Тициан Табидзе: жизнь и поэзия - Галина Цурикова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тапараванское сказанье
© Перевод Н. Заболоцкий
«Парню одному с ТапараваниНравилась аспиндзская девица.Вот зажгла свечу она в тумане,Чтоб ему во тьме не заблудиться.
Плыл он к ней бушующей рекою,И душа у парня ликовала.Нес он жернов левою рукою,Правой греб, покуда сил хватало.
А свеча во мраке пламенела,И у парня прибывала сила.Но одна колдунья то и делоТу свечу у девушки гасила.
И погиб тот юноша несчастный,Потонул, ушел из этой жизни,И стервятник труп его безгласныйРвал потом, как водится, на тризне…»
Эту я историю когда-тоУслыхал у вод Тапаравани.Но не сгинул парень без возврата,Как об этом говорили ране!
Возвратила нам его судьбина!Вот плывет он снова, черноокий:На одном плече его турбина.На другом — железный бык высокий.
И восходит свет его гигантский,И отныне нет ему запрета,И ведь парень тот тапараванский —Грузия, воскресшая для света!
1929ТАМУНЕ ЦЕРЕТЕЛИ («В той памяти весна черна, как ночь…»)
© Перевод В. Леонович
В той памяти весна черна, как ночь.Хоронят заживо истерзанную музу.Как тень за катафалком, проволочьМеня хотят по каменному брусу…
Видениям я верю, как Рембо.И, отрыдав над девой неповинной,Встаю перед враждебною судьбой,Как перед медлящей лавиной…
«Иди-смотри». О, нет, я ученикИного опыта, иного зренья.Едва лепечет о заре тростник —Совсем как я в минуту озаренья.
И там, где спорит с берегом река,Где вещее растенье коренится,Мне вырежут свирель из тростника,Проросшего сквозь темные глазницы.
«Иди-смотри». Придут, недолго ждать.…Сквозь адов жар, мой пламень одинокий…Прости, я не успел тебе сказатьВсего, что мне сказал Рембо безногий.
1929В АРМЕНИИ
Камни говорят
© Перевод Н. Тихонов
Будто ожил древний миф.И циклопы скалы рушат,Разметав их, разгромив,Все ущелье страхом душат.
Большевистская киркаБьется в каменные лавы,Труд, что проклят был века,Превратился в дело славы.
Города, что твой Багдад,Не халифам ныне строят,Человек свободный радСбросить бремя вековое.
Если друг ты — с нами ты,Если враг — уйди с дороги.Для исчадья темнотыСуд готов народа строгий.
Серп и молот на гербе, —То не зря изображенье,То с природою в борьбеМира нового рожденье.
Точно скалы поднялись,И, как волны, камни встали.Слава тем, кто эту высьИ стихию обуздали.
Сам с походом этим рос,За него болел я сердцем,И взамен ширазских розСтал я камня песнопевцем.
Я сложил на этих склонахПеснь камней освобожденных!
Лазурь в лазури
© Перевод А. Ахундова
Растворив лазурь в лазури,Стал Севан небес синее…Горы — в самоистязанье,Горы — в день Шахсей-Вахсея.
Войско туч покрыло долы,Тишина вокруг коварна.Встали горы-минаретыНа защиту Аль-Корана.
Пусть обвалы и лавины,Пусть потоп во тьме кромешней,Светит клинопись поэмыВо спасенье Гильгамеша.
И автодор большой пустыни…
© Перевод С. Гандлевский
Скала лишилась плоти, кожи,Нагой костяк — и тот трясется.Так пал Ленинакан, таков жеУдел великого Звартноца,Так загорелся Зангезур.
Но разве этим катаклизмам,Лавинам и землетрясеньямСоревноваться с большевизмом,Сравниться с летоисчисленьемПо имени социализм!
Себя, как зяблика, жалею.Но чем и как себя утешу,Раз суждено в долине этойПасть Библии и «Гильгамешу».
Как будто дэвы — из ущельяУтес убрали за утесом.Ворота рая на запоре —Я над зеленым Алагезом.
Я верю: здесь, у араратскихВершин, подобных белым копнам,Бессмертные слова звучалиВ начальном мире допотопном.
Второй потоп воочью вижу,Второй ковчег, отплыть готовый,Но разве отжил я? — Неправда.Я подпеваю песне новой.
Вдруг был средь голубей ковчегаИ старый голубь одичалый?Скорее песню, чтоб СеданомДля нас поэзия не стала.
Пусть Библией и «Гильгамешем»Отныне будут наши стройки. —Ты, брат, опять с дороги сбился, —Мне замечает критик строгий.
Да, мне известно, что дашнакиНесли народу разоренье,Но с клинописью ассирийскойЕще не разлучилось зренье.
У Армаиса ЕрзикянаОсанка Асур-Банипала.Я понял это на Севане,Вблизи разглядывая скалы.
Чужой народ. Но, как ни странно,Он стал родным для иноземца.Мне любы живопись Сарьяна,«Эпический рассвет» Чаренца,Поэзия ИсаакянаМне внятна, как родная речь.
И автодор большой пустыниСмог породниться с Араратом.Ревет и Занга, что отнынеПоэт поэту будет братом.
Сбылась мечта поэтов
© Перевод Н. Тихонов
Ованесу Туманяну
Хоть вовсе о прошлом не думал ты тут,Оно оживет на мгновенье,И вот из ущелья, ты видишь, идутНавстречу могучие тени.
Я вижу твою седину, Ованес,Ожившими в вечер румяныйБиенье бездонного сердца и блескУлыбки в волненьи Севана.
Исчез, как мечтали, раздор вековой,Брат брата не губит войною,И тот, кто вчера был пастух кочевой, —Сегодня он правит страною.
Народы Кавказа в единстве живут,Поют они песни иначе,В стране нашей мирный господствует труд,Ануш твоя больше не плачет.
Пришли мы как братья, и каждый мечталСказать про единство поэтовТебе, кто впервые об этом писал, —И песню продолжить про это.
Ты сладость дорийского меда впиталВ свое неповторное слово,И тот, кто, прозрев от тебя, не призналТебя, пусть ослепнет он снова.
Ты знаменем дружбы, сказать без прикрас,Быть должен под родины небом,Ты ожил сегодня вторично для нас,Хоть мертвым для нас ты и не был.
И ржавчине времени не переестьЦепь дружбы сердечной и новой,Незримый хозяин в Армении, здесьПрими наше братское слово.
Здравица («Здесь когда-то Григол Орбелиани…»)
© Перевод Н. Тихонов
Здесь когда-то Григол ОрбелианиНачал здравицу давних дней,Или «Пир возле стен Еревана»,После битвы победной своей.
«Там, где битва гремела, бушуя,Тихий сумрак вечерний лежит,У костров бивуачных, пируя,Победившее войско сидит».
Ереванская крепость упала,И турецкий сардар убежал,Долго пламя войны полыхало,Над руиною черной дрожа.
И лежали под каменной кручейТрупы беженцев, втоптанных в грязь,Ливни мыли их, щебнем колючимВетер их засыпал, торопясь.
И в Аракса неистовом шумеВопль сиротский к Араксу приник,И отец проклинал, обезумев,День рожденья детей-горемык.
В горных дебрях зима их кончала,Враг в долине приканчивал их,Волчья стая по следу рычалаИ бросалась на еле живых.
Стала яма в ущелье знакомом,Словно зверю нора, дорога,Человек называл ее домом,От ужасного прячась врага.
Разоритель крестьянского мира,Поджигатель и деспот большой,Назывался он Карабекиром,За жестокость был прозван «пашой».
Но не только здесь турки сжигали,И не надо искать за горой,И свои здесь своих убивали,Брату брат рыл могилу порой.
Чтобы крови поток этот лился,Верно, кто-то на небе решил,Вот тогда человек и явился,Человек этот Лениным был.
Нынче курд с армянином не в ссоре,Тюрк в грузинах не видит врагов,О вражде, как о прошлом позоре,Пионер рассказать вам готов.
Пионерская дробь барабана,Слышен в поле пастуший рожок.Сон веков над грозой ЕреванаНад Иракли-тапа глубок.
Нет, мы Карса, как предки, не брали.Новым людям дан новый удел,Но зачтутся им в будущих даляхГероических тысячи дел.
Вот оно, столкновение классов,Поколенье вступает в борьбу,Мы с ним вместе, и сборище масокТемных происков будет в гробу.
Вот то место, где сам ОрбелианиСвою здравицу написал,Или «Пир возле стен Еревана»,Где он с войском своим пировал.
И вблизи Еревана мы тоже,Сад Сардарский нам пир украшал,В новой здравице сад этот ожил,Но новее всех здравиц — ваша!
Мы поэты Кавказа! Не книзу —Путь наш в гору и только вперед,Где фундамент социализмаТак уверенно строит народ.
Кто видал разоренные страны,Где в ущельях из трупов редут,Превращенные в хаос поляныИ долины, где царствовал труд?
Это кладбище — крик без ответа,Сотни верст, где пустыне лежать.Да, друзья, это долг наш — об этомПоколеньям о всем рассказать.
Здесь не здравицы гордое слово,Тут и слезы и дрожь! А потом —Кто светлей нас, нежней и суровей,Лучше нас скажет миру о том!
Пусть и голос свирели чудеснойДля народа звучит до конца,А за нами, товарищи, песня,Что надежду вселяет в сердца!
Поездка в Агзевань
