Ночные журавли - Александр Владимирович Пешков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда жена уходила, Зорин зачерпывал, не глядя, кипятка из бака и привычным толчком бросал его на урчащие камни.
Разъяренный жар вылетал, как рой из улья, впиваясь в тело со всех сторон. Иван лупил себя без разбора, меняя руки – пальцы не выдерживали! А кожа только дубела и даже заранее чесалась там, куда направлялся удар веника.
Тем временем в предбаннике жена намазывалась горячим медом. Муж выскакивал из парной с перевернутым сердцем, открывал вторую дверь и падал в снег.
В сумерках расплывались ветки вишни, плясали темные гроздья рябины. Возвращался он степенно, влажной ладонью слегка прилипая к обмороженной дверной ручке. Проходя мимо жены, Иван ронял, будто нечаянно, мокрый снег на ее колени. Жена вскрикивала и отстранялась:
– Ну, не надо!..
Зорин опять взбирался на полок и замирал, чувствуя, как дырявит плечи колючая тяжесть снега, как потом соскальзывает с груди прохладными ручейками.
Приоткрывалась дверь, жена протискивалась, стараясь затеряться в парной и распространяя запах горячего меда. У нее уже мягко округлились плечи и согнутые локти; чисто розовым светом покрылось разнеженное тело.
Жена капризно показывала ему колено:
– Смотри, куда попал! (Сейчас бы расцеловал это место!)
В бане она была особенно осмотрительна, каждое движение начинала плавно и точно:
– Ну что, сейчас я кину?
– Кидай!
Жена черпала кипяток и бросала на камни. Каменка выдавала влажный пар: он слезил глаза и оседал на теле крупной росой. Охаживая себя всхлипывающими ударами веника, она откидывала назад и чуть вбок голову, чтобы поглубже достать спину, высоко задирала локти, так что груди ее мелко дрожали. А розовые круги сосков расплывалась, словно мятая клубника в молоке…
Сглотнув тоску, обмыл лицо из тазика, ощутив на губах горечь березового настоя. Перед дорогой говорили много, а в баню сходить не успели. А ведь только здесь можно поговорить по душам, не спеша, и главное – в бане выпаривалась горечь мелких обид и соль недомолвок.
Поддавал он уже без удовольствия, за шумом веника стараясь представить, как жена одевается сейчас в предбаннике. А дома встретит его с полотенцем на голове и словами: «С легким паром!» На розовом лице исчезнут лишние морщинки, а которые останутся, то будут уже родными и любимыми вовеки.
Виноградная пропись
1
Ночами бывал морозец, и Степаныч взял в поездку Федю, чтобы тот таскал в вагон уголь на станциях. Парень этот появился в вагонном депо года два назад, жил то у одной, то у другой проводницы: охранял вагон, носил мешки с бельем, долбил смерзшийся уголь и топил печку. Мыл и чистил в туалетах, собирал мусор по вагону, записывал в журнале пассажиров, чтобы разбудить ночью. И никогда не подводил. В поездке Федя носил форменную рубашку без погон. У него была большая стриженая голова с неприятными вмятинами на висках, отчего взгляд его маленьких глаз как-то ненормально сводился к переносице.
Вагон постанывал глухим нутром на стыках рельс, дефилировал туда-сюда по станции, пока формировали состав. Затем поезд выставили на дальний путь, для местных маршрутов. Нескладная кучка пассажиров устремилась в распахнутое тепло вагона. По железным ступенькам стучали колесики чемоданов. Тускло горели лампы в коридоре, пахло казенным бельем и дорожным кипятком. А еще ожиданием…
Федя сидел в купе для проводников, вслушиваясь в голоса пассажиров. В коридоре случился затор, тяжелые сумки елозили по толстокожим торцам полок.
– Что-то крутит меня…
– Сейчас сядем!
– От воды этой, зря дала.
– Она ж минеральная.
– Ну не кипяченая же…
Пассажиры кланялись номерам, маленьким и темным. Эти квадратики над лавками напоминали Феде дорожные иконки, какие продают в привокзальной часовне.
– Девушка, где здесь одиннадцатое место?
Люди усаживались наспех коленями вовнутрь, пропуская идущих следом.
С глухим шлепком опускались полки, скрипели ремни сумок, натужно щелкали застежки.
– Хочу руки помыть…
– Достань салфетку.
– Виноград был кислый, а меж пальцев залипает!
Слышались деловито-настороженные вздохи, это выходила из груди затхлость оседлой жизни.
– Земляков встретила, хоть платок повязывай…
Женщины оглядывали мельком свои отражения в темных окнах, тыльной стороной ладони поправляя прически. Чаще всего волосы были собраны узлом на затылках, а у висков пружинили не смятые еще легкие завитки.
Поезд тронулся с легким рывком; шатко выбрался из города, погрузившись в густую незнакомую тьму.
Степаныч обходил купе, сверяя билеты: «Отдам перед станцией! Не проспим. Титан горячий». Напарник Федя помогал снимать матрасы с верхней полки, носил пакеты с бельем, разворачивал простыни старикам. На него смотрели с любопытством. И все же многие стеснялись его помощи, своим рвением он странно увеличивал дорожную маету.
В третьем купе располагались две пары. Парень с девушкой, туристы, с трудом закинули огромные рюкзаки на третью полку. Крашеная блондинка почтенного возраста следила за их движениями с нижней полки, надежно ли привязали к поручню «эти валуны»:
– На голову-то не упадет?
– Не первый раз…
– Прическу жалко? – послышался голос ее мужа, тучного мужчины.
– Смотрю, отлегло у тебя, после минералки-то!
Затем вздохнула и добавила серьезно и грустно: «Чужая вода только болезни напоит!»
Девушка-туристка склонилась над лавкой, разглаживая простынь. От нее шел кисловатый изюмный дух, видимо, это ей хотелось помыть руки. Федя угадывал людей по услышанным фразам, иногда по кашлю или запаху. Парень в пятнистом трико, обтягивающем его толстые ляжки, заслонил девушку от назойливого проводника.
Люди укладывались спать, торопясь добрать покой утреннего сна. Притушили свет ламп в проходах, неугомонившиеся перешли на шепот, и только иногда пронзительный луч встречного поезда вместе с долгим яростным гудком заставлял сильней жмуриться людей даже с закрытыми глазами. Парень в пятнистом трико жевал что-то, выпячивая верхнюю верблюжью губу. Под одеялом покачивались его толстые колени. Свесив голову, он предложил девушке шоколад, «чтоб заснуть». Она подняла руку, поигрывая пальцами.
По тому, как спят люди на вагонных полках, можно гадать об их внутреннем состоянии. Заломленные руки выражают тревогу. Прячут руки под живот – болезнь. Ладонь под щекой – покой и приятные ожидания.
Обнаженные и неподвижные женские руки вызывали у Феди странную тоску. Вот девушка из третьего купе обхватила край подушки, утопив лицо. Волосы похожи на веер из вопросительных знаков. Рукав майки задрался на плече, и оно мягко оседало под стук колес, словно
