Последние похождения Арсена Люпэна. Часть I: Двойная жизнь Арсена Люпэна - Морис Леблан

Многие, однако, полагали, что он спасся, ведет мирное существование доброго буржуа; другие считали, что он, сраженный горем, укрылся от мира в монастыре траппистов.

И вот он возник опять! И вот он возобновляет беспощадную войну против общества! Арсен Люпэн снова стал Арсеном Люпэном, фантазером, недосягаемым, дерзким, гениальным Арсеном Люпэном!

Но на этот раз раздался всеобщий крик ужаса. Арсен Люпэн совершил убийство! И дикость, жестокость, безграничный цинизм этого злодеяния были так велики, что в единый миг легенда о симпатичном герое, рыцарственном авантюристе, при случае — чувствительном, уступила место новому образу — бесчеловечного, свирепого и кровожадного чудовища. Толпа возненавидела и прониклась страхом перед своим прежним кумиром тем сильнее, чем больше она восхищалась им прежде за его легкое изящество и забавную веселость.

Возмущение испуганной толпы, естественно, обратилось против полиции. Раньше люди смеялись. Одураченному полицейскому комиссару прощали его промахи за то, каким комическим манером он дал себя одурачить. Теперь было не до шуток, и в порыве возмущения и ярости властям предъявили счет за чудовищные преступления, которые они не сумели предотвратить.

В газетах, на общественных собраниях, на улице, на самой парламентской трибуне поднялась такая волна гнева, что правительство встревожилось и попыталось любыми средствами умерить всеобщее возбуждение.

Валенглей, председатель Совета Министров, проявлял особенный интерес к делам полиции, и с охотой не раз внимательно следил за некоторыми делами шефа Сюрте, способности и независимый нрав которого особенно ценил. Он вызвал в свой кабинет генерального прокурора и префекта, с которыми побеседовал, а затем — и господина Ленормана.

— Да, дорогой Ленорман, речь идет о деле Кессельбаха. Но, прежде чем заговорить о нем, хочу обратить ваше внимание на одно обстоятельство… Обстоятельство, которое особенно досаждает господину префекту. Мсье Делом, не хотите ли объяснить мсье Ленорману…

— О! Мсье Ленорман прекрасно знает, что должен думать по этому поводу, — отозвался префект тоном, свидетельствовавшим о малой доброжелательности, которую он испытывал в отношении своего подчиненного. — Мы с ним об этом уже беседовали. Я высказал ему свое мнение о его поведении в отеле Палас. В общем, оно вызывает возмущение.

Господин Ленорман поднялся, вынул из кармана листок бумаги и положил его на стол.

— Что это такое? — спросил Валенглей.

— Прошение о моей отставке, господин премьер-министр.

Валенглей подскочил.

— О вашей отставке?! Из-за простого упрека, который господин префект позволил себе и которому, впрочем, не придал особенно важного значения? Не так ли, Делом, никакого особого значения? И вас из-за этого уже понесло! Признайтесь же, мой добрый Ленорман, с таким характером, как у вас… Давайте, забирайте свою бумажку и поговорим серьезно.

Шеф Сюрте снова сел, и Валенглей, не давая раскрыть рта префекту, не скрывавшему своего неудовольствия, произнес:

— Одним словом, Ленорман, вот в чем дело: возвращение Люпэна для нас — большая неприятность. Эта скотина слишком долго над нами издевалась. Часто было смешно, могу признать, я первый, скажу честно, над этим потешался. Но теперь речь идет о кровавых делах. Можно было терпеть Арсена Люпэна, пока он забавлял галерку; с минуты же, когда он стал убийцей, — нет.

— Чего же, господин премьер-министр, вы требуете от меня?

— Чего мы требуем? Не так уж много. Вначале — его ареста. Затем — его головы.

— Его ареста — это я могу вам обещать, рано или поздно. Его головы — никак.

— А как еще? Если его арестуют, будет суд присяжных, неизбежный приговор и затем… эшафот.

— Нет.

— Почему же нет?

— Потому что Люпэн не убивал.

— Что?! Вы с ума сошли, Ленорман! А трупы в отеле Палас? Может быть, это были призраки? Разве нет тройного убийства?

— Да, но его совершил не Люпэн.

Шеф Сюрте произнес эти слова твердо, с впечатляющей убежденностью и спокойствием.

Прокурор и префект было запротестовали. Но Валенглей продолжал:

— Как я полагаю, Ленорман, вы не выдвигаете такую гипотезу без серьезных оснований?

— Это вовсе не гипотеза.

— Где же доказательства?

— Их два, для начала, два доказательства морального порядка, которые я на месте предъявил господину следователю и которые были подчеркнуты прессой. Прежде всего, Люпэн не убивает. Затем, к чему ему было убивать, если цель его затеи, то есть ограбление, была достигнута, и ему нечего было опасаться со стороны связанного противника, лишенного возможности позвать на помощь?

— Допустим. Но факты?

— Факты не могут опровергнуть доводов рассудка и логики, к тому же не все факты еще понятны. Что означает присутствие Люпэна в комнате, в которой был найден курительный прибор? С другой стороны, обнаруженная в отеле черная одежда, со всей очевидностью принадлежавшая убийце, никак не соответствует росту Арсена Люпэна.

— Вы знаете его, следовательно, лично?

— Я — нет. Но Эдвардс видел убийцу, Гурель — тоже, и субъект, которого они видели, совсем не тот человек, которого горничная заметила на служебной лестнице, — человек, тащивший за руку Чемпэна.

— Какова же ваша система?

— Вы хотите сказать «истина», господин премьер-министр. Вот она, либо, по крайней мере, часть истины, которая мне известна. Во вторник, 16 апреля, некая личность… Скажем — Люпэн… ворвалась в комнату господина Кессельбаха. Это случилось к двум часам пополудни…

Громкий смех оборвал речь господина Ленормана. Это смеялся префект полиции.

— Позвольте вставить, мсье Ленорман, вы чересчур торопитесь с уточнениями. Доказано ведь, что в тот самый день, в три часа дня, господин Кессельбах посетил Лионский кредитный банк и спускался в его подвалы. Это подтверждается его росписью в книге.

Господин Ленорман почтительно ждал, когда его начальник окончит речь. Затем, не трудясь даже прямо ответить на этот выпад, продолжал:

— К двум часам пополудни Люпэн, с помощью сообщника, некоего Марко, связал господина Кессельбаха, отнял у него бывшие при нем наличные деньги и заставил его выдать шифр сейфа, арендованного в Лионском банке. Как только секрет был раскрыт, Марко ушел. Он встретился со вторым сообщником, который, воспользовавшись некоторым сходством с господином.

Кессельбахом и надев золотые очки, явился в банк, подделал подпись Кессельбаха, очистил сейф и ушел в сопровождении того же Марко. Последний тут же позвонил Люпэну. Люпэн, убедившись, что господин Кессельбах его не обманул, достигнув, к тому же, цели своей экспедиции, удалился.

Валенглей, казалось, заколебался.

— Да… Да… Допустим. Но вот что меня смущает. Неужто такой человек, как Люпэн, пошел на подобный риск ради столь жалкой добычи — нескольких банковских билетов и содержимого, весьма, впрочем, сомнительного, арендованного сейфа?

— Люпэн, вероятно, желал чего-то большего. Он хотел, надо полагать, заполучить либо кожаный конверт, находившийся в дорожной сумке, либо шкатулку из черного дерева, хранившуюся в сейфе. Эту шкатулку он и добыл, поскольку ее отослали обратно уже пустой. Следовательно, сегодня он знает либо должен вот-вот узнать секрет пресловутого проекта, который лелеял господин Кессельбах и о котором он говорил со своим секретарем за несколько минут до смерти.

— Но что за проект?

— Этого я не знаю. Директор агентства Барбаре, которому он доверился, сказал мне, что господин Кессельбах разыскивал какого-то человека, некую опустившуюся личность по имени, кажется, Пьер Ледюк. Для чего? Чем тот был связан с его проектом? Этого я не могу сказать.

— Пусть так, — заключил Валенглей. — Такова, допустим, была роль Арсена Люпэна. И дело свое он сделал: господин Кессельбах связан, ограблен… Но живой! Что же произошло после, до той минуты, когда его нашли мертвым?

— На протяжении нескольких часов — ничего. До самой ночи — ничего. Но ночью кто-то туда вошел.

— Каким путем?

— Через комнату номер 420, одну из тех, которые были заняты для госпожи Кессельбах. Эта личность, несомненно, располагала поддельным ключом.

— Но, — воскликнул префект, — но все комнаты между этой и апартаментом были заперты на засов, а их было пять!

— Оставался балкон.

— Вот как! Балкон!

— Да, он тянется на протяжении всего этажа, над улицей Иудеи.

— А перегородки, которые его разделяют?

— Ловкому человеку легко их преодолеть. Нашему это удалось.

Я нашел его следы.

— Но все окна апартамента были тоже заперты, и после преступления установили, что они такими и остались.

— Кроме одного — окна в комнату секретаря Чемпэна; оно оказалось только прикрытым. Я убедился в этом сам.

На сей раз уверенность премьер-министра казалась окончательно пошатнувшейся, такой логичной выглядела версия господина Ленормана, так она была лаконична, так ее подкрепляли убедительные факты. И он с растущим интересом спросил: