Наживка - Пи Трейси

Магоцци скомкал салфетку, отодвинулся от стола:

– Да, все так говорят, однако возникает небольшая проблема. Мори Гилберт получил пулю в голову с близкого расстояния. Не похоже ни на случайный, ни на импульсивный выстрел. Скорее на казнь.

Лангер затряс головой:

– Исключено. Даже если бы он постарался нажить врага, ничего бы не вышло. Вы даже не представляете, сколько добра он сделал людям.

– Отчасти представляем, – вставил Джино. – Видели нынче толпы возле питомника.

– Угу. Нам с трудом удалось выехать с места происшествия.

– Мы немножечко поработали, поговорили с людьми, разузнали о куче благодеяний. – Джино слизнул с указательного пальца соус, принялся листать блокнот. – Я тут переписал всех, кого он ссужал деньгами, подбирал на улицах, приводил к себе, кормил обедом… Если верите, один тип с гангстерской татуировкой заявил, что отказался от преступной жизни, попросту поговорив с Мори Гилбертом…

Лангер улыбнулся:

– Мастер был разговаривать.

– Мастер, – усмехнулся Макларен. – Ребята, у вас бы уши завяли. Но знаете, не просто трепался. Я хочу сказать, о таком думал, чего никому сроду в голову не придет.

– Например? – поинтересовался Магоцци.

– Да просто о куче всевозможных вещей, боже мой. Например, мы как-то пришли, когда дело уже раскрутилось, и Мори вдруг узнал, что я католик, помнишь, Лангер?

– Ох, помню.

– Усадил нас за кухонный стол, налил пива и начал расспрашивать, как будто я священник, семинарист или еще кто-нибудь… – Макларен слегка покачал головой, с улыбкой погрузившись в воспоминания.

Итак, детектив Макларен, католики почитают святых. Вам об этом известно?

Разумеется, Мори.

Меня несколько удивляет, кого они выбирают. Знаете, Жанна д'Арк рубила людей мечом, святой Франциск разговаривал с птицами… Где связь? Никакой последовательности. Считается, что эти люди несут слово Бога, с Которым нет возможности прямо общаться, правда?

Ну да…

Тогда у меня возникает вопрос: Моисей ведь общался с Ним с глазу на глаз? Лично беседовал, как мы с вами? А Моисей святым не считается. Почему, как вы думаете?

Думаю, святой должен быть христианином.

А! Понимаете, о чем идет речь? В выборе святых нет никакого смысла.

Слушайте, я их не выбирал…

Может, надо поговорить с теми, кто выбирает? Дело в том, что вся католическая религия опирается на Иисуса, а даже Он не может быть святым, потому что был не христианином, а иудеем. Понимаете? Смысла нет. Мне нужна ваша помощь, чтоб это понять.

Джино чуть улыбнулся:

– Выходит, он был религиозным?

Макларен подумал.

– Нет, если точно сказать. Размышлял над вопросами, как бы старался выяснить, но, по-моему, это личное дело. Знаете, что он сидел в Освенциме?

Джино кивнул:

– Знаем, что был в лагере смерти. Помощник патологоанатома нам показывал татуировку.

– Признаюсь, я чуть не рехнулся, когда узнал. То есть никогда еще не встречал человека из лагеря смерти. Понимаете, кажется, это было миллион лет назад. Прошел через какой-то немыслимый ад и вынырнул с другой стороны, полный любви к ближним. Это уже что-то значит, ребята. Вам бы он очень понравился.

– Ох нет. – Джино поднялся, принялся засовывать в пакет пустые упаковки. – Не хочу, чтоб мне нравились мертвецы. С них процентов не получишь. Лангер, оставишь хоть одно куриное крылышко?

– Обязательно.

Джино схватил крыло, впился зубами.

– Вот что вы мне скажите. Находясь в любовных отношениях с Гилбертами, что думаете о сыне?

– О Джеке? – Лангер пожал плечами. – Он никогда там не появлялся. По-моему, нечто вроде паршивой овцы. По словам Марти, совсем порвал отношения со стариками.

Джино бросил обглоданные куриные кости в пакет.

– Видно, здорово разругались. Старушка до сих пор с ним не разговаривает.

– Наверно, – согласился Лангер. – На похоронах сестры даже стоял отдельно от родни.

– О господи, – скривился Макларен. – Тяжко было смотреть. Я почти позабыл. Мужчина средних лет, потеряв голову и буквально разваливаясь на куски, шагнул к Мори с открытыми объятиями, а тот только посмотрел на него, отвернулся и прочь пошел. Джек так и остался стоять, рыдая, простирая руки… Жалкое зрелище.

По затылку Магоцци побежали мурашки.

– Интересно. Проявлять неслыханную любовь к ближним и в такой момент отвернуться от родного сына… Это и есть всеобщий любимчик?

– В том-то и дело, Магоцци, – тихо проговорил Лангер. – Мори действительно был всеобщим любимцем, и случай с Джеком на кладбище абсолютно для него не типичен. Остается только гадать… – Он замолчал, нахмурившись.

– Остается гадать, – договорил за него Магоцци, – что такого натворил Джек.

8

Суть в том, что Магоцци любит на нее смотреть, порой никак не может удержаться.

– Снова таращишься.

– Ничего не поделаешь. Я жутко суеверен.

Грейс Макбрайд улыбнулась – самую чуточку.

Если она и умеет улыбаться широкой зубастой улыбкой, он этого еще не видел.

– Хочу тебя об одолжении попросить.

– Слушаю.

– О большом.

– Справлюсь. – Конечно. Он все сделает для Грейс Макбрайд, а взамен просит только, чтоб время от времени они вот так сидели вечерами у нее на кухне, пили вино, болтали ни о чем, чтобы он смотрел на черные волосы, в голубые глаза, мечтая о том, что, возможно, когда-нибудь произойдет, если потерпеть подольше.

– Позаботься о Джексоне.

Ох, плохо дело. Джексон – усыновленный мальчишка, живущий в квартале от Грейс, единственный, кто нуждается в заботе, если она решится уехать из города. Господи боже, возможно, он переборщил с терпением.

Магоцци решил проявить силу и молчаливое равнодушие, но, как только открыл рот, язык выболтал правду.

– Грейс, ты не можешь уехать. Весь мой план соблазнения рухнет.

Она снова слегка улыбнулась:

– Это называется соблазнением? За полгода не попытался даже поцеловать.

– План долгосрочный. Вдобавок ты пока не готова.

Она наклонилась над столом, дотронулась до его руки, и он заледенел. За весьма редкими исключениями, Грейс никогда ни к кому не прикасается. Конечно, хватает, случается, за руку, желая привлечь к чему-то внимание, но прикосновение просто ради контакта – большая редкость.

– Все готово, Магоцци. Мы не один месяц трудились. Теперь в Аризоне кое-что возникло.

– Господи помилуй, никто летом не уезжает из Миннесоты в Аризону. Наоборот.

– За последние три года в маленьком городке пропали пять женщин, а у полиции только горы бумаг. Там нужна новая компьютерная программа.

Магоцци отвернулся, чтоб она не увидела мгновенно и неожиданно вспыхнувшее гневом лицо. Половину своей короткой жизни Грейс Макбрайд пряталась от убийцы, и что делает, когда опасность миновала? Дурочка ищет другого убийцу, готова бежать к нему прямо в объятия. У нее сложилось нелепое убеждение, будто борьба с демонами исцеляет. Это, пожалуй, имеет смысл, когда речь идет, например, о страхе перед полетами, но абсолютно бессмысленно, когда демоны вооружены, опасны и определенно безумны.

– Шея тоже покраснела, Магоцци.

Он оглянулся, стараясь говорить ровным тоном.

– Незачем тебе туда ехать. Программное обеспечение можно и здесь разрабатывать.

– Слушай. В пяти заведенных делах тысячи страниц и сотни подсказок, ежедневно поступает новая информация, причем в компьютеры не внесено ничего. На одну пересылку накопленного месяц уйдет.

– Ну и пускай уходит.

Грейс тряхнула головой, рассыпав по плечам темные волосы. Специально внимание отвлекает, подумал он. Не стоило говорить о своем суеверии.

– У нас времени нет. Женщины пропадают раз в семь месяцев, как по часам. После исчезновения последней прошло шесть.

Магоцци подумал, не стукнуть ли кулаком по столу. Наверно, так и должен сделать итальянец, но он как-то не представляет себя в этой роли. Видно, наследственные гены жестикуляции потерялись где-то по дороге.

– Расскажи, как тебе удалось, черт возьми, отыскать в нашей стране полицейское управление без компьютеров.

Грейс подперла рукой подбородок, глядя на него.

– Ты даже не представляешь, сколько их. Там всего четыре человека, один из них шеф, который тоже занимается патрулированием.

Проклятье, у нее на все найдется подходящий ответ.

– Хорошо, тогда чем занимается полиция штата? ФБР? Техасские рейнджеры?[9] Кто там еще работает над серийными убийствами?

Грейс скорчила гримасу.

– Сначала федералы и полиция штата действовали активно, но официально речь до сих пор идет о пропавших, а не об убитых. Нет ни трупов, ни мест преступлений, пресса не сильно интересуется после того, как выяснилось, что почти все жертвы не совсем образцовые граждане. Чуть не за каждой тянется история – побеги, наркотики, проституция, – поэтому их дела очень быстро скатились в конец списка приоритетных.