Костотряс - Чери Прист

Он снял маску.

На это ушло некоторое время, и процедура оказалась довольно замысловатой — сначала еще нужно было совладать с целым сонмом пряжек и застежек. Но вот пала последняя из них, увесистая стальная конструкция легла на стол, и выяснилось, что под ней все-таки скрывалось человеческое лицо.

Красотой это лицо не отличалось, цельностью — тоже. От уха до верхней губы кожа представляла собой сплошной пузырчатый шрам размером с ладонь, намертво запечатавший правую ноздрю и стянувший мышцы вокруг рта. Один глаз открывался и закрывался с трудом, потому что поврежденная кожа вплотную подходила к веку.

Как Зик ни старался, он не мог отвести глаз. Впрочем, прекратить есть он тоже не мог. Желудок захватил над ним власть и управлял руками и ртом по своему усмотрению; оторваться от тарелки было немыслимо.

— Ничего, можешь смотреть, — произнес Миннерихт. — Заодно можешь считать себя польщенным. Без маски я чувствую себя в безопасности всего в двух местах: в этой комнате и в своих личных покоях. Людей, которые видели меня без нее, можно пересчитать по пальцам одной руки.

— Спасибо, — сказал Зик, едва удержавшись от вопросительной интонации, поскольку сомневался, гордиться ему теперь или тревожиться. И солгал: — Да не так уж и страшно-то. На Окраине я видел людей с ожогами от Гнили, у них все хуже.

— Это не от Гнили. Обычный ожог от огня, хотя приятного тоже мало.

Миннерихт с усилием открыл рот и начал есть, откусывая мясо небольшими порциями, в отличие от голодного мальчика, который запихнул бы ножку в рот целиком, если бы на него никто не смотрел. Понаблюдав, как двигаются губы доктора, как натужно раздувается единственная его здоровая ноздря, Зик понял, что лицо его частично парализовано.

И без маски, искажающей голос, сразу стало заметно, что ясность речи дается ему с некоторым напряжением.

— Сын, — промолвил он. Зик поморщился, но решил не спорить. — Боюсь, у меня есть для тебя… огорчительные новости.

Зик сжевывал, что мог, а остальное попросту проглатывал, пока не унесли.

— А именно?

— До моего сведения дошло, что твоя мать проникла в город и разыскивает тебя. На место, куда она заявилась с расспросами, напала шайка трухляков, и теперь ее нигде не могут найти. Здесь, за стеной, с трухляками постоянная головная боль. Кажется, я упоминал, что в данную минуту у нас тоже из-за них небольшие неприятности, так что едва ли в этой встрече стоит винить ее беспечность.

Мальчик забыл про еду:

— Погодите… Что вы сказали? С ней все в порядке? Она пришла сюда, чтобы искать меня?

— Боюсь, это так. Думаю, мы смело можем накинуть ей несколько очков за упорство, хотя и не за исключительные родительские навыки. Ты что, не видел раньше салфетки?

— Я не… где она?

Доктор, похоже, взглянул на ситуацию с новой стороны и поспешно уточнил:

— Мне никто пока не доносил о ее смерти, и нет никаких признаков, что она была укушена и подцепила заразу. Она всего лишь… пропала… после этого события. Возможно, еще где-то объявится.

На тарелке почти ничего не осталось, но у Зика теперь кусок не шел в горло.

— А вы собираетесь ее искать? — спросил он.

Не зная, какой ответ ему хочется услышать, мальчик не решился торопить Миннерихта, когда молчание затянулось.

— Да, несколько моих людей высматривают ее, — сказал тот наконец.

Зику не понравилась нарочитая осторожность этой фразы и сам ее тон.

— И как вас понимать? — С каждым словом он все больше срывался на крик. — Ну да, она не лучшая на свете мама, но и я не лучший на свете сын, так что пока мы квиты. Если она сейчас в беде, то я должен ей помочь! Мне нужно… нужно срочно ее найти, я не могу тут оставаться!

— Абсолютно исключено. — Властные нотки в его голосе не подкреплялись ни единым жестом, словно доктор не был уверен, как вести себя дальше. — Ничего такого ты не сделаешь.

— Это кто сказал? Вы, что ли?

— За пределы вокзала выходить небезопасно. Ты и сам уже это понял, Иезекииль.

— Но она моя мать и оказалась тут по моей вине, и…

Выйдя из оцепенения, Миннерихт встал и отпихнул стул; салфетка слетела на пол.

— Даже если на тебе и есть какая-то вина, я твой отец, и ты останешься здесь, пока я не разрешу тебе уйти!

— Нет!

— Думаешь, не смогу удержать? Ошибаешься, сынок.

— Нет, вы мне не отец. Я думаю, вы все врете. Не пойму только, зачем вам понадобилось внушать остальным, что вы Левитикус Блю, его ведь все ненавидят. — Зик соскочил со стула и попятился, в спешке чуть не угодив рукой в тарелку. — Вы так говорите о моей матери, будто были знакомы с ней, но это ложь. Держу пари, вы даже имени ее не знаете.

Миннерихт взял маску и принялся натягивать ее обратно, будто броню, которая защитит его от любых словесных атак.

— Что за вздор ты несешь. До замужества она звалась Брайар Уилкс, потом — Брайар Блю.

— Это всем известно. А теперь скажите мне ее второе имя! — торжествующе потребовал Зик. — Спорим, вы его не знаете!

— Да при чем тут это? Мы с твоей матерью… столько времени прошло с тех пор. Больше, чем ты на свете живешь!

— Ах, ну что за славное оправдание, доктор, — хмыкнул Зик, и подступившие было слезы растворились без следа в сарказме. — Какого цвета у нее глаза?

— Прекрати. Прекрати немедленно, или это сделаю я.

— Вы ее не знаете. Никогда не знали. И меня тоже.

Наконец шлем с клацаньем сел на место, хотя доктор едва притронулся к еде.

— Это я-то не знаю?! Милый мальчик, да я ее знаю получше твоего. Мне ведомы тайны, которыми она никогда с тобой не…

— А мне без разницы, — заявил Зик. Только от слов его куда сильнее веяло отчаянием, чем ему хотелось бы. — Мне просто надо найти ее.

— Я же сказал, ее ищут мои люди. Это мой город! — с внезапной горячностью добавил Миннерихт. — Мой! И если сейчас она в нем…

Зик перебил его:

— То она тоже принадлежит вам?

К его удивлению, доктор не стал возражать, лишь бросил сухо:

— Да. Как и ты.

— Я тут не останусь.

— У тебя нет выбора. Точнее, выбор есть, но не очень приятный. Можешь остаться здесь и разместиться со всеми удобствами, пока другие разыскивают твою своенравную мать. А можешь без маски вылезть на поверхность и задохнуться, или подцепить заразу, или умереть еще какой-нибудь ужасной смертью. И все. Других вариантов пока не предвидится, так что почему бы тебе не пойти в твою комнату и не устроиться поуютнее?

— Ни за что. Так или иначе я отсюда выберусь.

— Не будь кретином! — прошипел доктор. — Я готов дать тебе все, в чем она тебе отказывала с самого детства. Я готов сделать тебя наследником. Стань мне сыном — и увидишь, какой властью будешь обладать — вопреки закоснелым слухам и предрассудкам, вопреки неурядицам между мной и этим городом.