Если небо молчит - Дмитрий Герасимов

– А я ничего не могу понять спросонья, – продолжал он таким тоном, будто рассказывал сказку. – Кто-то звонит, а я знаю, что в ПИТе больных нет. Ну, думаю, сейчас Ритка разберется. А звон продолжается… – Его руки вовсю хозяйничали у Маргариты на теле. – Это ты хорошо придумала… Необычно… Даже непохоже на тебя… Любишь пикантные игры? – Он подмигнул. – С переодеваниями… С ролями…

– Ма…э-э… – Страх и отчаяние плескались в глазах девушки.

– Как ты умудрилась себя привязать? – Евгений Игоревич из-под руки оценил ремешки на ее запястьях. – Молодец… А вот ножки спеленала зря… Неудобно ведь, дурочка. – Он покачал головой. – Респиратор, капельница… Все по-взрослому, как будто не понарошку…

– М… ма-а… – почти кричала Маргарита.

– Потерпи, милая, – убаюкивающе мурлыкал врач, расстегивая брюки. – Я ведь уже здесь… И всегда в боевой готовности.

Медсестра была близка к обмороку. Она прогибалась всем телом, силясь освободиться. Глаза вылезали из орбит, а на бледных губах выступила пена.

– А что ты себе прокапываешь? – Журналов провел пальцами по трубочке, подсоединенной к бутыли. – Кавинтон? – Он вопросительно уставился на Маргариту.

Та неожиданно замерла, услышав название лекарства, и тут же снова забилась в истерике:

– М…м-ма-а…

– Глупо, – резюмировал врач. – Кавинтон хорошему сексу не подмога. Скорее – помеха. – Он стащил с себя штаны вместе с трусами и, наклонившись, принялся разматывать ее ноги, туго спеленатые простынями. – Ножки надо было пристегнуть к бортикам, как и ручки, а то очень неудобно… Приходится время терять…

Почувствовав частичную свободу, Маргарита быстро подтянула колени к животу и, почти не целясь, со всей силы всадила обе ступни в обвисшее брюхо Журналова. Тот охнул и, согнувшись, попятился назад.

– Дура! У тебя что, забавы такие? Думаешь, это возбуждает? – Он опять приблизился и получил новый удар в пах. – Сука! – Врач взвыл от боли и злости. – Сначала дразнишь, зазываешь, а потом обламываешь, да? Динамить вздумала? Со мной такие фокусы не проходят, крошка! – И он, отмахиваясь от ударов и норовя поймать ноги брыкающейся Маргариты, бросился на нее всей тушей.

Девушка хрипло застонала. И без того скудные силы таяли на глазах. Журналов навалился сверху и плотно прижал ее к кровати, лишив всякой возможности сопротивляться. Взбешенный доктор рычал, и она чувствовала на лице его зловонное дыхание. Запястья жгло огнем, а проклятая трубка царапала трахею.

В тот самый миг, когда иссякла последняя надежда на спасение и она с отвращением и болью почувствовала, как в нее входит разбухшая твердая плоть, многострадальный ремешок на правом запястье наконец сдался и выпустил добычу. Не медля ни секунды, Маргарита перехватила трубку капельницы, выдернула из руки канюлю и, крепко зажав в пальцах иглу, несколько раз с силой вонзила ее в шею своему обидчику.

Журналов издал звук, похожий на свист чайника, мотнул головой, еще не до конца понимая причину острой боли, дернулся в сторону и, перевалившись через бортик, рухнул на пол. Медсестра извлекла из горла трубку респиратора, давясь слюной и едва справляясь с рвотными спазмами, и, ломая ногти, принялась отстегивать левую руку. Через мгновение доктор поднялся во весь рост, зажимая ладонью хлещущую кровь и дрожа от ярости. Его рот скривился, обнажая прокуренные зубы, а белки глаз сделались багровыми. Тугая пряжка на ремешке заела, Маргарита отчаянно царапала ее, выкручивая кисть то вправо, то влево и подвывая от страха.

– Тварь! – прохрипел Журналов и, схватив моток провода, еще четверть часа назад казавшийся девушке спасительным, накинул ей на горло. – Убью… С-сука-а… – Он зашипел, ожесточенно затягивая петлю, Маргарита опрокинулась на спину и, мгновенно извернувшись, ударила его ногой в лицо. Врач опрокинулся, но удержался на ногах. Измазанный кровью, лохматый и страшный, с вытаращенными глазами, он вновь накинулся на медсестру, растопырив пальцы и норовя ухватить ее за шею. Девушка встретила его новым ударом – на этот раз более эффективным: судя по звуку, она сломала противнику нос. Евгений Игоревич взвыл и рухнул на колени перед кроватью.

Пряжка наконец щелкнула, и Маргарита, высвободив вторую руку, перекинулась через бортик с другой стороны, коснулась ладонями пола и беспомощно забарахталась в воздухе, потому что обезумевший Журналов крепко держал ее за ногу.

– Тебе конец! – орал он, захлебываясь кровью. – Я тебя убью и все равно оттрахаю – уже мертвую!

Маргарита завизжала, сделала попытку дотянуться до ножки соседней кровати, но не успела и лишь царапнула ногтями линолеум – озверевший врач с удесятеренной силой тащил ее обратно. Она попыталась лягнуть его свободной ногой, но промахнулась.

– Сдохнешь в мучениях! – Журналов задыхался от бешенства и от нелегкой борьбы. – Я препарирую твой куриный мозг!

Девушка ухватилась за крепежные скобы под днищем кровати, нащупала рычаг трансформера и рванула его на себя. Нижняя часть койки резко опустилась вниз, и врач, потеряв равновесие, соскользнул коленом с бортика и выпустил свою жертву. Маргарита упала на пол, больно ударившись локтями, но тут же вскочила на ноги и сделала дикий прыжок в сторону двери. Журналов бросился ей наперерез. Она увернулась от него, свалив ширму, дернулась влево, вправо и замерла у стены, обреченно опустив плечи и зажмурившись в ожидании удара.

Доктор, однако, не спешил. Он обдумывал, как ужесточить расправу и продлить себе удовольствие. Теперь, когда Маргарита была в его руках, можно было подойти к наказанию творчески и с фантазией.

Девушка уже не кричала. Она лишь стучала зубами, как в ознобе, и судорожно всхлипывала. Евгений Игоревич стоял перед ней, тяжело дыша, – окровавленный, поцарапанный, в разодранной рубахе, без штанов, с безвольно свисающим, сморщенным пенисом – и плотоядно скалился.

– Попалась, сучонка… Сейчас мы доиграем в игру, удачно тобой придуманную… С респиратором и связанными ручками… А потом… Потом я решу, на сколько частей тебя резать.

– За что вы убили Струковского? – хрипло спросила Маргарита. – И зачем разбили мою фотографию?

– Ты опять бредишь, стерва? – беззлобно ухмыльнулся он. – Совсем головка тю-тю… И чего ты так переполошилась? Я и не думал тебя убивать. Просто разозлился сильно. Но ты сама виновата, дурочка. То соблазняешь, то дерешься. – Журналов вытер рубашкой нос, из которого все еще шла кровь. – Но теперь уж – извини – не отвертишься. Позабавимся как следует, и тогда – свободна.

– Ладно, – вдруг согласилась медсестра. – Только давайте обойдемся без респиратора, Евгений Игоревич.

Тот расплылся в широкой улыбке.