Проклятье рода Ротенбургов. Книга 3. Эхо чужой любви - Элена Томсетт

– Открой глаза! – и я вынуждена была взлянуть ему в глаза, причем именно в тот момент, когда мне больше всего этого не хотелось.

В этот миг, словно на вершине гребня волны, когда я уже видела блаженный берег далеко внизу и готова была с наслаждением соскользнуть в пучину навстречу ему, он внезапно остановился, в то время как мое тело не могло остановиться, оно продолжало вибрировать, словно призывая его продолжить начатое путешествие.

– Так как насчет моего предложения? – я видела, как его губы дрожали от страсти, в глазах проходили отблески и тени от какого-то внутреннего света, тело трепетало от сдерживаемого желания.

– Замолчи, – с трудом выдавила из себя я, так как мое голос, как и тело, отказывался мне подчиняться. – Доводи до конца, что начал и убирайся.

– Это совсем не обязательно, – он стал решительно отстраняться от меня, но я, вне себя от ярости и унижения, ударила его по рукам, которыми он опирался о постель, лишив, таким образом, опоры, и он всей тяжестью рухнул на меня.

Его движения возобновились вновь. Теперь они были резкие и короткие. Забыв обо всем от наслаждения, которое они мне приносили, я обхватила руками его плечи, прижала его грудь к своей, его губы были возле моего рта, я дышала его дыханием, время от времени его поцелуи лишали меня возможности дышать вообще. Наконец, когда я снова почувствовала себя в полной и счастливой зависимости от него, инстинктивно подлаживаясь к его движениям и сжимая руками его бедра, заставляя крепче и сильнее погружаться в меня, я вновь услышала его шепот:

– Если ты произнесешь хоть одно слово любви, тебе будет несравненно приятнее…

Он снова остановился. Кусая губы от раздирающего меня желания, я простонала:

– Чего ты еще от меня хочешь, господи!

– Самую малость, – его глаза светились, смеялись в темноте. – Признайся, что тебе хорошо, что ты хочешь меня, и это превратится из пытки в наслаждение. Признайся, и ты получишь все, чтобы никогда не забыть эту ночь.

– Я и так ее никогда не забуду! – из последних сил упрямо пробормотала я.

Он засмеялся, и я почувствовала, как от легкой вибрации в его теле, вызванной смехом, мурашки наслаждения поползли по моей коже.

– Ты – единственная и неподражаемая, любовь моя, мой упрямый и несгибаемый оловянный солдатик…

– Зачем тебе это надо? – я умирала от того, что он перестал двигаться.

– Это надо тебе, глупышка.

Он шевельнулся, и все звезды с неба внезапно со страшным грохотом словно посыпались мне на голову, так, что тело мое содрогалось до тех пор, пока в нем с ослепительным взрывом не разлилось блаженное наслаждение, как некогда в туманном детстве, на заре рождения.

Однако по мере того, как это зарево гасло, я снова ощутила свое тело действующим, вновь почувствовала на нем губы и руки Эгиса, и снова что-то натянулось во мне, как струна от наслаждения от его прикосновений. Теперь я могу сказать, что он был очень опытным мужчиной. Тогда же я чувствовала лишь стыд от того, что ему удавалось так играть на чувственной стороне моей натуры. Эта сладостная пытка продолжалась, не прекращаясь, до самого утра. Я не помню того момента, когда полностью обессиленная и опустошенная, я провалилась в сон. Зато хорошо помню, как я проснулась.

Звенел будильник, заведенный на час дня. В три от Казанского вокзала отходил мой поезд на Саратов. Проснувшись, как от толчка, я первым делом вспомнила почему-то именно про поезд. Но уже в следующее мгновение сильная рука Эгиса развернула меня к нему, он склонился надо мной и нежно коснулся губами моего рта.

– Доброе утро, любимая, – его голос был просто само очарование, но сам факт того, что я проснулась в постели с ним, обнаженная, и он тоже, как бы это помягче сказать, был не одет, да еще смел при этом улыбаться, привел меня в состояние тихого ужаса.

Кровь мгновенно отхлынула от моего лица, я порывисто прикрылась простыней и в голосе моем, внезапно охрипшем, послышались истерические нотки:

– Да как ты посмел?!

Дальше я уже не могла продолжать.

Он откинулся на подушку и, полузакрыв глаза, спокойно заметил:

– А мне показалось, что мы делали это вместе. И тебе понравилось.

– Скотина! – выплюнула я, кубарем скатываясь с кровати. – Кобель насчастный! Господи, ну за что ты наказываешь меня, в чем я перед тобой провинилась? На свете сотни миллионов женщин, миллионы из них красивее и лучше меня, какого черта ты ко мне прицепился, псих ненормальный! Тебе мало проституток Гамбурга и Москвы, какого черта ты пристаешь к приличным девушкам?

– Ну, девушкой, допустим, тебя не назовешь, – все с тем же олимпийским спокойствием уточнил он, воспользовавшись первой же паузой.

Я схватила с полу лежавший перед кроватью его домашний тапок и со всей силы ударила им его по лицу. Потом сгребла в охапку свои вещи и заперлась в ванной. Когда через полчаса я вышла оттуда, он сидел на диване, уже полностью одетый, перед включенным телевизором и пил кофе. Аромат хорошего и дорогого кофе витал по всей гостиной. Я с удовольствием увидела на его щеке слабый след от прорифленной подошвы шлепка и пожалела, что на вес он оказался легче, чем на вид.

– Завтрак на столе, – обернувшись ко мне, все так же спокойно, как будто бы ничего не произошло, сказал он. – Если тебе вдруг захочется запустить в меня кофейником, смотри не обожгись. Для начала я рекомендую тебе осушить его содержимое.

На столике подле его чашки лежал тот самый лист с гербовой печатью, который я уже видела на днях в ресторане в обществе Ивара и Кристины. Обтянутая темным сукном коробочка с кольцом стояла тут же. Какое-то предчувствие заставило меня еще раз взглянуть на документ. Увидев, что помимо подписи нотариуса, свидетелей и Эгиса, на нем четко обозначена и моя роспись, я не поверила своим глазам. Выхватив лист из-под стоявшей рядом с ним пустой чашки, вероятно, предназначенной для меня, я с изумлением уставилась на свою подпись. Эгис даже не пошевелился. Только, чуть помедлив, не поворачивая головы, уронил:

– Это копия, любимая. Можешь взять ее себе.

Растерявшись, я лихорадочно соображала, когда же это меня угораздило такое подмахнуть, но тщетно, я помнила все подробности этой мерзкой ночи, но факт подписания этой бумажки совершенно выветрился из моей головы, которая, кстати, весьма ощутимо побаливала от излишеств вчерашнего пьянства. Наконец, отчаявшись что-либо вспомнить, я не нашла ничего лучшего, кроме как сунуть эту бумажку под нос Эгиса со словами:

– Ты хочешь сказать, что я это подписала?

Он взглянул на меня, и меня поразило выражение его глаз – они были спокойными и казались совсем темными и непроницаемыми, словно это не он до сих пор не мог даже смотреть на меня без того, чтобы в них не отражалось обуревавшее его желание.

– Тут и говорить не о чем. Ты подписала это и все.

– Не может быть!

Он промолчал.

– Я тебе не верю! – упрямо повторила я.

Вздохнув, он поставил чашку на стол.

– Я никогда не думал, что первый день моей супружеской жизни начнется сразу же с семейной разборки.

– Семейной! – взорвалась я. – Да ты просто кретин!

– Не кричи, любимая. Посмотри лучше еще раз на этот документ и раз и навсегда поверь мне – теперь ты действительно моя жена, а я твой муж по закону. Я не вижу в этом никакой трагедии. Через некоторое время ты получишь загранпаспорт и уедешь со мной в Гамбург.

– Ага, и рожу тебе пятерых детей, а потом мы будем жить долгло и счастливо и умрем в один день, – саркастически закончила за него я.

– Что в этом плохого?

– Мне плевать на твои бумажки! Я еду домой и больше никогда в жизни не хочу тебя видеть. Никогда! Мне даже голос твой мерзкий противен!

Подхватив свою сумку, я побежала к двери.

– Я провожу тебя, – остановил меня у дверей он.

– Не нуждаюсь! – я бесцеремонно отпихнула его со своего пути. – Отстань от меня, ради бога!

На вокзале, уже сидя в купе поезда, мне показалось, я увидела в толпе его лицо, но вполне вероятно, что я ошибалась, поскольку была так зла, что мне везде мерещилась его противная физиономия.

Дорога домой несколько успокоила меня. Подъезжая к Саратову, я уже с циничной усмешкой думала про себя, что, в конце концов, как говорят мои родители, все что ни делается – к лучшему. По крайней мере, я теперь могу похвастаться тем, что переспала с одним из самых красивых мужчин, каких я видела в своей жизни. И заниматься любовью с ним, скрепя сердце была вынуждена признать я, было несравненно приятнее, чем с Сережей.

Вернувшись на следующий день на работу в институт, с возмущением рассказала обо всем, что произошло в Москве моей подруге по институту, Танечке, которая была самой умной и спокойной девочкой, которую я знала.

– А почему ты не хочешь выйти за него замуж? – полюбопытствовала она, внимательно меня выслушав.