Ночная жизнь - Джек Эллис

Бекки вбежала вслед за Саймоном в комнату. Карниш наклонился над чем-то, похожим на гроб. Гроб этот был слишком мал для взрослого человека, но Карниш упал в него и начал сворачиваться, уменьшаясь в размерах, словно надувная игрушка, из которой вынули затычку. Саймон пустил в гроб струю святой воды, и из него взметнулось ослепительно яркое пламя. Карниш снова закричал, а Саймон толкнул крышку. Она с глухим стуком захлопнулась и бледная, дрожащая тварь оказалась в ловушке. Саймон повернулся к Бекки. Зрачки его были темными от боли и от усталости, а лицо - таким же бледным, как у Карниша.

- Саймон.

- Надо запечатать крышку, Бекки. Он еще не умер. Чеснок и кресты.

- Хорошо, Саймон. Сейчас я все сделаю, но...

Саймон повалился на пол. Только сейчас она заметила, как ужасно он выглядит. Он словно бы стал меньше. Одежда его превратилась в лохмотья, словно изрезанная сотней бритвенных лезвий. Кожа, видневшаяся сквозь прорехи, была испещрена маленькими кровоточащими ранками и выглядела неестественно мягкой, почти жидкой, как кожа того существа. Но сейчас ей некогда было думать о нем. Из гроба доносились слабые звуки, словно плакал ребенок. Всхлипывания и какое-то мяуканье. Бекки вынула из мешочка пригоршню чеснока и размазала его по всей длине щели между крышкой и корпусом гроба. Существо внутри издало тяжкий стон. Бекки положила на крышку пластмассовый крест, затем еще один и еще. У нее оставалось их штук пятнадцать, и все она выложила на крышку, блестящую от чесночного сока. Затем она бросила сумку и склонилась над Саймоном. Осторожно и нежно Бекки приподняла ему голову, прижалась лицом к его лицу и поцеловала. Голова Саймона была очень легкой, почти невесомой.

- Пожалуйста, Саймон, - шептала она ему на ухо. - Не умирай, не оставляй меня одну. Я не смогу справиться с этим одна.

Она начала плакать, слезы катились по ее щекам и капали ему на лицо. Он долго не подавал признаков жизни, но в конце концов очнулся и сжал ее руку в своей.

- Слава Богу, - с улыбкой сказала она.

- Подожди благодарить его, - сказал Саймон. - Сначала нам надо довести до конца то, что мы начали.

32

Небо на востоке из лилового стало розовым. Плач и всхлипывания внутри гроба сменились низким, почти неслышным шепотом, да время от времени вздрагивала крышка.

Бекки и Ронни снесли маленький гроб вниз. Саймон, собрав остатки сил, помог погрузить его в "линкольн" Карниша, и они поехали на девяносто четвертое шоссе: Ронни в такси Ли, а Саймон и Бекки - в "линкольне". Около часа они ехали на северо-запад, а затем свернули на проселочную дорогу, петлявшую среди невысоких холмов и голых, бесплодных полей. Посреди одного такого поля Саймон выгрузил гроб и остался с ним один на один. Бекки ждала в "линкольне", поставив его за ближайшим холмом. Ронни в такси Ли Чэндлера отъехала еще дальше.

Саймон не знал, насколько губительна для Карниша была рана, нанесенная колом, но полагал, что она достаточно серьезна, раз он попытался укрыться в гробу, в котором планировал отправиться в путешествие.

Сам он чувствовал себя как выжатый лимон и сильно ослаб. Даже сравнительно недолгое воздействие чудовищного пищеварительного процесса этого монстра превратило его в жалкую развалину. Каждое движение давалось с трудом. Сквозь прорехи в джинсах он видел, что его левая нога сморщилась и как-то усохла. Саймон с горечью подумал о том, вернется ли он теперь когда-нибудь в нормальное состояние.

Пользуясь распятием Фила как отверткой, он вывернул шурупы из четырех петель, на которых держалась крышка. Когда придет время, он должен будет открыть гроб.

Когда небо на востоке стало светлеть, а звезды, наоборот, потускнели, Карниш заговорил:

- Совсем необязательно заканчивать эго таким образом, - сказал он слабым охрипшим голосом.

- Нет, обязательно, - ответил Саймон.

- Я не шутил насчет денег. Больших, очень больших денег.

Саймон почувствовал, как что-то острое, ищущее скользнуло в его мозг. "Пятьдесят миллионов долларов", - подумал он. И сразу понял, откуда пришла эта мысль. Он взял револьвер Ли и выстрелил в гроб. В крышке образовалась дыра размером с ноготь большого пальца. Саймон приставил к дыре водяной пистолет и выпустил внутрь струю святой воды. Карниш закричал, крышка затряслась, а из дыры вырвался сноп пламени. Саймон прикрыл рукой глаза. Щупальце чужого сознания сразу ушло.

- В следующий раз я вылью на тебя всю воду, которая осталась в пистолете, а потом наберу полный.

- Не надо, - тихо попросил Карниш.

- Ты боишься умереть?

- Да, боюсь.

- А твои жертвы боялись умирать?

-- Боялись.

- Око за око.

- Прошу тебя, подумай еще раз о том, что ты делаешь.

- Заткнись.

- Всегда можно найти компромисс.

- Закрой пасть, я сказал. - Саймон выпустил в гроб еще одну струю святой воды и едва увернулся от взметнувшегося пламени.

Карниш закричал и больше ничего не говорил.

Небо на востоке стало светло-голубым. Тьма рассеивалась, и Саймон уже мог видеть деревья на другом конце поля. На небе ни облачка. День обещал быть солнечным.

- Солнечный свет убьет тебя? - неожиданно спросил Саймон.

Карниш не ответил, и Саймон повторил свой вопрос.

- Я не знаю.

- Так написано во всех книгах.

Карниш вновь промолчал. Над ними, в вышине, кружила стая птиц. Их количество неуклонно росло в течение последних тридцати - сорока минут. Саймон не заметил этого раньше, потому что небо было слишком темным.

- Это твоя работа?

- Что именно?

- Птицы?

- Иногда животные по своей воле сопровождают меня.

Саймон огляделся. Метрах в двухстах к западу он заметил какое-то темное пятно, похожее на собаку.

- Сделай так, чтобы они ушли.

- Я не могу.

Саймон почувствовал, что Карниш говорит правду. Пока животные не делали попыток напасть, Саймон не хотел мучить Карниша. Этим он поставил бы себя на один уровень с ним, а для него эта мысль была невыносима.

- Скольких людей ты убил? - спросил Саймон через некоторое время. - За всю жизнь.

- Я не знаю.

- Попытайся прикинуть.

- Тысяч семьдесят пять, может быть, больше. Я ем ежедневно. Мне больше двухсот лет. Какое это имеет значение?

- Большое, во всяком случае, для меня. То, что я делаю, я делаю ради Фила, ради Ли, ради Мартина, ради Джека, ради Бобби и всех остальных, кто умер по твоей вине.

Карниш застонал. Небо посветлело еще больше.

- Поднимается солнце, - сказал Саймон. - Оно убьет тебя?

- Прошу тебя.

- Оно тебя убьет?

- Может быть, и нет.

- Я думаю, что убьет.

Несколько мгновений Карниш молчал, потом медленно произнес:

- Если оно меня не убьет, тогда я убью тебя, и ты умрешь а страшных мучениях.