Европа против России. 1812 год - Алексей Васильевич Шишов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако думается, что организация военной разведки в наполеоновской Франции не есть только единоличная заслуга Мишеля Сокольницки. Такой авторитетный исследователь Отечественной войны 1812 года в старой России, как В.В. Харкевич, пишет:
«Сведения о приготовлениях России к войне сосредотачивались, главным образом, в двух пунктах – Варшаве и Данциге. Отсюда они направлялись в Гамбург и с прежде имевшимися данными представлялись (маршалу) Даву в обработанном виде Наполеону. К последнему, кроме того, поступали донесения от Коленкура из Петербурга, от французского посла при Стокгольмском дворе Алькъэ, и от особого агента из Бухареста».
Разновременно в 1811 году через посредство командовавшего польской армией Понятовского и коменданта Данцига французского дивизионного генерала Ж. Раппа Наполеону сделалось известно о производстве работ по укреплению Риги и Динабурга, о вооружении этих крепостей, а также Бобруйска. О расположении и передвижениях русских войск, об усилении полевых войск за счет гарнизонных батальонов, о производстве набора, о передвижении нескольких дивизий (?) с Дунайского театра на Литву, об исправлении дорог в Литве и Волыни, об устройстве продовольственных магазинов в Литве. И даже о намерении императора Александра вторгнуться в герцогство Варшавское и провозгласить независимость Польши.
Поток подобных, хорошо оплачиваемых разведдонесений в штаб-квартиру Наполеона, как главнокомандующего Великой армии, все нарастал. Но все чаще в них не удавалось отделить действительное от желаемого. И что самое главное – в образе России, ее государя и армии в сознании императора французов и его генералитета вырисовывался образ врага, даже не помышлявшего о политическом компромиссе.
Сведения собирались особыми агентами, жившими в незначительном удалении от границы и поддерживавшими сношения с поляками, приверженцами Наполеона в Литве и на Волыни. Опрашивались путешественники, прибывшие из России, пользовались услугами иезуитов в Полоцке и подрядчиков-евреев. Прислушивались к разговорам среди офицерства. Нескромность не только офицеров, но даже генералов, приносила свои плоды.
Когда виленский военный губернатор генерал М.И. Голенищев-Кутузов, будущий главнокомандующий русской армией в «грозу 12‑го года», получил назначение в Турцию, Наполеону тотчас же сделалось известно, что перед отъездом он говорил интимным друзьям о полученном им приказании заключить мир с турками.
Сведения, получавшиеся из герцогства Варшавского, по отношению к силам русских были, однако, сильно преувеличены. Пылкий, увлекающийся характер поляков нередко заставлял их рисовать картины, при недостатке сведений часто пополняемые воображением. «Мы видим лес там, где в действительности одни деревья», – сознавался один из польских генералов французскому резиденту в Варшаве.
Поэтому в конце 1811 года Наполеон, сохранив прежний порядок получения сведений, наряду с ним дал новую, более строгую организацию делу ведения разведки против России. Она виделась ему уже не просто вероятным противником.
Французскому резиденту в Варшаве, барону Биньону, было предложено избрать из числа способных и достойных доверия поляков, служивших в военной службе и участвовавших в походах, трех старших агентов, которые знали бы хорошо: один – Литву, другой – Волынь, а третий – Лифляндию и Курляндию. Агенты эти должны были получать определенное содержание и сосредотачивать все сведения по топографии и статистике порученных им театров, по расположению, силе и передвижениям русских войск, по постройке и вооружению крепостей. Старшие агенты должны были избрать до 12 низших агентов и держать их на важнейших путях и в назначенных пунктах.
Вознаграждение низшим агентам определялось в зависимости от ценности сообщенных ими сведений. Биньону разрешено было расходовать до 12 000 франков ежемесячно на порученное ему дело. То была немалая денежная сумма. Но в окружении императора считали, что задуманная им игра в разведку стоит немалых свеч. Иллюзий на сей счет в высшем французском командовании не строилось.
Наконец, еще одним источником для получения сведений являлись Австрия и Пруссия, недавние союзники России в войнах против Франции. Так, в марте 1812 года Наполеон получил от прусского правительства «расписание» русской армии. Теперь ему во всей полноте стал известен ее состав.
В результате несомненно, что к началу Русского похода венценосный полководец Наполеон I обладал немалыми сведениями, более или менее близкими к истине, относительно силы и группировок русской армии.
Примечательно то, как Наполеон лично готовился к своим беспрерывным войнам. Его интересовали, прежде всего, два вопроса, относящихся к противной стороне. Во-первых, личность неприятельского полководца и вообще профессиональная подготовка вражеского генералитета к войне в поле. Во-вторых, организация неприятельского командования и силен ли сам главнокомандующий, с которым ему предстояло скрестить оружие.
Пожалуй, перед самым вторжением в Россию Наполеон мог дать себе по этим двум важным для него вопросам самый удовлетворительный ответ. Из старших генералов русской армии настоящим, боевым военачальником он считал одного князя Багратиона, ученика самого Суворова. Но тот находился на вторых ролях, и стать главнокомандующим реально не мог. В этом Наполеон не ошибся.
Военный министр Барклай де Толли был фактически лишен возможности принимать самостоятельные, волевые решения, поскольку при армии находился сам государь. А Голенищев-Кутузов, которого Наполеон считал хитрым и осторожным полководцем, состоял в то время не у дел, да и был он уже человеком преклонных лет. Беннигсен относился Бонапартом к числу «неспособных», что и соответствовало действительности. Но знать только лицо начальствующих лиц – это было еще далеко не всё.
Великий завоеватель, раздвигавший пределы созданной им на европейском континенте Французской империи, хотел познать «душу» России, прежде чем выступить в Русский поход 1812 года. Он вознамерился узнать о ней возможно максимально всё. Но, думается, так и не понял ее до конца.
…Что хотел получить Наполеон от этой стратегической операции на европейском Востоке? Что он жаждал решить в собственной судьбе, вступив на землю Московского Кремля? Рассуждений на это счет действительно много. Пожалуй, достаточно точно (но, разумеется, не бесспорно) по этому поводу высказался советский историк академик Е.В. Тарле:
«Великая армия в Москве – это значит покорность Александра, это – полное, безобманное осуществление континентальной блокады, следовательно, победа над Англией, конец войнам, конец кризисам, конец безработице, упрочение мировой империи, как внутреннее, так и внешнее. Кризис 1811 г. окончательно направил мысли императора в эту сторону.
Впоследствии в Витебске, уже во время похода на Москву, граф Дарю откровенно заявил Наполеону, что ни армия, ни даже многие в окружении императора не понимают, зачем ведется эта трудная война с Россией, потому что из-за торговли английскими товарами во владениях Александра воевать не стоило.
Но для Наполеона такое рассуждение было неприемлемо. Он усматривал в последовательно проведенном экономическом удушении Англии единственное средство окончательно обеспечить прочность существования великой, созданной им монархии.
И вместе с тем он ясно видел, что союз с Россией подламывается не только
