А можно выйти?! - Владимир Николаевич Малый

и синяков по всему телу у нее явно не было, и выглядела она ночью скорее юной девушкой, чем ребенком. Я отошел чуть подальше и попробовал рассмотреть что-нибудь кроме своих (или ее?) лица и шеи. Кто знает, может, она и правда была подростком. Так с первого взгляда и не разберешь. Можно было бы в это выяснить путем нехитрых изысканий без одежды, но было как-то совестно даже думать об этом. Кстати, изображение моего лица в зеркале при этих мыслях мучительно покраснело, и я засобирался на выход.

Сразу за порогом комнаты нас встретил хозяин дома. Он осмотрел меня, поправил одежду в одном месте и одобрительно кивнул. Затем был легкий завтрак из молока сыра и хлеба. Молоко было теплым и жирным и не слишком хорошо пахло, и в прошлой жизни я нипочем пить такое бы не стал. Но тут мой голодный растущий организм был данному напитку безмерно благодарен. Я быстренько все съел, выпил и начал в очередной раз осматривать комнату. Ставни были раскрыты, и при дневном свете обзор был куда лучше.

Обстановка в доме в целом была спартанской, на мой неопытный взгляд. Но судя по тому, что я вчера увидел, вокруг царит либо средневековье, либо период перед началом технической революции, но уж явно не более поздние века. В доме я не увидел никаких предметов массового производства, украшений или безделушек. Все вещи были максимально функциональны и самого неброского вида.

Пока я все это изучал, девочка успела убрать со стола и сходить к себе переодеться. И вот эта ее новая одежда очень сильно контрастировала со всем виденным мною в этом мире. Платье, шляпка, туфельки – все это смотрелось празднично и нарядно. И вообще она сейчас была больше похожа на нарядную ростовую куклу, чем на ребенка. Хозяин дома окинул ее взглядом и скупо улыбнулся, одобрительно кивнув.

Я хотел узнать, как их зовут, но не знал, с чего начать этот нелегкий разговор. Обычно человек в моей ситуации, прикладывает руку к груди и называет свое имя, потом ждет того же самого от собеседника. Но я своего местного имени не знал, а свое прошлое называть опасался. Вдруг, они и так меня знают, или Женя на их языке созвучно с чем-то нехорошим? В общем, еще одна проблема в мою бездонную копилку неприятностей.

Внезапно мужчина с девочкой засобирались на выход и, определенно, позвали меня с собой. Уже у двери охотник обернулся ко мне и (о, счастье) приложил руку к груди, медленно по слогам произнеся: «Эд-вардс!».

Я благодарно кивнул и вопросительно уставился на девочку.

- Э-ли-зи! – с улыбкой сказала она, тоже прикладывая ладонь к груди.

Я повторил их жест, а потом с сожалением на лице развел руками в жесте бессилия. Эдвардс улыбнулся, потрепал меня по плечу и выдал целую тираду, из которой я понял только «пошли», сказанное ближе к концу его ободрительной речи.

И мы пошли. По пути я тронул его за локоть и указал на болтающийся на поясе нож. Мужчина жестом дал мне понять, что по поводу оружия я могу быть спокоен. Меня этот факт не слишком порадовал: общество, в котором девочка-подросток может гулять по улице с ножом, не вызывало у меня особого доверия.

По пути мы зашли в пару мест. В первом, окнами-бойницами и массивной дверью похожем на небольшую крепость, Эдвардс подучил не слишком высокую стопку монет от здоровенного хмурого детины с самой что ни на есть бандитской физиономией. Не успели желтые кругляшки перекочевать ему за пазуху, как в ближайшей стене открылась незаметная дверь, и к нам в комнату зашли все выжившие разбойники, которые вчера гнались за мной, потом напали на Эдвардса, после чего вынуждены были ему подчиняться. Они молча повернулись к нам спинами и стали на колени. Эдвардс проделал с ними тот же ритуал, что я видел, сидя на дереве. Мужчина подошел к каждому из коленопреклоненных и приложил кулак к их затылкам. После этого прикосновения люди обмякали и валились на пол. Пол, кстати, был довольно чистый, хотя на улице было пыльно, а никакой тряпки для вытирания ног, точнее, обуви, на входе не лежало. Из чего я сделал вывод, что, если сюда и заходят люди, то делают они это либо не с утра, либо в очень небольших количествах. А еще я заметил движение за небольшим зарешеченным окошком у самого потолка и, вдруг, понял, что оттуда за нами кто-то следит. Прикинув в уме наше расположение и то, как стоял детина относительно нас и этого окошка, я решил, что в тени за решеткой очень даже может находиться стрелок из того же, например, арбалета. Сделав этот вывод, я осмотрел все наличествующие стены и убедился, что на каждой, кроме фасадной, стене были такие окошки. Видимо, здесь хранится много денег, раз осуществляется такая охрана и не игнорируется в плане безопасности даже человек с двумя детьми.

Что дальше было с валяющимися на полу людьми, я не знаю, потому что практически сразу мы пошли во второе место. Оно было больше похоже на мелкокалиберный замок, ну, или на добротный деревянный коттедж моего мира или времени. К самому зданию мы с Элизи, правда, не попали, потому что Эдвардс оставил нас у ворот, лаконично и доходчиво проинструктировав меня присматривать за девчонкой. Выглядело это так: сначала указательным пальцем он легонько ткнул меня в середину груди, потом, поймав мой взгляд, растопыренными указательным и средним пальцами указал на мои глаза, а потом, указательным ткнул в сторону Элизи. Я тут же кивну, давая ему понять, что до меня дошел смысл его пантомимы. В ответ он улыбнулся, глазами показал на ножны и юркнул в приотворившуюся в воротах калитку. Та за ним сразу закрылась, и послышался звук задвигающегося засова. Я лишний раз отметил для себя, что люди здесь живут настороже и положил ладонь на рукоять ножа, надеясь, что выгляжу в такой позе хоть сколько-нибудь внушительно.

Людей на улице было немного, что меня слегка удивляло. Уже по вчерашнему вечеру и сегодняшнему утру я догадывался, что днем здесь будет жарко, и местным жителям логично было бы делать свои дела при комфортной утренней температуре. А еще совсем не было бездомных животных. То ли здесь их не приручили, то ли отношение к прирученным совсем иное, нежели там, где я родился и вырос.

Стоило мне об этом подумать, как Элизи тихонько пискнула и прижалась