Маленький Бобеш - Йозеф Плева

— Господи, боже мой! Мы змею на груди пригрели! В нашем доме социалист!

Пани Якубцова, которая все еще сохраняла спокойствие и трезвость рассудка, подошла к домохозяйке:.

— Он — мой муж, я же его знаю… ну какой он социалист… Он возбужден и говорит…

— Я знаю, что говорю! — начал снова Якубец. — Именно потому, что-я хочу жить как человек, а не, как раб, я и должен был стать социалистом.

Это заявление подействовало на хозяйку так, что она просто соскочила со стула, схватила свой синий материал, быстренько завернула его в бумагу, кинулась к двери и оттуда уже стала угрожать:

— Вы об этом еще пожалеете! Мы не потерпим, чтобы в нашем доме жил социалист! Немедленно убирайтесь с квартиры! Чтоб с первого числа духу вашего не было! И теперь на самом деле между нами все выяснено.

Хозяйка вылетела на улицу. Она так хлопнула дверью, что отвалился кусок штукатурки и на полке подскочили горшки.

Разгневанный Якубец побежал было за хозяйкой, но жена преградила ему путь и стала просить его опомниться и успокоиться. Она уговаривала его:

— Ты подумай только, кто такой мясник и колбасник Ранда и кто ты! У него дом на рынке да два на нашей улице. Он и в городском совете заседает. И может накликать беду на всю нашу семью…

Якубец молчал, взволнованно ходил по комнате и несколько раз без причины поддал ногой стул. Потом остановился у стола, взял тяжелый утюг и ударил им изо всей силы по доске — словно удар грома раздался.

— Какое нахальство! Меня, честного человека, будет оскорблять всякая…

— Вацлав! — кинулась к нему жена и взяла его за руку. — Ну выкинь ты это из головы! И перестань, хватит!

Бобеш и Гонзик даже подскочили — так испугались они этого удара утюгом. Когда пани Якубцова увидела их испуганные лица, она сказала мужу.

— Посмотри, ведь здесь дети. Не волнуй хотя бы их, Вацлав.

Якубец глубоко вздохнул.

— Ну, я сказал ей все, надеюсь, как полагается. Совершенно ясно. Баба прокля… Я знаю, конечно, она как смерти боится социалистов, потому что социалисты раз и навсегда положат конец ее воровству.

Потом Якубец снова взял штаны Бобеша и уже спокойно сел к швейной машинке.

В углу Гонзик шептал все еще перепуганному Бобешу:

— Теперь ты видел, как наш отец может разбушеваться? Господи, вот это был цирк, с этой бабой, правда? А вот однажды…

Но Гонзик не договорил, потому что в дверях снова раздался звонок.

— Это она теперь послала хозяина. Пусть только войдет! Вылетит отсюда, как и она. Гонзик, поди открой! — приказал отец.

Бобеш сидел как на иголках. Больше всего он хотел бы оказаться уже дома. На улице совсем стемнело, и он забеспокоился, не хватились ли его. Когда открылись двери, Бобеш затаил дыхание. Но вслед за Гонзиком вошел… дедушка. Якубец быстро поднялся от своей машинки и пошел навстречу дедушке. Увидев Бобеша, дедушка воскликнул:

— И ты здесь, озорник! А мы-то его уже обыскались… Ух, я никак не отдышусь от этих ступенек! Бобеш, Бобеш, разве ты не знаешь, когда тебе надо приходить домой? А? Как это меня еще надоумило зайти сюда! Как это я еще сообразил, что ты скорее всего где-нибудь вместе с Гонзиком!..

Якубец засмеялся и сказал дедушке:

— Бобеш рад бы пойти домой, да, понимаете ли, никак не может. Не может… Посмотрите-ка, дедушка, ведь он сидит у нас без штанов…

— Ей-богу? Что же ты наделал? Что…

— Ну, катались они где-то с нашим парнем по горам, и бог знает, как это получилось, а пришел он с разорванной сверху донизу штаниной… Надо утешаться тем, что хоть ноги целы.

— Это конечно. Беда в том, что дома все перепуганы, куда парень девался. На улице темным-темно, а ребенка все нет.

— Снимите пальто, дедушка, и минуточку посидите у нас, — предложила пани Якубцова.

— Нет, и садиться не буду и пальто снимать не буду. Я должен пойти домой сказать, чтобы его больше не искали. Ведь вы, наверное, еще не скоро закончите, пан Якубец?

— Через полчасика. Вы могли бы все-таки подождать. Так давно у нас не были! Мы уж думали, гадали, не обижены ли вы за что-нибудь на нас.

— Да что вы! Все какая-нибудь работа, забота или неприятности. Теперь…

— Дедушка, а что, отец с матерью на меня сердятся? — спросил Бобеш.

— Боишься? Ну ладно, я уж как-нибудь замолвлю словечко за тебя.

— Да как это мне раньше в голову не пришло? — стукнул себя по лбу пан Якубец. — Гонзик, оденься-ка и сбегай сейчас же к Яноушам. Скажи им, что Бобеш здесь, у нас, и дедушка здесь, чтобы они не беспокоились. Ну, беги скорей! А вы, дедушка, можете спокойно теперь оставаться.

— Гонзик, — схватил его за рукав Бобеш, — ты только о штанах ничего не говори.

— Не бойся. Я скажу, что ты зашел к нам, потому что замерз.

Когда Гонзик ушел, дедушка сел на стул, где только что сидела домохозяйка.

— Теперь Гонзик мог бы от вас уже вернуться, если бы я сразу сообразил послать его. Но человек бывает такой… такой… просто не в себе. Верите ли, дедушка, я сейчас никак не могу собраться с мыслями. Я только что так возмутился… Думал, что меня просто удар хватит.

— А что такое у вас случилось? — с интересом спросил дедушка.

— Да вот пришла сюда наша квартирохозяйка, милостивая пани Рандова, колбасница с рынка. Пришла, чтобы я ее сыну костюмчик сшил к празднику. Ну, а я сказал, что не могу. И, как только я отказал, она видите ли, вознегодовала. А затем возмутился и я. И наконец она меня так допекла, что я ей высказал все, что о ней думаю. А результат таков, что из этой квартиры мы должны еще до первого выселяться.

— Да не может быть! Серьезно? — искренне удивился дедушка.

И Якубец рассказал ему все, как было.

Глава 52 МИТИНГ

В понедельник Бобеш с Гонзиком договорились пойти после школы кататься на лыжах, сделать новый мостик и упражняться в прыжках с трамплина. После обеденного перерыва у них был только один урок. Но темнело зимой рано, в четыре часа, и поэтому мальчики сразу же, как только учитель разрешил идти домой, выбежали на улицу.

Им нужно было пройти через большую площадь. Ребята быстро добежали до нее — Гонзик впереди шагов на двадцать, Бобеш сзади. Вдруг Гонзик остановился и закричал:

— Бобеш, Бобеш, посмотри-ка, что такое на рынке? Там полно людей. Что это происходит?

Площадь была полна. Больше всего людей собралось около каменного фонтана, в середине которого возвышалась скульптура какого-то средневекового рыцаря. На гранитном барьере фонтана стоял человек и говорил речь. Даже сюда доносились обрывки его слов, но понять ничего было невозможно.

— Людвиг, Людвиг! — окликнул Гонзик мальчика постарше, бежавшего по тротуару.

Мальчик остановился, и Гонзик спросил его:

— Ты не знаешь, что такое происходит на рынке?

— Митинг против Дакснера.

— Митинг?

Бобеш слышал это слово впервые.

— Гонзик, пойдем к костелу, поднимемся там на лестницу. Оттуда нам видна будет и вся площадь и фонтан.

Ребята побежали к костелу. Оттуда действительно открывался прекрасный вид на площадь. Ребята слышали, как весь народ, собравшийся на площади, время от времени скандировал: «Пра-виль-но!», или: «По-зор! По-зор!»

Мужчина, который только что ораторствовал у фонтана, теперь закончил свою речь и спрыгнул под громкие аплодисменты собравшихся. На гранитный барьер тотчас же вскочил другой оратор, и, когда он обернулся лицом к костелу, Бобеш воскликнул:

— Да это же отец!

Это и правда был отец Бобеша. Сначала ребята ничего не могли расслышать. Но, когда шум в толпе утихал, слышно было все до единого слова.

— Да, дорогие друзья, по отношению к людям была допущена большая несправедливость. Все рабочие, которых фабрикант Дакснер сегодня выбросил на мостовую, не получат ни одного геллера пособия.

Толпа зашумела, и раздались крики: «Позор!» Отец продолжал:

— Эти люди жили только на то, что они зарабатывали. Кормились, как говорится, своими руками. А знаете, что сказал нам фабрикант Дакснер, когда мы пришли к нему просить о возвращении наших товарищей обратно на работу, хотя бы даже и за более низкое жалованье? Так вот слушайте. Мы обращали внимание фабриканта на то, что среди этих рабочих есть женатые люди и даже многодетные; что он выгоняет их как раз перед рождеством, когда в семьях наиболее ощущается недостаток в деньгах; что детям нужна теплая одежда и всем нужно что-то есть. Так вот, когда мы обратили его внимание на то, какую тяжелую судьбу уготовил он своим решением всем этим людям, вы знаете, что ответил нам на это фабрикант Дакснер? Он сказал, что ему до судьбы этих людей нет никакого дела, что каждый порядочный человек, обзаводящийся семьей, должен уметь экономить про черный день. Так нам, уважаемые товарищи, и ответил фабрикант Дакснер!

По толпе опять прокатилась волна выкриков: «Позор!», «Бесстыдство!», «Позор Дакснеру!»