Историки Французской революции - Варужан Арамаздович Погосян

Любопытно, что в начале своей научной карьеры М.Д. Бушмакин вполне профессионально интересовался историей Французской революции. Он высоко ценил работы А. Матьеза, о чем свидетельствует его рецензия на одну из главных работ французского исследователя – «Борьба с дороговизной и социальное движение в эпоху террора»: «Работа эта дает не только весьма интересный и во многом свежий материал по затронутой теме о дороговизне и связанных с ней социальных движениях, но и раскрывает перед читателем перипетии классовой борьбы, завязавшейся вокруг вопроса о дороговизне и мерах борьбы с ней, давая тем самым возможность вскрыть основные пружины политической жизни данного периода, понять природу существовавших тогда политических партий и группировок, их взаимную борьбу и выяснить исход этой борьбы, завершившейся переворотом 9 термидора»[1197].

Именно к Матьезу Бушмакин и обратился с просьбой опубликовать в его журнале обзор об изучении советской исторической наукой переворота 9 термидора. Однако эта просьба совпала по времени с кардинальным изменением отношения Матьеза, ранее большого друга советских историков[1198] и члена Французской коммунистической партии, к советской действительности. Эта перемена была обусловлена развернувшейся в СССР политизацией исторической науки и проводившимися в рамках «Академического дела» репрессиями против старой профессуры, которым, в частности, подвергся близкий друг Матьеза – Е.В. Тарле[1199], имевший огромный научный авторитет во Франции.

Опубликовав статью Бушмакина, Матьез воспользовался этим как поводом, чтобы высказать в примечании к ней резкую критику в адрес своих советских коллег за поиск «повсюду в прошлом борьбы классов, даже там, где эта борьба не подтверждается никакими документами»[1200]. По мнению Матьеза, в СССР «в итоге история становится послушной служанкой политической власти, которой она и подчиняет все свои концепции, свои интересы, очередные лозунги, даже свои выводы»[1201].

Неудивительно, что подобные оценки, прозвучавшие со стороны Матьеза, вызвали у советских историков бурную реакцию. Досталось и Бушмакину, тем более что он и сам высказал некоторые критические замечания о работах своих коллег, в частности Я.М. Захера и Г.С. Фридлянда[1202]. Его статья была даже переведена на русский язык, вероятно, для служебного пользования, поскольку машинописный экземпляр перевода находится в архивном фонде Общества историков-марксистов[1203]. Очевидно, текст потребовался для обсуждения проблем истории Французской революции на заседании Общества историков-марксистов, не все члены которого владели французским языком.

5 декабря 1930 г. в докладе «Последние трюки науки по истории Великой французской революции» видный советский исследователь якобинской диктатуры Я.В. Старосельский подверг острой критике Матьеза по целому ряду аспектов, в том числе и за публикацию статьи Бушмакина. Последнего он пренебрежительно назвал «каким-то дядей» и «казанским сиротой», а о его публикации высказался следующим образом: «Такая статья была помещена в очень серьезном журнале. Поместил человек [А. Матьез. – В. П.] статью, которая по своим научным данным никак не гармонирует с этим журналом, поместил, потому что обиделся за то, что арестовали его личного друга [Е.В. Тарле. – В. П.]. Этой статьей он воспользовался, чтобы выдать ту ерунду, которая в статье написана, за характерные особенности советской науки»[1204].

Советские историки не только подвергли выступление Матьеза острой критике в статьях, адресованных русскоязычному читателю[1205], но и обратились к французскому историку с открытым письмом 12 декабря 1930 г.[1206] В ответном послании Матьез обрушился на своих оппонентов, обозвав их «сталинскими историками» и «пророками Сталина»[1207]. Зато «бедного господина Бушмакина» он пожалел: «Я думаю, что это смирный человек, противник “дел”, поскольку, узнав о шумихе, которую наделала его злосчастная статья, он в течение недели прислал мне две открытки с настоятельной просьбой не публиковать его новую статью о корреспондентах Марата, которую он прислал мне. Я глубоко убежден, что он ничего не ответит на обвинения историков из Москвы. Он ничего не ответит, ибо, для того чтобы ответить, надо быть свободным, а в современной России Террор в разгаре как никогда»[1208].

В начале 1990-х гг. известный специалист по отечественной историографии В.А. Дунаевский (1919–1998) собрался опубликовать документы о дебатах Матьеза с советскими историками. Поскольку статья М.Д. Бушмакина стала своего рода детонатором для этой полемики, он обратился к его современнику и коллеге, казанскому историку Василию Ивановичу Адо (1905–1995), отцу ведущего российского исследователя Французской революции А.В. Адо (19281995), с просьбой прислать ему сведения о Бушмакине, о котором Дунаевскому, как и всем нам, практически ничего не было известно. В архиве Дунаевского сохранилось письмо к нему Анатолия Васильевича от 19 февраля 1992 г.: «Посылаю Вам тексты, присланные по вашей просьбе моим отцом Василием Ивановичем Адо»[1209].

Биографическая справка В.И. Адо о Бушмакине существенно расширяет наши знания о жизни, научной и педагогической деятельности этого историка. Ведь в отечественных библиографических указателях советской литературы по Новой истории в целом и Французской революции в частности упоминалась лишь одна статья Бушмакина – об отражении во французской исторической литературе деятельности Дантона и Робеспьера[1210]. Интересна также информация о тех трудностях, которые создала Бушмакину его публикация в журнале Матьеза и устроенной ему в Казани «проработке». Можно предположить, что именно по этой причине Бушмакин в дальнейшем не обращался к истории Французской революции и сосредоточился исключительно на медиевистике.

Предлагаемая далее вниманию читателей машинописная копия текста В.И. Адо была обнаружена мною в личном архиве В.А. Дунаевского[1211]. Подстрочные примечания – мои.

Казанский медиевист М.Д. Бушмакин 1882–1962 гг.

Михаил Дмитриевич Бушмакин прожил долгую жизнь. Вся его жизнь неразрывно связана с Казанью. Здесь он учился, здесь проходил весь его трудный путь, здесь протекали его пенсионные годы до последнего дня жизни.

После окончания историко-филологического факультета Казанского университета он преподавал историю в Коммерческом училище, которое считалось передовым, прогрессивным средним учебным заведением того времени в Казани.

Уже в эти годы начинают проявляться склонности молодого педагога к научно-методическим вопросам. Он активно участвовал в работе Педагогического общества при Казанском университете[1212]. Им был опубликован ряд статей по вопросу о типе учебника по древней и новой истории для средней школы, о самодеятельности учащихся при преподавании истории, о программе по истории для средней школы[1213].

После Октябрьской революции 1917 года Бушмакин активно и от души участвует в строительстве новой школы. Он около 10 лет преподавал историю классовой борьбы на рабфаке Казанского университета.

И тут проявляется его склонность к научно-методическим раздумьям, к попыткам анализа и обобщения опыта педагогической работы. В то время когда история как наука была изгнана из советской трудовой школы, Михаил Дмитриевич