Если он грешен - Ханна Хауэлл

Виконт пошел туда, где была сложена его одежда. Покосившись на мальчиков, которым было приказано присматривать за ним, он стал поспешно одеваться. И спешил он вовсе не потому, что так уж боялся этих мальчишек. Просто ему было крайне неловко…

То немногое, что Эштон понял из разговора Пенелопы и ее брата, заставило его с усмешкой покачать головой. Похоже, они и впрямь верили в свою способность чувствовать и видеть то, что другие люди чувствовать и видеть не могли. Они даже верили, что могут улавливать витающие в воздухе эмоции и беседовать с мертвыми. Похоже, Пенелопа говорила о призраке по имени Фейт — говорила так, словно то была не галлюцинация, вызванная наркотическим зельем миссис Крэтчитт, а ее добрая знакомая. Эштон задался вопросом, а не принадлежат ли все пятеро к многочисленному племени мошенников и шарлатанов, что дурачат простаков и вымогают у них деньги, заявляя, что якобы способны общаться с мертвыми и предсказывать будущее.

Но если так, то тогда понятно, почему у них такая правильная речь и почему они ведут себя как люди знатного происхождения. Подобные мошенники, в отличие от цыган на ярмарках, с простолюдинами не связываются. Их клиентками чаще всего бывают знатные дамы, которые принимают «провидцев» в своих салонах. Шарлатаны часто придумывают себе аристократические титулы для пущей убедительности и порой держатся так, что никому и в голову не придет заподозрить в них обычных вымогателей.

Эштон хмурился, завязывая шейный платок под пристальными взглядами мальчишек. Может, игра еще не окончена? Может, они готовят для него ловушку? Может, они даже попытаются потребовать, чтобы он женился на девушке, которую якобы обесчестил?

Тоненький голосок у него в голове нашептывал, что не такая уж это была бы неприятность, но Эштон приказал этому голосу немедленно замолчать. В нем говорила похоть, только и всего. Он не мог жениться на ком попало, во всяком случае не на девушке, чья родословная и чья добродетель вызывали серьезные сомнения, пусть даже он находил эту девушку хорошенькой и желанной. У него был определенный долг, обусловленный его титулом, — долг перед будущими поколениями и перед своей семьей. Лорд Радмур должен был жениться на женщине из высшего общества. Он также должен был взять приданое, и приданое богатое, которое помогло бы залатать дыры в бюджете его семьи. Ему было неприятно даже себе самому сознаваться в том, что он с радостью отбросил бы все соображения, касавшиеся чистоты крови, если бы эта девушка с широко распахнутыми глазами была богата. Впрочем, в какой-то степени он уже пошел на то, чтобы поступиться чистотой крови своей избранницы. Ведь титул баронета, который носил брат Клариссы, был дарован всего лишь его деду, а до этого их семья никакого отношения к аристократии не имела, то есть считалась просто «весьма приличной», как принято говорить о подобных случаях.

И тут Эштон вдруг поймал себя на том, что боится. Боится того, что стал рабом своих страстей — как и его отец. Быстро натянув сапоги, он решительно покачал головой, стараясь избавиться от этого страха. Нет-нет, минутное безумие вовсе не делало из него ненасытного сатира, коим был его отец. К тому же он прекрасно знал, что никогда не сможет обращаться со своей избранницей так, как его отец обращался с его матерью. Он также не смог бы оставить жену и детей почти без средств лишь ради того, чтобы утолять свои неуемные страсти. Следовательно, ему не надо бояться, что он превращается в отца. Иначе этот страх может высосать из него все жизненные силы.

«А что, если бы я сказала вам, что я дочь маркиза?» — эхом прозвучали в его ушах слова Пенелопы, и он вздрогнул и замер на мгновение.

Но если так, если эта девушка действительно дочь маркиза, то ее родословная более чем приемлема для него. Эштон вздохнул и мысленно выругался, решив, что просто хватается за соломинку — лишь бы не связывать себя браком с красивой, но холодной Клариссой. И даже если Пенелопа сказала правду, все равно она не настолько богата, чтобы устроить его в качестве жены. Ее наряд служил тому доказательством. Симпатичное платье, но не самого высокого качества. Да и одежда мальчиков не говорила о большом достатке. И все же его мучил один и тот же вопрос: кто они, эти люди?

— Пен, можем мы уйти прямо сейчас? — спросил Делмар. — Где-то тут… тут очень плохой дух.

Эштон в изумлении уставился на мальчика. Тот был немного бледен, и в его широко распахнутых голубых глазах отражался страх. Было очевидно: мальчик говорил вовсе не о дурном запахе. Виконт нахмурился и посмотрел на Пенелопу, стоявшую возле кровати. Артемис заботливо обнимал сестру за плечи, но казалось, что ей сделалось еще хуже. «Неужели все в этой семейке верят в то, что обладают сверхъестественными способностями?» — подумал Эштон. Внимательно посмотрев на девушку, он спросил:

— Кто вы такие, вы все?

— Не ваша забота, — буркнул Артемис, взглянув на него исподлобья.

— Можете рассчитывать на мое молчание, — ответил Эштон, невольно поморщившись, и добавил: — Мне, как вы понимаете, совсем не хочется, чтобы мое имя связывали с этой неприятностью.

— Не-при-ят-ность, — пробормотала Пенелопа. — Какое чудное слово… — Она улыбнулась и закрыла глаза.

Артемис чуть покачнулся, когда Пенелопа вдруг тихонько вздохнула и начала медленно оседать на пол. Эштон бросился к ней, чтобы вовремя подхватить. Прошло несколько секунд, и виконт вздохнул с облегчением, когда она открыла глаза и посмотрела на него.

— Похоже, ноги меня… не держат, — прошептала она, нахмурившись.

Эштон утвердительно кивнул:

— Да, очевидно, зелье оказалось слишком сильным.

— Теперь я смогу ее понести, — заявил Артемис, потянувшись к сестре.

— Куда? — Эштон бросил взгляд на открытое окно. — Вы собираетесь вылезти через окно? С ней на руках? — Ему показалось, что паренек собирается сказать, что способен и на это, но, видимо, здравый смысл возобладал. Спускаясь из окна с Пенелопой на руках, Артемис рисковал бы не только своей жизнью. — Я должен найти своих друзей. Они нам помогут.

— Здесь? Вы собираетесь искать их здесь? Стучать в каждую дверь? — спросил юноша.

— Я хочу, чтобы вы сейчас выбрались из окна, подошли к входной двери и попросили вызвать сэра Корнелла Финчема. Сообщите швейцару у двери, что герцог Берфут послал вас с экстренным сообщением для сына герцога. Либо его приведут к вам, либо вас приведут к нему. Сообщите Корнеллу, что я прошу его и всех остальных прийти в эту комнату как можно быстрее. И пусть стараются не привлекать к себе внимания.

— Какой номер у этой комнаты?

— Двадцать два, — сказала Пенелопа и потерлась щекой о плечо Радмура.