Фривольная поэзия - авторов Коллектив
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Константин Случевский
«Чудесный сон! Но сон ли это?..»
Чудесный сон! Но сон ли это?Так ясен он, так ощутим!В мельканьи трепетного светаОн, как ваянье, недвижим!
Мне снилась юность золотаяИ милой женщины чертыВ расцвете радостного мая…Скажи! Признайся! Это ты?
Но как мне жаль, что я старею,Что только редко, иногда,Дерзаю бледную лилеюОкрасить пурпуром стыда.
«Не Иудифь и не Далила…»
Не Иудифь и не ДалилаМой идеал! Ты мне милейТой белой грудью, что вскормилаТвоих двух маленьких детей!
Девичья грудь – она надменна,Горда! ее заносчив взгляд!Твоя – скромна и сокровеннаИ мне милее во сто крат!
Она мной чуется так ярко,Сквозь ткань одежд твоих светла…Предупредил меня Петрарка:Лаура девой не была.
«Ночь. Темно. Глаза открыты…»
Ночь. Темно. Глаза открытыИ не видят, но глядят;Слышу, жаркие ланитыТонким бархатом скользят.Мягкий волос, набегая,На лице моем лежит,Грудь, тревожная, нагая,У груди моей дрожит.Недошептанные речи,Замиранье жадных рук,Холодеющие плечи…И часов тяжелый стук.
Семен Надсон
«Только утро любви хорошо: хороши…»
Только утро любви хорошо: хорошиТолько первые, робкие речи,Трепет девственно-чистой, стыдливой души,Недомолвки и беглые встречи,Перекрестных намеков и взглядов игра,То надежда, то ревность слепая;Незабвенная, полная счастья пора,На земле – наслаждения рая!..Поцелуй – первый шаг к охлажденью: мечтаИ возможной и близкою стала;С поцелуем роняет венок чистотаИ кумир низведен с пьедестала;Голос сердца чуть слышен, зато говоритГолос крови и мысль опьяняет:Любит тот, кто безумней желаньем кипит,Любит тот, кто безумней лобзает…Светлый храм в сладострастный гарем обращен,Смолкли звуки священных молений,И греховно-пылающий жрец распаленЗнойной жаждой земных наслаждений.Взгляд, прикованный преждек прекрасным очамИ горевший стыдливой мольбою,Нагло бродит теперь по открытым плечам,Обнаженным бесстыдной рукою…Дальше – миг наслажденья, и пышный цветокСмят и дерзостно сорван, и сноваНе отдаст его жизни кипучий поток,Беспощадные волны былого…Праздник чувства окончен… погасли огни,Сняты маски и смыты румяна;И томительно тянутся скучные дниПошлой прозы, тоски и обмана!..
Федор Сологуб
«Мы лежали на мшистой постели…»
Мы лежали на мшистой постели,Задыхаясь от зноя любви.Билось сердце в груди у тебя, как дитя вколыбели.Чад любви, яд любви разливался в крови.Мы лежали на мшистой постели,Задыхаясь от зноя любви.Упоительный чад разливалсяВ наших юных и знойных телах,Распустилась коса, и твой пояс давно развязался,Разорвалась рубашка на белых плечах.Упоительный чад разливалсяВ наших юных и знойных телах.
«Давно уж я покинул Сину…»
Давно уж я покинул Сину,Столицу королевства Рэй,Но помню странную картину,Красу дворцовых галерей;
Толпу торжественного балаОна делила пополам,Господ в мундиры наряжала,И обнажала милых дам.
Кружились господа и дамы.Пажи нагие у колоннСмотрели пристально на шрамыУ высеченных дев и жен.
Направо, теша королеву,Ведущую на четках счет,Пажи наказывали девуДвумя лозами впереплет.
Налево, пред инфантой юной,В весельи после семи чашПеребиравшей лютни струны,Совокуплялся с дамой паж.
А в глубине к столбу прикован,С презреньем озирая бал,Кнутами весь исполосован,Казнимый мученик стоял.
«Парный воздух, гам и мгла…»
Парный воздух, гам и мгла.В шайки звонко брызжут краны.Всюду голые тела,И огни сквозь пар багряны.
Что же мне от наготы!Коль пришел, так надо мыться.Руки делом заняты,А глазам чем насладиться?
Вот сюда бы голых баб,Чтобы все их обнимали,И старик бы не был слабИ забыл бы все печали.
Чтоб нагая и нагойТелом к телу прижимались,Под веселою игройЧтоб скамейки сотрясались.
Но все очень тускло тут,Все полно всегдашней скуки,И безрадостные трутПо телам мочалкой руки.
«Не наряд тебя красит, о нет!..»
Не наряд тебя красит, о нет!Не ботинки, не модный корсет.Что корсет? Безобразный обман!Без него восхитителен стан.А в ботинке видна ли нога?Хороша ты, когда ты боса,И сияет, когда ты нага,Молодая, живая краса.Надевай же свой пышный нарядДля толпы, для чужих и друзей,Ну а я – я, любимая, радНепокрытой красою твоейЛюбоваться, когда мы одни,Когда накрепко дверь заперта.Пусть вино зашипит, загорятся огни,Засверкает твоя нагота,И на ложе возлегши с тобой,Под горячей моею рукойЯ почувствую трепет и знойИ надменно могу сознавать,Что я нежить могу и ласкать,И любовью моей утомить,И помучить тебя, и побить.
«Мечта стоять пред милой дамой…»
Мечта стоять пред милой дамойВладеет отроком-пажом,Но двери заперты упрямо, —Там госпожа с духовником.
В каких проступках покаяньеОна смиренно принесла?Иль только слушать назиданьеОна прелата призвала?
Иль, мужа своего ревнуя,Благого утешенья ждет?Иль совещается, какуюВ обитель жертву принесет?
Или? Потупившись ревниво,Стоит влюбленный паж, дрожа.Но вот выходит торопливоМонах, не глядя на пажа.
Его лицо все так же бледно.Стремится к Господу аскет,В молитве страстной и победнойДавно отвергнувший весь свет.
О нет, любовью здесь не пахнет!Ревнивым, милый паж, не будь:В дыхании молитвы чахнетДавно монашеская грудь.
Паж веселеет, входит смело,Графиня милая одна.Она работает умелоНад вышиваньем полотна.
Он Эльзу к поцелую нудит.– Мальчишка дерзкий, не балуй! —И паж трепещет, – что же будет,Удар хлыста иль поцелуй?
Нет, ничего, она смеется,И как пажу не покраснеть!– Тебе никак не удаетсяТвоею Эльзой овладеть!
– Какую задал мне заботу —Тебя искусству ласк учить!Что ж, граф уехал на охоту, —Уж научу я, так и быть!
Она мальчишку раздевает,Нагая перед ним легла,И терпеливо обучаетВеселым тайнам ремесла.
Из цикла «СВИРЕЛЬ»
2Небо рдеет.Тихо веетТеплый ветерок.Близ опушкиБез пастушкиМилый пастушок.
Где ж подружка?Ах, пастушкаБлизко, за леском,Вдоль канавкиВ мягкой травкеБродит босиком,
И овечкиВозле речкиДремлют на лужку.Знаю, ЛизаИз капризаНе идет к дружку.
Вот решилсяИ спустилсяК быстрой речке он.Ищет тени,По колениВ струи погружен.
Еле дышитЛиза, – слышитЗвучный лепет струй.Друг подкрался,И раздалсяНежный поцелуй.
Славить радость,Ласки сладость,Где найду слова?До закатаВся измятаМягкая трава.
Константин Бальмонт
