Соблазн. Проза - Игорь Агафонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы хотите сказать: я всё придумал… выдумал? Со-чи-нил?
– Как раз лично я ничего такого сказать не хочу. Но люди… Люди, они ж по природе недоверчивы в массе своей. На то или иное событие всегда же, вы знаете это не хуже моего, были и будут противоположные воззрения. Диаметрально противоположные. Потому и нужно для читателя создать художественный образ, из плоти и крови, что называется – доподлинный: пластичный, зримый, ощутимый всеми человеческими сенсорами, тогда… Книга, короче говоря, потребует от нас обоюдных усилий.
– Вообще-то, будь моя воля, я б всю вашу беллетристику пожёг на большущем костре. Оставил бы одну духовную литературу.
Надежда Никитична при этих словах мужа откинулась на спинку стула, лицо её заморозилось выражением неопределённости. Она приложила большой палец к передним своим зубам – обозначая этим паузу как бы, выжидание.
Клепиков же Тимофей, напротив, мысленно обрадовался откровению Сявы Елизарыча: «А сам заказываешь про собственную персону?» – саркастически усмехнулся он.
– И Пушкина с Лермонтовым? – уточнил на всякий случай.
– А чего Пушкин? Масон. И его тоже до кучи.
– Да, но… есть и другое мнение, причем, весьма авторитетные среди верующих. Что, например, сочинять ему помогал Всевышний.
– Хм. Можете подсказать источник?
– Разумеется. Чудо способно благодатно, благотворно преобразить всё что угодно, в том числе и художественное произведение. Создать возможность совершенства в поэзии или в чём-то ещё. Ведь не надо и ходить далеко: вот вы – прямое тому доказательство. Как назвать ваше общение с Лазарем, если не чудом? Так что в вашем высказывании есть противоречие. Скорее всего, вы некритически позаимствовали высказывание у кого-то, оно не ваше собственное, случайно попало на слух ваш, не прочувствованное, не выстраданное. Помнится, вы сами по телефону сказали мне, что не разбираетесь в литературе, поэтому вот и обращаетесь к профессиональному литератору…
– Н-ну ладно, может быть вы и правы…
– Вам не кажется, что мы несколько отвлеклись? – вмешалась Надежда Никитична.
– Пожалуй, – согласился Сява Елизарыч. – Какие там у вас ещё вопросы?
– Я, с вашего позволения, закончу предыдущую мысль. Исходя из сказанного тем философом-циником, получается, что над Проектом Христианства потрудились очень и очень много весьма и весьма умных, талантливых и даже гениальных людей. Можно сказать – из череды поколений. Их труды в подавляющем объёме, к сожалению, утекли в песок со временем. Отсюда у меня к вам, Сева Елизарыч, сакраментальный вопрос: не есть ли ваша миссия – возрождение подлинного учения Христа?
«Кажется, я поставил его в тупик?» – озаботился Тимофей Клепиков выражением лица Двушкина. И поторопился добавить: – Я, собственно, процитировал ваши же слова из фильма, который вы давеча мне дали посмотреть: «Бог призвал живых людей (вроде меня), дабы они несли людям правду».
– А-а, это! Ну да… тогда – да, – и Сява Елизарыч глянул искоса на жену.
– Вот у Бердяева, – Тимофей вынул у нагрудного кармана листочек с записью. – «Лишь в Духе и Свободе встреча с Богом есть драматическое событие». Вы, что же, почувствовали в некий момент своей жизни, что свободны духовно? Когда это случилось? Может, вы с детства ощущали свою необычность? Призванность к великому делу?
– Знаете что… – Сява Елизарыч поёрзал на стуле и слегка выпятил грудь, на секунду-другую задержав дыхание. – Я вот чего прикинул. Давайте-ка мы серьёзные вопросы оставим до Селигера. У нас там домик есть, поедем порыбачим, и заодно ваши вопросы отработаем, осветим… Как? Дельная мысль? Удачная? Потом махнём на этот… как его?… на Кипр. Если захотите. Оплатить билеты на самолёт для нас пустяки. Своими глазами всё осмотрите – фактуру, так ска-ать, для книжки…
Он скосил глаз на жену:
– Одобрям-с? Будем прохаживаться между сосен, беседовать…
Надежда Никитична, слегка прищурив глаза, молчала, мысленно взвешивая как бы… Возможно, инициатива мужа стеснила её собственные планы. Или из чувства противоречия ей захотелось возразить…
***
Дома Клепиков размышлял о встрече с заказчиками книги: «Странная парочка… Впрочем, отдохнуть на Селигере кто ж не захочет? Да ещё на остров Кипр задарма… А по другим весям?.. Кормят, поют, дифирамбы поють, развлекають, материалом для книжки снабжають. Плохо ли? И-эх, хорошо ли – плохо ли, а мы в ладоши хлопали…»
Затем он просмотрел блокнот с намётками вопросов и размышлений – с тем, чтобы перенести их в компьютер:
«Что изменилось у С.Е. после явления ему Чуда, как это связано с духовностью? Каким он был до того? Было ли это накоплением, и шёл процесс духовного преобразования всю жизнь, или только после Лазаря – бац! – и в дамки? В том смысле, что всему что-то предшествует. Тогда жизнь его как бы делится надвое – до и после… Так ли?
Вот я более-менее владею словом, да и то не сразу выражу столь сложное состояние… Это не означает, что у него нет глубоких мыслей. Просто их же надо выразить в слове, членораздельно, доходчиво, внятно… И важен ведь сам акт осознания. Что осознал С.Е. – в мире, внешнем и внутреннем?
«Трансформация духовности» – это не его жаргон. Что для него-то самого понятие духовности? Пусть попытается по-своему сформулировать элементы понимаемой им субстанции. Может, это молитва в церкви? Или что-то ещё?
Через построение часовни чего он хотел достичь?
Или ему важна только внешняя форма – та же наглядная агитация в свою честь и пользу? И так уже не раз проваливались в глазах верующих посредники Бога.
Да, он совершил выдающийся поступок, воздвигнув эту чудесную часовню, но это атрибут внешний. Для чего и кого – для себя, для других, для «пусть будет»? Почему именно храм? Почему не помощь сиротам и прочее?.. Ну, конкретика должна быть?..»
Клепиков вдруг поймал себя на том, что совершенно серьёзно думает о явлении – как о свершившемся факте.
«Ну?.. Что ж. Тема мощная. Такая тематика способна подтягивать интеллект маленьким человечкам вроде меня. Поднимать планку, так сказать, собственных возможностей. Ишь, умно как нонче я изъяснялся с господином и госпожой Двушкиными. На загляденье прям-таки… Сам заслушался. Пушкина защитил – не хухры-мухры! Надо было ещё и Лермонтова заодно с Гоголем и Достоевским… Да-а, классная тема…»
«Ну в самом деле, – думал он позже, в оправдание своего доверия Сяве Елизарычу, – откуда у него могут быть знания? Читать не читает, кроме духовной тематики ничего больше не признаёт, образование средненькое. На стройке с утра до ночи пропадал – грязь месил с цементом, а там чего – мат-перемат и ничего кроме. Так, побасенками пробавлялся…»
– О таких Монтень, кажется, упоминал… Да нет же, я даже закладку оставлял!
Тимофей провёл пальцем по корешкам книг на полке и выхватил толстый коричневый том, быстро нашёл нужный хвостик бумажки.
– Вот, пожалуйста. «Вполне вероятно, что вера в чудеса, видения, колдовство и иные необыкновенные вещи имеет своим источником главным образом воображение, воздействующее с особой силой на души людей простых и невежественных, поскольку они податливее других».
Он хлопнул книгой по столу, но затем открыл её вновь и прочитал ещё отрывок:
«Простые умы, мало любознательные и мало развитые, становятся хорошими христианами из почтения и покорности; они бесхитростно веруют и подчиняются законам. („Вот вам, пожалуйста, буквально о нашем Сяве, не так ли?“ – попутно чтению заметил Тимофей.) В умах, обладающих средней степенью силы и средними способностями, рождаются ошибочные мнения. („А это про меня – прямо в точку“, – подпустил Тимофей и себе шпильку.) Они следуют за поверхностным здравым смыслом и имеют некоторое основание объяснять простотой и глупостью то, что мы придерживаемся старинного образа мыслей, имея в виду тех из нас, которые не просвещены наукой. Великие умы („Кого же к этим-то причислить?..“), более основательные и проникновенные, являют собой истинно верующих другого рода: они длительно и благоговейно изучают Священное Писание, обнаруживают в нём более глубокую истину и, озарённые её светом, понимают сокровенную и божественную тайну учения нашей церкви».
– Что-то я все вопросы нынче затыкаю Монтенем. Да. Что сегодня читаю, то и в природе вокруг примечаю и, стало быть, применяю. Вот один знакомый моего знакомого всегда так отвечает, когда не знает, как ему реагировать на ситуэйшен. А как говаривал знакомый другого моего знакомого… Тьфу.
Спустя пару минут.
– Так, но что из этого следует? Из это следует, что я на поводу… А что такого? Человек видел! Видел! Хоть наяву, хоть в воображении своём – но видел! И верит! И многие верят ему… Почему же я должен сомневаться? Да и потом, мне интересно всё это в любом виде, вот в чём дело. Напротив, мне даже следует проникнуться его верой, увидеть его глазами… В данном конкретном случае я всего лишь регистратор. Действительный коллежский регистратор от литературы. И уже мне, насколько я буду убедителен, могут верить или не верить. Вон Пушкин – то рыбку говорящую, то чертяку изобразил!.. Живёхоньки и поныне! Об этом и святые отцы с уважением и почтением отзывались. А Гоголь?..