На маленьком острове - Герцель Новогрудский

И притом, никто на острове в семнадцать лет не повидал так много, как Андрус. Отец его, Яан Кескюла, был коммунист, в первые дни войны он ушел на фронт и погиб, сражаясь с фашистами. А Андрус с матерью уехали далеко на восток. Где он только не побывал, этот Андрус, пока шла война! Жил на Урале. Там дремучие леса и среди лесов громадные заводы. Жил в Казахстане. Там такие необъятные степные просторы, что машина много часов на самой большой скорости может мчаться без дороги в любом направлении.

В Москве Андрус тоже был. Он ходил по Красной площади, видел Кремль, а однажды, когда стоял возле башни с часами, звон которых каждый вечер передается по радио на весь мир, видел, как из кремлевских ворот выехал правительственный автомобиль.

Юло не очень ясно понимал, что это за автомобиль, но название «правительственный» ему нравилось: звучало внушительно. Такое название только к столице могло относиться.

Да, на Вихну того не увидишь. На Вихну, надо сказать, не только правительственных, но вообще никаких машин нет. Им здесь податься некуда. Только разгон возьмут — тут же в море уткнутся. Жаль, очень жаль! Все-таки без автомобилей чего-то не хватает… Будь дорога вокруг острова, машины могли бы и на Вихну часами ездить без остановки. Большое движение могло бы быть…

Мысль об оживленной асфальтовой магистрали, опоясывающей остров, захватила Юло. Он представлял себя то шофером за рулем автомобиля, то автоинспектором, гоняющимся на мотоцикле за нарушителями правил езды, то регулировщиком, переключающим светофор с зеленого на желтый свет и с желтого на красный, то пешеходом, остановившимся в растерянности перед бесконечным потоком машин на вихнувской дороге, то, наконец, самим собой, примостившимся тайком в кузове грузовика и катящим, катящим…

Размечтался до того, что забыл обо всем на свете. Даже когда нос к носу встретился с Андрусом, к которому шел, — и то не очнулся.

Тропинка была узкая. Скользнув по пионервожатому невидящим взглядом, Юло взял вправо.

Андрус молча сделал шаг в ту же сторону. Он решил подшутить над рассеянным парнишкой.

Юло машинально взял влево.

Андрус опять вырос перед ним.

Так минуты две топтались на месте, пока Юло не пришел в себя.

— О, Андрус! — смущенно произнес он. — А я как раз к тебе. Отец просил, чтобы ты зашел, хочет о чем-то поговорить.

— Так ты из дому?

— Ага.

— А я думал, с луны. По крайней мере, вид у тебя такой.

— Нет, это я просто задумался…

7. Килька вернулась

Густав Манг с нетерпением ждал вожатого. Но когда тот пришел, бригадир начал разговор издалека. Поговорил о погоде, о том, что рыба нынче идет хорошо, наконец задал тот самый вопрос, который он уже задавал сыну за обедом:

— А насчет кильки ты, случайно, ничего не слышал, Андрус?

— Нет, ничего. Что же о ней у нас может быть слышно?

— Да, удивительная вещь, — задумчиво произнес бригадир. — Всем хорошо наше море, всего много в нем, только вот кильки нет. А ведь для нас, эстонских рыбаков, килька все равно что яблоки для садоводов: сколько бы ни было разных плодов, но без яблонь сад не сад. И в нашем деле то же самое: как бы хорошо ни ловилась рыба, а без кильки улов не улов. Но не повезло нам, нет у нас кильки…

— Почему же так, папа? — спросил Юло.

— Неизвестно. Еще на моей памяти она ловилась очень хорошо. Но потом то ли течение изменилось, то ли дно по-другому стало выглядеть, то ли еще по какой причине, но килька вдруг сразу, как по уговору, перестала заходить в залив. На острове люди стоном стонали от такого горя.

— Ну, какое же это горе! Другая ведь рыба осталась.

Густав Манг посмотрел на сына:

— Это тебе сейчас легко рассуждать: нет одной рыбы — можно другую ловить. В колхозе, мол, для всяких пород сетей достаточно. А в старое время знаешь как было? Твой дед в могилу раньше времени сошел, вся наша семья несчастной стала из-за того, что килька ушла от берегов Вихну. Я тебе об этом никогда не рассказывал?

— Нет.

— Тогда послушай, полезно… И ты, Андрус, послушай.

Андрус поерзал на месте. У него еще много дел намечено на сегодня. Он не думал засиживаться. Но ничего не поделаешь. Бригадир Манг не из тех людей, которые бросают слова на ветер. Воспоминаниями своими занялся он сейчас, конечно, тоже не случайно. Надо послушать.

Вожатый посмотрел на рыбака. Тот молча, не поднимая глаз, набивал трубку. Раскурил, затянулся дымом и начал:

— Так вот. Было это лет тридцать назад. Было мне лет примерно столько же, сколько тебе, Юло, сейчас. Жили мы бедно. Отец с братом выходили в море на маленькой весельной лодочке. Ловили крючковой снастью. А обзавестись сетями денег не хватало. И хотя купец Томас Весик часто предлагал: «Чего ты мучаешься? Купи сети, я тебе деньги дам взаймы», отец отказывался. Знал: у богача рубль взаймы возьмешь — потом десятью не откупишься.

Крепился, крепился отец — не выдержал. Очень хотелось ему, чтобы я учиться пошел, но на это деньги нужны были. Подошло время сестру замуж выдавать — тоже деньги требовались. В общем, пошел к Весику, дал ему расписку и взял взаймы. Тогда это называлось «получил кредит». Вернулся отец домой, выложил деньги на стол и посмотрел на них, будто ядовитую змею в дом принес. Понимал: не принесет радости помощь богача.

Стали всей семьей думать, какие сети купить — салачные или килечные? И салака тогда шла хорошо и килька. Но килька все-таки ценилась больше. От кильки Томас Весик не отказывался, а от салаки часто воротил нос: «Город не требует». И тогда хоть весь улов в море выбрасывай.

Вот и решили: если уж покупать сети, так килечные. Килька, мол, не подведет.

Купили, дождались путины, вышли в море, а там хоть бы одна рыбешка! Это был как раз тот год, когда килька перестала появляться в наших местах.

В это черное время отец и сам стал черный, как земля. Ходил сгорбившись, будто большую тяжесть нес.

А ведь речь шла всего-навсего о маленькой рыбешке, которой вдруг не полюбились здешние места. Будь это сейчас, пошли бы мы в колхозный склад, сложили бы в угол сети для той рыбы, что не идет, взяли бы другие — для той, что ловится, — и весь разговор. А тогда — ушла килька, ушло и счастье из дома. Всю жизнь поломала рыбешка!

Путина прошла, и Томас Весик явился к отцу: «Эй, сосед, мне деньги нужны». — «Вы ведь, господин Весик, знаете, как получилось с килькой. Мы даже бочонка рыбы не выловили, чтобы прокормиться зимой». — «Это меня не касается. Или деньги, или иди отрабатывать долг. Мне человек нужен — бочки на баржу грузить».

Стал отец батрачить у Весика. Брат уехал за море искать работу и пропал. Сестра нанялась в няньки. Я в школу ходить не смог, неученым остался. И все из-за кильки. Десятки семей на острове по миру пошли, когда килька перестала ловиться у нас.

Рассказ был окончен. Андрус ждал продолжения разговора. Но Густав Манг не спешил. Он взял точильный брусок и начал править охотничий нож, кожаные ножны от которого висели у него на поясе. С такими ножами рыбаки Вихну никогда не расстаются.

Вожатый ни о чем не спрашивал. Не полагается младшим торопить старших. А бригадир водил ножом по бруску и о чем-то думал. Потом попробовал нож на ноготь, сунул в ножны и наконец проговорил:

— Слушай, Андрус, что я хочу сказать тебе. По-моему, в наш залив вернулась килька.

— Килька?.. — Андрус вскочил. — Неужели так, дядя Густав?

— Да, похоже. И чтобы разобраться в этом, мне нужна твоя помощь. Речь, парень, идет вот о чем. В последнее время, когда мы перебираем невод, я каждый раз замечаю: килька стала попадаться. Выльешь десять черпаков с салакой, смотришь — одна килечка промелькнула. Пустяк, конечно… Это все равно, что перебрать мешок желтого гороха и найти зеленую горошину. Но даже эти одиночные килечки заставляют меня ночами не спать. Все думаю: «Откуда? С чего это они стали попадаться нам?»

— А я бы, папа, на твоем месте и не думал, — рассудительно сказал Юло. — Ну, пусть стала попадаться килька, пусть приходится ее одна на тысячу салакушек. Ведь толку все равно нет. Разве это улов?

— Не улов. Но ты забыл, на какую рыбу рассчитаны наши неводы-великаны?

— На салаку.

— Верно. А как ты узнаёшь, какая сеть для какой рыбы предназначена?

— Ну, это просто, это всякий скажет. На ячейки посмотришь, и видно: если большая ячея — значит, сеть для крупной рыбы; если более густая — для мелкой. Ведь ячея делается такая, чтобы рыба голову просунуть могла, а вся пролезть — нет.

Густав Манг с одобрением посмотрел на сына:

— Ну, а как по-твоему: какая рыба крупнее — килька или салака?

— Кто же не знает этого! — обиделся Юло. — Килька раза в два меньше салаки.

— Стало быть, если для салаки каждая ячейка невода — тесная форточка, то для кильки она — широкое окно. Верно?