Опороченная Лукреция - Виктория Холт

Чезаре улыбнулся и вышел из комнаты. Когда дверь за ним закрылась, к Альфонсо вдруг вернулась вся его храбрость. Он подошел к Лукреции и взял ее за плечи.

– Мне не нравятся манеры твоего брата, – сказал он. Лукреция смотрела на него широко раскрытыми невинными глазами.

– У него слишком много притязаний… Создается такое впечатление…

Альфонсо запнулся. У него были кое-какие вопросы, но он не смел задать их. Боялся навсегда утратить свое счастье. Лукреция обвила руками его шею и поцеловала.

– Он мой брат, – просто сказала она. – Мы выросли вместе.

– Когда он с тобой, ты не замечаешь никого другого. Лукреция прижалась щекой к его груди и засмеялась.

– А ты и впрямь ревнив.

– Лукреция! – воскликнул он. – Разве для этого нет никакой причины?

Она подняла на него глаза. Они были по-прежнему чисты и невинны.

– Ты же знаешь, мне не нужен никто кроме тебя, – сказала она. – Я была несчастна, безутешно несчастна – думала, что уже никогда не буду смеяться. Затем появился ты, и мне показалось, что моя жизнь началась заново.

Он поцеловал ее. Потом еще и еще – с каждым разом все более страстно.

– Пожалуйста, люби меня, Лукреция, – шептал он. – Люби… меня… только меня.

Они опустились на пол, но даже занимаясь с ней любовью, Альфонсо не мог забыть о Чезаре.

Чезаре стоял на арене. Зрители затаили дыхание – этот стройный, красивый мужчина слыл лучшим матадором Рима. Его испанское происхождение сейчас было особенно заметно. Вот он легко изогнулся и отпрыгнул в сторону от мчащегося быка, когда смерть уже казалась неизбежной.

Альфонсо сидел рядом с Лукрецией и смотрел на ее пальцы, теребившие оборку платья. Альфонсо не понимал супругу. Он мог поклясться, что она радовалась скорому отъезду Чезаре, – и в равной степени был уверен, что сейчас не видела никого кроме брата, фиглярничавшего на арене.

Альфонсо тихо шептал:

– Господи и все святые, сделайте так, чтобы он не ушел отсюда живым. Пусть этот разъяренный бык станет орудием правосудия – пусть отомстит за всех тех людей, которые приняли куда более ужасную смерть от руки этого человека.

Санча с холодной улыбкой наблюдала за акробатическими прыжками своего бывшего любовника. Она думала: сейчас… вот сейчас… бык поднимет его на рога, затопчет своими страшными копытами… но не убьет, а только изувечит его, чтобы он уже никогда не смог встать на ноги… чтобы не смог даже подойти к своей Карлотте Неаполитанской. Карлотта Неаполитанская! Много ли у него будет тогда шансов? Ну так пусть же от его красоты не останется и следа, чтобы я могла подойти к нему и смеяться над ним, как он смеялся надо мной!

Были и другие зрители, помнившие о страданиях, которые причинил им Чезаре Борджа, – многие молили Бога о его смерти.

Однако умри Чезаре в тот день – и три человека искренне оплакивали бы его: Папа, который смотрел на него с той же смесью гордости и страха, что и Лукреция; сама Лукреция; и рыжеволосая куртизанка по имени Фьяметта, которая рассчитывала найти у него богатство и неожиданно для себя полюбила его.

К бурному восторгу всех остальных зрителей Чезаре одержал победу. Все его быки были повержены. Он стоял в ленивой позе, попирая ногой голову одного из них, и с безразличным видом принимал аплодисменты толпы. Казалось, сейчас он олицетворял свое будущее. Как будто заранее знал, что с такой же самоуверенной и победоносной улыбкой будет стоять на руинах покоренной Италии.

Папа пригласил к себе сына, чтобы сообщить радостное известие.

– Луи обещает быть великодушным, Чезаре! – воскликнул он. – Смотри-ка, что он предлагает тебе! Герцогство Валанс и солидный доход впридачу.

– Валанс, – задумчиво произнес Чезаре. – Я слышал, это город на Роне. В провинции Дофине, недалеко от Лиона. А доход… сколько, вы говорите?

– Десять тысяч экю в год, – причмокнул Папа. – Весьма приличная сумма.

– Пожалуй. А Карлотта?

– Ты поедешь к французскому двору и немедленно начнешь ухаживать за ней. – Папа помрачнел. – Чадо мое, мне будет не хватать тебя. Наша семья тает на глазах.

– У вас появился новый сын, отец.

– Альфонсо? – поморщился Папа.

– По-моему, в нашем семействе только Лукреция радуется его новому прибавлению, – проворчал Чезаре.

Папа вздохнул.

– Лукреция женщина, а Альфонсо очень привлекательный юноша.

– Меня тошнит, когда я вижу их вдвоем. Папа положил руку на плечо сына.

– Поезжай во Францию, сын мой. И возвращайся с принцессой Карлоттой.

– Она будет моей. А тогда я смогу заявить о своих правах на неаполитанскую корону. Отец, никто не помешает мне взять то, к чему я протяну руку.

Папа глубокомысленно кивнул.

– А если я унаследую трон Неаполя, – продолжил Чезаре, – то какая нам польза от юного супруга Лукреции?

– Не будем заглядывать так далеко вперед, – сказал Александр. – В прошлом я избежал немало препятствий – потому что не пытался воздвигать их.

– Отец, я уже сейчас знаю, как поступить с Альфонсо.

– Не сомневаюсь, сын мой. Но прежде всего нам нужно позаботиться о твоей женитьбе. Мне бы не хотелось, чтобы перед французским королем ты предстал как какой-то нищий оборванец.

– Мне понадобятся деньги.

– Не беспокойся. Мы найдем их.

– У испанских евреев?

– А почему бы и нет? Разве не должны они заплатить за убежище от испанской инквизиции, которое получили у меня?

– Должны… и, пожалуй, с радостью, – сказал Чезаре.

– Ну вот. А сейчас, сын мой, давай подумаем о твоих сиюминутных нуждах.

Внезапно Александру стало грустно. Грустно и немного тревожно. Когда-то он поклялся, что Чезаре навсегда останется в церкви, а вот теперь тот обретал свободу. Александр почувствовал бремя прожитых лет. Он понял, что сила воли, позволившая ему пройти через столько испытаний, слабела с каждым днем. И все больше уступала сыновьей.

И вот все приготовления позади. Золотых и серебряных дел мастера отсыпаются после работы над сокровищами, которые герцог Валансский возьмет с собой в Париж. Римские лавочники избавлены от всех запасов лучшего шелка, парчи и бархата – Его Святейшество не пожалел денег для своего сына Чезаре; лошадиные подковы сделаны из чистого серебра, ослиные сбруи украшены золотом; нарядам и драгоценностям Чезаре нет равных во всей Италии. Даже самые интимные предметы туалета изысканны и пошиты по последнему слову парижской моды. Он едет ко двору французского короля и должен во всем превзойти любого французского принца. Должен стать лучшим из них…

В один из солнечных октябрьских дней Чезаре покинул Рим. В своем бархатном плаще и в шляпе с пером он и впрямь выглядел как настоящий принц. Из-под плаща выглядывал белоснежный расшитый золотом атласный камзол. На нем ослепительно сверкали бриллианты и рубины. Чезаре не хотел, чтобы ему напоминали о его кардинальском прошлом, и поэтому скрыл тонзуру под завитым париком, который очень молодил его – прохожие, разумеется, не могли разглядеть мелких красных пятнышек на его холеной коже, следы перенесенного французского недуга.