Политическая наука № 1 / 2012 г. Два десятилетия трансформации современной российской политики - Лев Верчёнов

Однако сам капитал не слишком охотно шел на такое сотрудничество. Все сдвиги в сторону научной организации и оптимизации были сделаны вынужденно, постольку-поскольку этого требовало увеличение прибавочной стоимости или освобождало собственников от излишних хлопот по поводу получения прибыли.

Очень точно описал такое положение дел первый критик бизнес-образования американский экономист и социолог Торстейн Веблен (1857–1929). Основные идеи он изложил в трех книгах: «Теория праздного класса», «Инженеры и система ценностей», «Абсентеистская собственность и деловое предпринимательство в Новое время» [Сорокин С.]. Т. Веблен исходил из того, что все высшее образование было преимущественно гуманитарным, всегда создавалось в интересах правящего слоя и не имело прямого отношения к общественной пользе. Более того, он пришел к выводу, что «ради прибыли “капитаны финансов” умышленно дезорганизуют производственный процесс, что приводит к увеличению безработицы, к отсталости производства и его неправильной организации» [Сорокин C.]. Появление наемных менеджеров не решает проблему эффективности, а ведет к появлению нового «праздного» слоя. Рассуждения Веблена подтверждаются современным положением дел. И несмотря на то что не со всеми его мыслями можно согласиться, главный тезис о «праздном классе» следует признать достоверным. Наряду с Т. Вебленом сходные идеи развивали русско-американский социолог П.А. Сорокин, американец А. Макинтайр, отечественный политолог А.С. Панарин. Основная критика здесь направлена на систему ценностей «праздного класса», на образ жизни которого в массовом обществе ориентируется подавляющее большинство людей.

Однако вернемся к менеджменту, который вопреки критике превратился в серьезный фактор капиталистического развития ХХ в. Важно то, что менеджмент перестал быть только практикой. Превратившись в мощное междисциплинарное научное направление, он стимулировал и развитие бизнес-образования.

В первые десятилетия ХХ в. происходило становление первых теорий управления. Сначала были так называемые классические теории, куда относится описанная выше концепция Ф. Тейлора. Затем в качестве их альтернативы в 30-е годы появляются теории «человеческих отношений», которые в дальнейшем постепенно реализуются в системе управления предприятиями. Применение практики «человеческих отношений» связано не столько с экономической целесообразностью, сколько с поддержанием социальной стабильности в обществе в ответ на появление социализма как социально-экономической альтернативы капитализму. Капитал был вынужден пойти на уступки. Одно время заговорили даже о конвергенции двух систем.

Очередной этап капиталистического развития приходится на период после Второй мировой войны. Связан он с усилением США и превращением их в лидера капиталистического мира. Другой важной вехой стало появление вычислительной техники, кибернетики и когнитивных наук, что значительно изменило представление об управлении производством. На этой волне в 60-е годы ХХ в. возникают «ситуационные теории» управления, основное внимание которых было обращено на систему факторов, определяющих экономический успех организации. Все это привело к бурному росту научного менеджмента и бизнес-образования.

Тогда же американские стандарты, в том числе в области образования, проникают и в Старый Свет. На рубеже 50–60-х годов первые бизнес-школы появились в Европе: во Франции (1957) [Официальный сайт INSEAD], Британии (1964) [Официальный сайт LBS], Испании (1964) [Официальный сайт IESE]. Это не значит, что бизнес-образование в Европе изначально строилось по американским лекалам. Европейское бизнес-образование и по сей день имеет отличие от американского и продолжительностью программ, и их содержанием, и студенческим составом.

В максимальной степени это отличие мы находим в Германии, которая до сих пор достаточно серьезно опирается на собственную культурную традицию, берущую начало в лютеровской концепции призвания (die Berufung). Две определяющие особенности традиционной немецкой модели заключаются, во-первых, в четком делении основного (высшего профессионального) и дополнительного (переподготовка и повышение квалификации) образования, а во-вторых, в сильной роли государства в регулировании и финансировании системы образования. Это во многом объясняет, почему Германия и ряд других стран, ориентирующихся на немецкую модель, только относительно недавно стали реализовывать программы МВА. Так, швейцарский «International Institute for Management Development» [IMD business school] возник в 50-е годы, а американскую программу МВА в нем стали реализовывать только с 1998 г. «Новая» американская модель образования, сложившаяся только в последние десятилетия, получила прописку в Европе благодаря глобализации.

Перестройку бизнес-образования в США стимулировал экономический кризис 70–80-х годов ХХ в. Как пишет Л.И. Евенко, ранее в американской практике «существовали достаточно четкие предписания о деятельности школ бизнеса, включая и довольно подробные требования к содержанию учебных планов и программ. Однако в начале 80-х годов в американской экономике, претерпевающей затянувшийся кризис, поднялась серьезная волна критики школ бизнеса и качества кадров, которые они готовили на основе программ МВА. Повсеместно раздавался призыв к школам бизнеса покинуть “башни из слоновой кости”, имея в виду, что догмы науки управления и вообще академического образования вошли в противоречие с реальными условиями бизнеса и требованиями корпораций и предпринимателей. Передовые школы бизнеса довольно активно начали перестраиваться» [Евенко, 1998]. Сюда относятся прежде всего бизнес-школы восьми университетов Лиги плюща [Вольский И.] – самых престижных вузов США. Именно здесь начали готовить «новых лидеров для новой эпохи».

Понимание читателем сути «новой эпохи» может сложиться при обращении к любопытным аналитическим материалам, находящимся сегодня в свободном доступе для всех пользователей «глобальной паутины». Речь идет прежде всего о сайте http://www.worldcrisis.ru. Так, один из авторов этого аналитического проекта М. Хазин в статье «Распад СССР и мировое разделение труда» высказывает мысль о том, что США после нефтяного кризиса 1973 г. находились на грани катастрофы, однако советское руководство не стало форсировать глобальное поражение своего основного конкурента, так как отдавало себе отчет в невозможности эффективно управлять однополярным миром. США, оказавшиеся через полтора десятка лет в похожем положении, решили эту задачу ровно наоборот – стимулировали развал СССР [Кобяков, Хазин, 2003].

Успехи США были во многом тактически предопределены экономической политикой, совпавшей с президентством Р. Рейгана и потому названной «рейганомикой». Ее центральным моментом было стимулирование производства путем увеличения спроса на товары и услуги. Последний в свою очередь поддерживался политикой дешевых кредитов. Такая политика продолжалась и после развала СССР. Однако дополнительным фактором явилось появление так называемой «новой» экономики – информационных отраслей и высокий интерес к ним инвесторов, который привел к невероятной капитализации этого сектора при одновременном сокращении инвестиций в реальную экономику. В итоге США получили такую экономическую модель, в которой норма прибыли определяется не количеством и качеством произведенных услуг и их потребительской стоимостью, а «правилами» биржевой игры. Более того, агония была затянута на долгие десятилетия экспортом такой экономики на территорию бывшего социалистического лагеря.

Претендующая на новизну система обучения, по сути, связана с «новым» курсом американской администрации и идеологией управления качеством, сформировавшейся в США в эти годы. Качество в такой системе оценки эффективности в итоге сводится к получаемой прибыли, как бы ни маскировали это PR-отделы в безусловно рассчитанных на обывателя официальных трактовках «миссии» своих организаций. Они могут апеллировать к гуманистическим ценностям, однако самое главное для них – прибыль. Чем больше прибыль, тем выше качество. Под эту доктрину были адаптированы различные виды производственной и непроизводственной деятельности, включая образование. В России такой подход назывался приспособлением к требованиям развивающейся рыночной экономики и конкуренции.

Окончательная модификация бизнес-образования, да и образования в целом, была связана с распадом СССР (т.е. безусловным, как полагали, крушением нерыночной модели) и началом глобализации. В качестве основного лозунга в начале 90-х годов была провозглашена так называемая «ориентация на миссию» школы бизнеса, что становилось основой оценки ее деятельности для последующей аккредитации. «В апреле 1991 г. члены AACSB (Ассамблея. – Авт.) приняли новые, значительно более гибкие стандарты и процедуры. Это вполне соответствовало быстрому распространению идеологии комплексного управления качеством (Total Quality Management, TQM), которая ставила во главу угла формулировку «миссии», т.е. «сверхзадачи» организации, а также вытекающих из нее конкретных целей и задач.