Дорогие мои мальчишки - Лев Кассиль

Так было и на этот раз.

Увидев, как из-за угла, где стоял на дозоре один из приятелей Тимки, трижды блеснуло зеркальце, что было условным знаком, Валерка встрепенулся, поправил галстук и вопросительно посмотрел на товарища:

— Юрка сигналит. Ты сам подойдёшь, Тимка, или я первый?

— Сам, — отвечал Тимсон.

Глистообразная фигура Ходули показалась из-за угла. Тимка заложил руки в карманы широких штанов и не спеша пошёл навстречу. За ним неотступно следовал Валерка.

— А, обнявшись крепче двух друзей! Пионер — всем детям пример! В полной амбиции при всей амуниции! — заговорил своим писклявым голосом Ходуля. — Будь готов — всегда готов. Сколько зим, сколько лет, гутен таг, бонжур, привет!

Он паясничал, тараторил, но его нагловатые глазки посматривали на карманы Тимки, в которых грозно шевелились тяжёлые кулаки. Тимсон молча напирал.

— Ну, вы чего? — забеспокоился Ходуля. — Вы не очень-то, а то как крикну наших ребят рядом тут, тогда узнаете. Что вы за мной ходите? Я ещё на базаре вас заприметил. Думаешь, если палец больной, так я приложить не смогу? Знаешь, блеснула шашка, раз и два, и покатилась голова…

— Тимка, дай я ему всё скажу, ладно? — спросил Валерий у Тимки.

— Валяй! — сказал Тимсон.

— Лёшка, имей в виду, — заторопился Валерка, бледнея от волнения, — имей в виду, что мы всё знаем, и тебе это так, даром, не пройдёт. Тебя, кажется, предупреждали, чтобы ты Бутырева не трогал. Если добром не понимаешь…

— Чего такое? — завопил уже совсем фистулой Ходуля. — Ты видел, чтобы я Капку трогал? Нужен он мне, Капка ваш! Подумаешь, в песчаных степях Аравийской земли три гордые пальмы высоко росли… Охота была связываться! Ты видел, чтобы я его трогал?

— Тимка, сказать ему всё? Пускай всё знает.

— Пускай, — сказал Тимка.

— Так имей в виду, Лёшка, — почти закричал Валерка, — мы всё знаем! Это ты подговорил Юрку Гундосова, Петьку Бирюка и Митьку с переправы, всех свищевских ваших, чтобы они Капку так… Нам всё известно.

— Факт, — подтвердил Тимсон.

— Чем докажешь? — высокомерно сказал Ходуля.

— Гляди, — сказал Тимка, поднося к носу Ходули свой тяжеловесный кулак, — раздокажу. Вещественно.

— Тимсон, Тимсон, забыл уговор? — предупредил Валерка.

— Знаю, — пробормотал Тимка, вздохнул и вытер вспотевший лоб.

Он упарился от такого длинного разговора. Эх, если бы только не запрещение, он бы сейчас показал этому долгоногому!

Валерка взял приятеля за локоть. Тимка ещё тяжело дышал.

— Можно, я разок ему? — умоляюще шепнул он Валерке.

— А Капка что говорил, забыл? Вчера бы действовал, а сегодня уж нечего после драки кулаками махать. Молчал бы уж лучше!

— Молчу, — сказал Тимсон.

А Ходуля, воспользовавшись тем, что они оставили его в покое, быстро пошёл к воротам завода, но у самой табельной будки обернулся и вытащил из кармана бумажку.

Он показал её издали, оторвал угол, скрутил цигарку, а остаток скомкал, бросил в траву и притопнул ногой. Валерка и Тимка успели заметить на клочке знакомый герб.

— На перчатку средь диких зверей он глядит и смелой рукой поднимает! — крикнул Ходуля и скрылся в проходной.

— Кажется, догадался, что от нас, — с испугом произнёс Валерка.

— Похоже, — согласился Тимсон.

— Ну и пускай! — воскликнул Валерка.

— Пора, — сказал Тимсон.

Они были ещё так захвачены только что состоявшимся разговором, что не заметили сигналов с угла, где стоял их дозорный. Напрасно бедняга сигналил им зеркальцем: они не видели. Тогда паренёк подбежал к ним и сообщил что-то вполголоса.

— Ну да, ври! — не поверил Тимка.

— Честное слово, Отвага и Верность!.. Серёжка прибежал, сам видел.

— Вот это новость, а?.. Тимсон, — возбуждённо заговорил Валерка, — который теперь час?

Как бы в ответ на это, высоко и заливчато затрубил гудок Судоремонтного. Валерка выхватил из папки тетрадку, послюнил карандаш и вписал:

«Сегодня в 7 часов 00 минут было обнаружено…»

Но что было обнаружено в 7 часов 00 минут этого исторического дня, об этом можно будет узнать лишь в следующей главе.

Глава 10. Юнги с острова Валаама

В истории нашего города это был очень исторический день.

Новость, которую решил занести в летопись города Затонска Валерка Черепашкин, первыми узнали галки в школьном саду. Их всполошили резкие, непривычные звуки дудок, голосивших в пустых ещё вчера коридорах школьного здания, и многолюдье на дворе школы. И окончательно всполошил галок плотный узелок материи, который быстро взлетел по высокой мачте и с треском развернулся над деревьями, превратившись в большой флаг с синей полосой внизу и с красной звездой рядом с серпом-молотом на белом поле. Галки, проклиная всё на свете, грозя страшными карами, кружились над потревоженным садом.

Потом эту новость узнала Рима Бутырева. Она поставила дома греть воду для стирки, отвела Нюшку в детский сад, а сама побежала в булочную за хлебом. Она быстро шла, размахивая пустой кошёлкой, платок размотался и съехал с головы, ветер трепал её красивые, с золотистым отливом волосы. Она переходила большие лужи, смотрясь в воду. Небо с облаками отражалось в лужах; казалось, что под ногами бездонная глубина, легонько кружилась голова, и боязно было ступать в зеркальную пустоту. Кроме того, галоши, оставшиеся от матери, были велики Риме, и ей всю дорогу приходилось воевать с ними, а шоссе было мокрое, раскисшее, и галоши вязли в грязи. Вот теперь левая галоша отстала.

«Стой ты! — сердилась про себя Рима. — Вот так… надевайся обратно. — Тут она спохватилась, что с правой ноги галоша исчезла. — Ой, миленькие, правую совсем потеряла!..Опять надо возвращаться назад. Честное слово, целый час хожу!.. Как найду сейчас правую, так обе галоши в руки возьму и так пойду. Мимо школы буду идти, тогда обуюсь».

Она повернулась, чтобы идти назад за потерянной галошей, и сошла с середины улицы на тротуар, как вдруг с подъезда школы раздался громкий оклик:

— Эй, на берегу, малость возьми курс левее! Слышишь, девочка или гражданка, как ты там?.. Я тебе, кажется, ясно семафорю.

Рима остановилась, изумлённая. На знакомом подъезде школы, в которой она сама ещё училась этой зимой, стоял молоденький моряк; пояс туго перехватывал его аккуратную шинель, матросская шапка-бескозырка, приплюснутая блином, была надвинута на правую бровь, прямую и тонкую, ленточки вились за плечами у моряка.

«Ишь ты, флотский с винтовкой! Чего это он у нашей школы делает?» — удивилась Рима и на всякий случай натянула платок на голову и поправила волосы.

— Чего стала? Сигналов, что ли, не видишь? Говорю, сворачивай, не подходи к трапу, тут теперь нет хода, отверни в сторону.

— Да ну вас! — рассердилась Рима. — Я к вам вовсе не собираюсь. Раскричался тоже! Может быть, это наша школа как раз.

— Может быть, и была ваша, — ответил флотский, — а теперь мы тут будем.

— А что это за такие «мы»?

— Ты что это, с виду не различаешь? — наставительно произнёс флотский. — Юнги мы Балтийского флота. Школа юнгов. Ясно, кажется.

— К нам, значит, эвакуированные? — спросила Рима. Любопытство её преодолело обиду.

— Кто это — эвакуированные? Соображать надо всё-таки… Мы с острова Валаама, из Ладожского озера. Нас сперва под Ленинград, а теперь сюда перевели, на берег к вам. Вроде как морская пехота. И вообще я с тобой разговаривать не обязан, я вахтенный. Ясно, кажется, говорю. Ну, отваливай, отваливай на ту сторону! Должна понимать, раз военный объект!

Рима совсем разобиделась и повернулась спиной.

— Ну и не больно нужно! Подумаешь, какой объект! Это наша школа, а не объект. Моряк с разбитого корабля! Вот я скажу нашим мальчишкам, так они тебе покажут «объект». У наших форма-то почище вашей будет — с козырьком. У меня знаешь какой брат есть?

— Хватит разговорчиков! — отрезал флотский.

— А я, кажется, с вами не разговариваю. Не собираюсь даже. Вы сами же начали. Подумаешь, флотский! Надел фуражку набекрень и уж воображает!

— Первым делом, это не фуражка, а бескозырка, по-нашему — беска. Надо знать. Выросла уже порядочно, а различать не можешь. И вообще это не твоё дело… Ты вот лучше скажи, куда у тебя с правой ноги галоша ушла? — спросил он неожиданно, бросив взгляд на её ногу и улыбнувшись. А улыбка у него была славная, зубы так и блеснули.

— Ой, и правда! — вспомнила Рима. — Вы случайно мою галошу не видели?

— Только мне и занятие, что за твоими галошами смотреть! — Морячок уже внимательнее оглядел её и вдруг перешел на «вы». — Стойте, у вас же на левой ноге обе галоши, надели одну на другую! Эх вы, сухопутные!..

— И правда! — обрадовалась Рима. — А я-то смотрю, что это у меня левая нога заплетается!