Ему все казалось, что у нее не хватит дыхания.

Лицо у Якубца становилось все более и более мрачным. Он несколько раз пытался перебить ее, но ему никак не удавалось сказать больше, чем: «Разрешите, пани, я…»

Его слова тонули в стремительном потоке ее речи. Хозяйка их просто не замечала. Она слишком ясно давала понять, что теперь говорит она. И наконец она замолчала, в предвкушении, как портной будет удивляться ее прекрасному материалу, будет хвалить его… Но Якубец твердил все свое:

— Разрешите, пани, вам сказать, что до праздников…

— Я знаю, — перебила его снова хозяйка. — Да-да, это именно должно быть до праздников, само собою разумеется. Ведь я знаю, что вы для нас постараетесь. Материалу я купила на четверть метра больше, и вы, господин мастер, должны раскроить так, чтобы Карлуше вышла еще шапочка и запасец кое-какой остался на случай переделки. Вы ведь знаете, Карлуша растет, скоро придется отпускать, так что вы сделайте…

— Пани, разрешите, я вам объясню…

— Да, и побольше запаса в швах, — не дала перебить себя хозяйка. — Не так, господин мастер, как в прошлый раз. Вы слишком мало тогда припустили и лоскутов вернули нам маловато…

— До рождества готово не будет, — сказал наконец коротко и ясно Якубец.

Эта фраза хозяйку так ошеломила, что потом Якубец мог уже спокойно продолжать:

— Да, до рождества я вам, пани, ни за какие деньги ничего сделать не могу. Посмотрите вот на эту кучу материала. Это всё карнавальные костюмы, и они должны быть готовы до рождества. Если я эту работу не успею выполнить, мне не на что будет жить.

— Что? — выпалила хозяйка, и несколько секунд она еще хватала ртом воздух, словно у нее прервалось дыхание. — Что? Для нас вы не можете… Ведь до рождества еще целых две недели!

— Именно потому, что осталось только две недели. За две недели я едва успею сделать то, что взял уже раньше. И то я должен буду сидеть по ночам. С удовольствием я вам все, пани, сделаю, только после рождества. До рождества никак не смогу.

Хозяйка встала, уперлась руками в бока и немного подалась вперед:

— Вот это здорово! Вы заставили меня так долго все объяснять, а потом отказали! Вы что же, не могли сказать раньше, что для нас у вас нет времени? Ничего себе подарочек! И это все, чего мы от вас дождались за свою доброту? Если мы ждем по полгода, когда вы заплатите нам за квартиру, это хорошо. А когда мы вас о чем-нибудь попросим, у вас вдруг не оказывается для нас времени. Пан Якубец, подумайте хорошенько!

— Пани, я говорю вам честно. Если я возьму ваш костюмчик, я должен буду все остальное бросить. И, как я уже сказал, я не сумею сдать все эти карнавальные костюмы, не получу никакого жалованья. А я живу только этим. Вы должны меня понять. Мне действительно жаль, что я не могу… До рождества никак.

Хозяйка сделала еще полшага к портному:

— Так вы платите за нашу доброту? Разве где-нибудь вы достанете такую квартиру за такие гроши? Ведь мы сдаем вам ее только по доброте душевной, потому что знаем, какие вы нищие.

У Якубца надулись на лбу и на шее желваки, и лицо покрылось красными пятнами. Он выпрямился, засунул пальцы за ремень брюк и сказал твердо:

— Хватит, хозяйка! Обижать вы нас не имеете права. Мы не какие-нибудь нищие, которые живут одной вашей милостью. Мы честно вам платим и честно кормимся. И за эти самые деньги, которые я вам плачу за квартиру, — за эти самые деньги я такую квартиру достану везде. И что я вам только не перешивал и не перекраивал! И все только для того, чтобы оставаться с вами в хороших отношениях. Я ведь никогда с вас гроша не брал — и скажу прямо, — потому что я знаю, какая вы…

— Что? Вы еще пытаетесь меня упрекать? Говорите, будто бы делаете нам что-то задаром? А если ваша жена приходит к нам, в наш магазин, и я даю ей лишние кости на суп? Или не смотрю на весы, когда переходят какие-нибудь сто граммов? Или отдаю ей потроха, а порой и кусок колбасы? Так это что, по-вашему, ничего не стоит? Стыдитесь! Задаром вы на нас никогда не работали.

Пан Якубец провел пальцем по ремню, и лицо его, снова теперь побледневшее, передернулось.

— Ну хорошо. Как вы мне, так и я вам. Так знайте правду. Потроха, что вы нам дали — это было накануне праздников, — ели мы с женой. Так вот от этих самых потрохов у нас испортился желудок. Целую неделю мы потом болели. К счастью, наш сын был на каникулах у бабушки, а то, возможно, так и остался бы калекой. Сколько одному доктору мне пришлось платить! Так что нам эти ваши потроха обошлись слишком дорого. Ничего я вам никогда не говорил, все терпел, чтобы оставаться с вами в хороших отношениях. Жена меня всегда просила, чтобы я молчал. Вы эти потроха не рискнули продать, потому что они были испорчены. Вот и получили мы подарочек…

Хозяйка на этот раз сделала еще шаг вперед и так стукнула кулаком по доске, что тяжелый утюг подпрыгнул.

— Ну, с меня хватит! Вы еще осмеливаетесь клеветать на наш товар! Кто знает, от чего у вас испортились желудки?

Тогда в разговор вмешалась пани Якубцова:

— Я вам скажу правду. Доктор тогда сам установил, что это отравление потрохами. И я верно просила мужа ничего вам об этом не говорить.

Якубец воскликнул:

— Сущая правда! Знаем мы таких филантропов!

Бобеш с Гонзиком следили за всем этим разговором с таким напряжением, что забыли закрыть рты и почти не дышали.

Хозяйка опять стукнула кулаком по столу и закричала:

— Послушайте, что вы себе позволяете? Это уже переходит всякие границы. Вы сейчас говорите, как какой-нибудь, простите меня, социалист. Ну да, теперь всюду одни забастовки, бунты, лишь бы ничего не делать и побольше жрать! Да, и отнять все у тех, кто свое имущество честно заработал и скопил. Может быть, вы тоже социалист? Я поверю, охотно поверю…

И вдруг Якубец топнул ногой так, что пол задрожал, а хозяйка испуганно отступила к дверям.

— Ну, так знайте, милостивая пани, раз уж вы так боитесь социалистов: я и на самом деле социалист. Да-да, я социалист! И теперь, я думаю, между нами уже навсегда будет ясность. А почему я социалист? Потому что я убедился, что никто на свете не может разбогатеть сам, своим честным трудом. Так же точно и вы не могли разбогатеть. Так. И теперь вы всё знаете.

После этих слов Якубца хозяйка зашаталась и упала на стул так стремительно, что стул даже затрещал. Задрожал шкаф с посудой, зазвенели чашки и стаканы в шкафу. И, едва опустившись на стул, она возвела к небу руки и завопила:

— Господи, боже мой! Мы змею на груди пригрели! В нашем доме социалист!

Пани Якубцова, которая все еще сохраняла спокойствие и трезвость рассудка, подошла к домохозяйке:.