Королевство Хатуту - Дмитрий Романовский

Занятия в университете начались относительно буднично. Профессоры с кафедры говорили много непонятного, однако ничего неожиданного, поскольку домашние учителя сообщали Полю заранее, что можно ожидать на той или иной лекции. Нелепые ситуации возникали в основном на домашних занятиях. Например, когда мсье Балар стал давать Полю основы астрономии и объяснял, что такое эклипсис, Поль спросил:

– А в южном полушарии где солнце восходит? На востоке, или на западе? – Балар посмотрел на него недоуменно, а Поль объяснил: – В южном полушарии наши антиподы. По отношению к нам они ходят вниз головой. Значит, там, где у нас право, у них лево. Значит, у них солнце восходит на западе, а заходит на востоке.

Балар нахмурился, стал на листе бумаги рисовать земной шар и антиподов вниз головой, а потом вдруг бросил авторучку, сказал раздраженно:

– Поль, что вы мне морочите голову!

В Сорбонне уже в первый день занятий Поль встретился с некоторыми студентами, которых знал по новогоднему фету. На второй день на лестнице биологического факультета он столкнулся с Антуаном. Они сперва замерли друг перед другом, а потом крепко обнялись. Антуан воскликнул:

– Поль! У меня такое впечатление, что я вместе с тобой пробыл на Маркизах двенадцать лет!

Новые знакомства следовали одно за другим. С первой же недели обучения Поль стал посещать гимнастический зал. Это ему нравилось. Во дворе главного здания был залит каток, на котором Поль опробовал свои новые коньки. Оказалось, что неподалеку от Сорбонны есть публичный дом, который можно посещать в перерыве между лекциями. А в узкой улочке на подходе к театру «Одеон» была дешевая гостиница, где обитали проститутки. А еще начались уроки по вождению автомобиля. Все дни были плотно укомплектованы различными занятиями. По окончанию лекций Поль одним из первых выходил из аудитории и бегом бежал вокруг главного здания Сорбонны, а затем по улице Эколь к зданию медицинского факультета, откуда выходила Марго в окружении своих соучеников. Домой они шли вдвоем, выбирая разные дороги: вдоль набережной Сены, или пересекали остров Сен-Луи, или мимо Нотр-Дама, или по Сен-Мишель и бульвару Пале, где было уютное кафе на набережной. Марго говорила, что летом из кафе открывается потрясающий вид на Сен-Мишель, когда из-за густой листвы деревьев не видно домов. Каждый раз во время этих прогулок Поль узнавал что-то новое. Когда однажды они проходили по Улице Сен-Поль, Марго рассказала об истории района Марэ. Оказывается, это был еврейский район, о чем Поль раньше не подозревал. В начале войны мама ходила по квартирам знакомых евреев и убеждала их уезжать, пока не пришли фашисты, и некоторым давала деньги на дорогу. И некоторые вовремя уехали. А те, кто не верили маме, попали в концлагеря.

В художественной школе открывалась выставка, на открытии которой мама должна была дать свое резюме. Это было воскресение, и они втроем с Марго сходили на короткую утреннюю службу в Нотр-Дам, а затем направились на набережную Малекуа в художественную школу. До открытия выставки оставался час, за который мама должна была осмотреть выставленные работы. Уже в вестибюле они встретились с некоторыми мамиными знакомыми – авторитетными искусствоведами. Выставка была в большом выставочном зале и двух маленьких залах. В большом зале висели работы уже известных художников. Маму сразу увели в малые залы смотреть работы новых художников. А Марго повела Поля в большой зал, где еще издали увидела новую картину Фернана Леже. Поль уже где-то слышал эту фамилию. Картина была похожа на витраж собора, только черные линии контуров были толще перемычек витража, а цвета, заполняющие эти контуры, были нарочито некрасивыми, будто художник специально старался внушить отвращение к своей картине. На ней были изображены двое рабочих, катящих по рельсам тележку. Поль вспомнил, как он катил тяжелую тачку с бетоном, и спросил:

– Неужели кому-нибудь захочется повесить это у себя дома?

– Леже – модный художник. – пояснила Марго. – Он коммунист. Его картины очень дорогие.

– Но ведь такая картина испортит вид любой гостиной, – сказал Поль.

– Конечно, испортит, – весело согласилась Марго. – Поэтому его и покупают в основном музеи. Стены музея все стерпят.

И она рассмеялась. Поль улыбнулся, глядя на Марго. На нее было приятно смотреть, хотя в ней не было ничего такого, за что может зацепиться внимание. Марго называла стили и манеру художников. Сюрреализм – это когда предметы и люди изображаются в неестественном виде. Например, кучка людей на автобусной остановке, а вокруг до горизонта ровная пустыня, а из-за горизонта по воздуху вылетает автобус, а вместо колес у него человеческие головы. А еще здесь были картины в стиле пост-импрессионизма. Это деревья, нарисованные грубыми мазками черной и синей краски, а на небе лиловые облака. А еще картины в манере фовизма, кубизма, дадаизма. Под каждой картиной на картонной табличке было название картины и имя художника. В центре зала на черном стенде висела картина Пикассо. Это была собственность выставочного зала школы. На картине была нарисована женщина, состоящая из квадратов, ромбов и кругов. Картина называлась «Обнаженная девушка». Когда они обошли весь большой зал, Марго сказала:

– Это современная живопись. Называется авангардизм. Каково твое впечатление? – Поль смотрел на Марго. На картины смотреть уже не хотелось. И он ответил:

– По моему, все это скучно. – Глаза Марго расширились. Она воскликнула:

– Потрясающе! Поль, из тебя может получиться первоклассный критик. Ты одним словом выразил сущность авангардизма. Надо сказать это маме. Впрочем, она этого может не понять. – Они прошли в малые залы. Здесь были студенческие работы, и это было интересней. Это был реализм, и это смутно напоминало то, что Поль видел в Лувре. Маленький, аккуратно нарисованный пейзаж. А вот большое полотно с осенним пейзажем. Грубые желтые мазки, – это осенняя листва. Марго сказала:

– Это в стиле импрессионизма. Отойдем подальше. Импрессионистов следует смотреть на расстоянии. – Они отошли подальше. Тот же эффект. Вместо листвы та же желтая мазня. Марго вздохнула: – Да, это явно не Клод Монэ. – Они направились дальше.

И тут Поль увидел нечто. Он быстро подошел к большой, без рамы, картине, почти не глядя на полотно, но все же видя его, прочел внизу табличку с названием: «Поль Дожер» и имя автора: Виолетт Пуни. Это была такая же картина, какую рисовала Виолетт на корабле, только больше. Поль был изображен в реальном размере. Конечно, Виолетт нарисовала эту картину, пользуясь той корабельной картиной как этюдом. Подошла Марго, но Поль уже не посмел на нее посмотреть. Он быстро пошел назад к большому залу, куда, как он видел, проходила со своими спутниками мама. Он почти столкнулся с ней в переходном холле. Он тут же хотел спросить ее, как сделать так, чтобы картину немедленно сняли. До открытия выставки. Мама все поняла.

– Поль, выслушай меня, – сказала она и взяла его под руку. Они медленно пересекли большой зал и остановились у окна. Мама тихо говорила: – Быть моделью художника – тяжелый, но благородный труд. Я знала много моделей, мужчин и женщин. Почти никто из них не рисовал, но все они, так или иначе, приобщались к живописи, становились частицей искусства, облагораживались. Виолетт Пуни была моей студенткой, когда я преподавала рисунок. Ей приходилось работать моделью, чтобы оплачивать обучение. Я только теперь узнала, что она была в обслуживающем составе на «Васко да Гаме». Еще год назад у нее плохо шел рисунок. Но она очень упорна. Она из бедной семьи и, повидимому, с детства обучена трудолюбию. Думаю, что из нее выйдет настоящий художник. Твой портрет, несмотря на некоторые дефекты, вышел удачным. – Поль вспомнил сеансы своего позирования, когда он голым стоял перед Виолетт и всеми пассажирами корабля. Теперь это казалось ему отвратительным. И воспоминание о близко посаженных глазах Виолетт и ее выдвинутой вперед верхней челюсти тоже было отвратительным. Мама сказала: – Поль, посмотри на эти картины, – и она указала на стены большого зала. Поль мрачно оглядел уродливые изображения деревьев, людей, лиловых облаков, грязноватые абстрактные композиции. Мама продолжала: – Видишь, что получается, когда человек начинает создавать сам, не учитывая того, что создано Богом. А человек – венец творения. С античных времен художники изображают обнаженную натуру. Это лучшее, что есть в природе, и лучшая практика для художника. – Мама замолчала. Поль тоже молчал. Мама спросила: – Поль, ты меня понял? – Поль молчал. Он понял, что картину с выставки убрать нельзя. Марго, стоявшая неподалеку, видя, что мама закончила свои наставления, подошла, остановилась рядом. Начался впуск посетителей, и залы стали заполняться людьми. Мама вынула из сумки блокнот, сказала озабоченно:

– Мне надо еще кое-что посмотреть. Не хочется мне говорить об этой выставке, но я обещала. – И она ушла в малые залы. Марго сказала: