В огонь и в воду - Амеде Ашар

— А! графъ де Монтестрюкъ! вскричалъ онъ.

— Онъ самый!

— Тысяча чертей! помоги-же моей памяти!… Вѣдь это тебя я бросилъ на земь какъ-то вечеромъ, на дорогѣ въ Миркиду, въ прошломъ году?

— Да, напавши на меня сзади и неожиданно.

— Военная хитрость, мой другъ, военная хитрость! А! да славно-же ты и упалъ тогда!… Какими судьбами ты гуляешь теперь по моей дорогѣ?

— Гуляю потому, что ищу тебя.

— Ну! вотъ теперь ты нашелъ меня; чего-же ты отъ меня хочешь?

— Хочу убить тебя.

Шпага графа блеснула въ правой рукѣ, и въ тоже мгновенье онъ выстрѣлилъ лѣвою изъ пистолета въ бандита, стоявшаго у него на дорогѣ.

Въ ту же минуту раздались еще два выстрѣла, а за ними, съ быстротою молніи, — еще три. Шесть человѣкъ упало, и въ числѣ ихъ человѣкъ въ красномъ плащѣ и другой — съ зеленымъ перомъ.

И вдругъ съ крикомъ: бей! руби! стариннымъ военнымъ крикомъ своего рода, графъ де Монтестрюкъ бросился прямо на барона.

Въ то же время, со шпагами на-голо: Францъ и Джузеппе кинулись на прочихъ бандитовъ.

Ударъ былъ страшный. Ошеломленные стремительной аттакой, разстроенные внезапнымъ раденіемъ шестерыхъ товарищей, всадники барона дали прорвать ряды свои, и еще двое свалились съ коней отъ первыхъ же ударовъ. Но какъ только они увидѣли, что противъ нихъ всего трое человѣкъ, они сомкнули ряды и кинулись впередъ въ свою очередь. Тутъ произошла страшная свалка, раздались крики, стоны, проклятія, бѣшеные удары шпагъ и глухой шумъ тяжелаго паденья тѣлъ на землю. Дымъ отъ выстрѣловъ облекъ всю схватку.

Графъ Гедеонъ перескочилъ черезъ солдата, котораго свалилъ первымъ выстрѣломъ, и схватился съ барономъ де-Саккаро. Это былъ крѣпкій рубака, владѣвшій отлично и шпагой, и кинжаломъ; не легко было одолѣть его; но онъ ослабѣлъ отъ попойки, рука его потеряла и гибкость, и твердость; кромѣ того, у графа было еще и то преимущество, что онъ готовъ былъ уыереть, лишь бы только убить врага.

Два тигра не бросаются другъ на друга съ такой яростью, когда схватываются изъ-за добычи; ударъ сыпался за ударомъ; уже кровь лилась ручьями съ обоихъ, но потому уже, какъ графъ вертѣлся около барона, грозя ему и рукой, и шпагой, и кинжаломъ, быстро нападая и такъ же быстро отражая удары, — можно было отгадать заранѣе, на какой сторонѣ окажется побѣда. Она пришла бы еще скорѣй, еслибы по временамъ одинъ изъ людей барона не отдѣлялся отъ общей схватки, въ которой бились Францъ и Джузеппе, какъ два дикихъ кабана, преслѣдуемые стаей собакъ, — чтобы броситься на графа, которому приходилось еще и отъ него защищаться, а между тѣмъ баронъ могъ хоть немного вздохнуть; но силы его замѣтно истощались вмѣстѣ съ кровью, лившеюся изъ ранъ, и шпага уже плохо дѣйствовала въ его рукахъ.

Пришла наконецъ минута, когда усталая рука не выдержала тяжести шпаги, опустилась и открыла задыхающуюся грудь. Быстрѣй молніи, рука графа Гедеона вытянулась, и баронъ повалился на грудь своей лошади. Ударомъ кинжала графъ распоролъ ему горло, прикололъ еще разъ и бросилъ окровавленнаго на-земь.

— Мертвъ! крикнулъ онъ.

Видя смерть начальника, еще кое-какъ державшіеся люди барона ударились въ бѣгство и, прискакавши разомъ цѣлой толпой къ воротамъ, валились другъ на друга.

Францъ и Джузеппе не думали гнаться за ними. Кругомъ нихъ валялось съ дюжину безжизненныхъ тѣлъ. Другіе хрипѣли по угламъ или едва таскались тамъ и сямъ. Они изрубили эту сволочь, качавшуюся на коняхъ и извергавшую при каждомъ ударѣ столько же вина, какъ и крови. Но оба они такъ упорно и слѣпо продолжали биться, что въ числѣ ударовъ, направленныхъ противъ нихъ на удачу полупьяными разбойниками, нѣкоторые все-таки попади ловко. Окруженные мертвыми и умирающими, Францъ и Джузеине и сами казались не лучше ихъ. Они протянули другъ другу руку.

— Ну, каково тебѣ, братъ? спросилъ Францъ у Джузеппе.

— Да нехорошо, братъ! а тебѣ?

— Еще немножко хуже, если возможно…. Мнѣ кажется, что стѣны этого двора пляшутъ сарабанду.

Графъ подъѣхалъ къ нимъ, едва держа въ рукѣ мокрую и красную шпагу, вдругъ поблѣднѣлъ и на минуту закрылъ глаза. Онъ открылъ ихъ и, сдѣлавъ послѣднее усиліе, чтобъ не упасть, сказалъ:

— Кажется, мой счетъ сведенъ.

Францъ и Джузеипе соскочили съ сѣделъ, не думая о своихъ ранахъ, и сняли съ коня графа, который ужъ не могъ держаться на ногахъ; они положили его на солому, покрытую собранными на-скоро плащами. Нѣсколько жителей, увидѣвъ, что побитые разбойники скачутъ сломя голову изъ деревни, подошли къ трактиру. Кто былъ посмѣлѣй, вошли во дворъ, смотрѣли на раненыхъ, считали мертвыхъ, перескакивая черезъ цѣлыя лужи крови. Двое или трое бродили вокругъ барона, удивляясь его огромному росту и еще пугаясь его свирѣпаго лица, которое такъ у него и замерло. Они показывали другъ другу страшную рану у него на шеѣ. Нѣкоторые окружили тѣхъ, кто ихъ избавилъ отъ этихъ разбойниковъ, а одинъ изъ нихъ, еще не совсѣмъ оправившійся отъ страха, спросилъ, указывая пальцемъ на тѣло барона де-Саккаро:

— Правда-ли, что онъ мертвый?

— Мертвый, какъ и я самъ сейчасъ же буду, отвѣчалъ графъ Гедеонъ.

Маленькій человѣчекъ въ черномъ плащѣ, вышедшій изъ погреба, подошелъ ближе, согнувъ спину.

— Я немного лекарь, кое-чему учился въ Испаніи, сказалъ онъ; покойный баронъ де-Саккаро, да пріиметъ Господь его душу! возилъ меня за собой на всякій случай… Когда я увидѣлъ, что начинается битва, я спрятался, чтобъ сохранить отъ ранъ такую личность, помощь которой можетъ быть многимъ полезна…

Джузеппе толкнулъ его къ графу.

— Вынимай инструментъ, да только поскорѣй, сказалъ ему графъ.

IV

Обѣщаніе сдержалъ смертію

Маленькій черный человѣкъ опустился на колѣна, разстегнулъ платье графа, положилъ его на спину, потомъ на животъ, внимательно осмотрѣлъ раны и затѣмъ сказалъ:

— Все это — пустяки, графъ; у меня есть секретъ кое-какихъ мазей, и все бы уладилось; но, къ несчастью, у васъ на лѣвомъ боку, между третьимъ и четвертымъ ребромъ, есть кинжальная рана дюйма въ четыре или въ пять, прошедшая насквозь черезъ благородныя части…

— Значитъ, смертельная? спросилъ графъ.

— Да, кажется по всему, что дѣло тутъ плохо; еслибъ мой ученый другъ, профессоръ дон-Игнаціо Каррубіо, преподающій въ саламанкскомъ университетѣ, былъ здѣсь съ нами, онъ бы вамъ тоже сказалъ, что кинжальная рана, проникшая насквозь черезъ…

— Къ чорту твоего друга дон-Игнаціо! Ему говорить тутъ нечего! говори самъ: сколько времени я проживу?

— Съ помощію Божьею и съ моими заботами о вашей милости, до…

Черный человѣкъ подумалъ.