Ходовые испытания. сборник рассказов - Николай Югаев

– Мишка, что же ты меня не будешь?

– Да я, дядь Петь, еще не хочу спать, – ответил Мишка, краснея.

– Нет, нет. Давай поспи, утром поведешь машину.

Мишка долго ворочался, но, наконец, заснул. Когда Петр взглянул на него, на лице у Мишки блуждала улыбка. Петр полюбовался его детским выражением лица и, прикрыв его своей курткой, пошел к машине.

2

Утро настало с пением птиц. Мишка проснулся и, потягиваясь под теплой курткой напарника, увидел, как он разогревает вчерашнюю кашу, от которой вскоре распространился такой запах, что у Мишки потекли слюнки. Он вскочил и засуетился возле Петра.

Лучи солнца уже коснулись верхушек кедров, когда, прогрев машину, они тронулись в путь. Дорога круто спускалась вниз, и Мишка, не выключая скорости и слегка притормаживая, вел машину. Неожиданно перед концом спуска раздался отчетливый глухой стук в заднем мосту, и машина стала увеличивать скорость, несмотря на то, что двигатель уменьшил обороты до холостого хода. Мишка, растерявшись, резко надавил на педаль тормоза, отчего груженый прицеп занесло, и машина чуть не опрокинулась.

– Мишка! Понежней, понежней притормаживай… Вот, раскудри-кудрявая, полуось, наверно, срезало. Ты, как только машина начнет подниматься в гору, тормози, чем только можешь, хоть пяткой. Понял? – Петр ободряюще хлопнул его по плечу.

Мишка кивнул головой, и на его растерянном лице появилась виноватая улыбка, но сразу исчезла.

– Понял, дядь Петь, – и рука Мишки потянулась к ручному тормозу.

Машина остановилась в начале подъема как вкопанная, но Мишка все еще давил на педаль тормоза, пока это не заметил Петр.

– У тебя что, нога приклеилась к педали? – спросил он насмешливо.

– Тебе смешно, дядь Петь, а у меня до сих пор все дрожит, – ответил Мишка, снимая с педали действительно подрагивающую ногу.

– Ну, Мишка, невезучий день сегодня для нас! Ты случаем ночью не согрешил?

– Да ты что, дядь Петь, где же в тайге…

– Да и я не грешил. В чем же тогда причина, раскудри-кудрявая?

Петр выскочил из кабины и увидел, как с его стороны колесо, где находился задний мост, вышло чуть наружу. «Если бы это случилось раньше, – подумал он, – машину стащило бы под откос». Он посмотрел в ту сторону, и у него захолонуло сердце. Обычно лесистая часть вниз уходящего откоса была голой.

– Повезло нам, а то лететь бы пришлось далеко, – пробормотал он.

– Ты о чем там говоришь? – спросил Мишка.

– Спрашиваю, что делать-то будем? По нашей дороге теперь до понедельника никаких машин не будет. А потому у нас три варианта: первый – оставаться здесь и ждать возвращения через два дня рабочих на лесоучасток, а потом на их машине привезти запчасти, второй – идти до трассы по дороге пешком – 50 километров и ждать попутку, это те же два дня. И третий – если идти напрямую, через перевалы, вон в ту сторону, – Петр указал направление, – это приблизительно километров 15, – сэкономим целые сутки.

– Лучше, конечно, третий вариант, – с запальчивостью сказал Мишка.

– Ну, ну. Может, и лучше, – неуверенно промолвил Петр. – Надо же случиться такому, да именно в пятницу, когда вахта с рабочими еще вчера проехала домой! – всё не успокаивался Петр.

Делать было нечего, нужно было что-то решать. Интуиция подсказывала Петру, что не нужно рисковать. Эта кажущаяся близость – пройти через перевалы и выйти к трассе может оказаться иллюзорной надеждой. Но Мишке так хотелось завтра быть дома, чтобы скорее увидеть рыженькую Галку, что он смог уговорить Петра. Собрались быстро. В рюкзак сложили все съестные припасы, медицинскую аптечку, спички и половину в литровой пластиковой бутылке оставшегося утреннего чая. Петр вложил в ножны охотничий нож, а Мишка затолкал за ремень топор, всегда на всякий случай лежащий в кабине машины, и они тронулись в путь.

Надо было спуститься вниз. Склон был крутой, и трава скользила под ногами, словно лед. Приходилось, чтобы не скатиться вниз, цепляться руками за вросшие в землю валуны и булыжники. Чертыхаясь про себя, что согласился на такой безрассудный поступок, Петр медленно и осторожно сползал вниз. «Вот что значит быть молодым», – думал он с грустью о быстро прошедшей своей молодости, видя, как проворно спускается Мишка.

Мишка уже дожидался внизу, когда Петр поскользнулся и схватился за ближайший булыжник, который предательски сорвался с места и полетел вниз, ударив его по ноге. Сильная боль как будто пронзила ногу. Вскрикнув, Петр всё же прокричал Мишке: «Осторожно, камень!».

Охая, он продолжил спуск, но, спустившись, не смог опереться на ногу и потерял равновесие. Подбежав, Мишка поддержал падающего Петра.

– Дядь Петь, что с тобой? – его лицо, выражавшее детский испуг, рассмешило Петра, отчего на перекошенном от боли лице появилось подобие улыбки.

Мишка, увидев это, совсем растерялся, а Петр, пытаясь наступить на обе ноги, снова скривился от боли.

– Мишка, у меня что-то с ногой. Надо снять сапог.

Попытки снять сапог не увенчались успехом, дикая боль не давала даже пошевелить ногу. Пришлось резать его ножом, и как ни старался Мишка аккуратно это делать, Петр после этой процедуры сидел красный и мокрый, словно выскочил из парной.

– Вот, раскудри-кудрявая! – выругался Петр, осматривая распухшую ступню. – Или трещина, или перелом – не определишь. Давай, Миша, накладывай шины. Помнишь, как тебя учили на курсах водителя?

– А где их взять? – спросил, растерявшись, Мишка, оглядываясь вокруг.

– Ты возьми две хворостины по метру, да и счеши их до половины толщины – вот и будет две шины, а стянешь их бинтом. Он в аптечке, которую я на всякий случай взял… Ну, чёртов случай, раскудри-кудрявая! – с досадой закончил Петр.

Когда шины были наложены, Мишка засобирался идти, чтобы одному добраться до автотрассы и скорее помочь Петру. Тот запретил ему это делать, объяснив, что для того, кто ни разу не ходил по тайге, это верная гибель. Но разве будут слушать молодые горячие и здоровые парни, когда им кажется что силы у них не меряно, да и голова работает неплохо. На все уговоры и запрет Мишка ответил:

– Да знаешь, дядь Петь, сколько раз в армии мы делали марш-броски при полной выкладке, и ничего – я выдерживал!

Он быстро соорудил шалаш и застлал его мягкими ветками кедра. Оставив Петру почти все продукты и аптечку, набрав для себя в бутылку студеной воды из горного ручья, от холода которой ломило зубы, и взяв нож с ножнами, Мишка чуть ли не бегом бросился в гору, стараясь как можно прямее и быстрее пройти первый перевал.

3

Время приблизилось к обеду. Петр сидел у ручья, опустив распухшую ногу в воду. Боль немного утихла, но опухоль не спадала, а тело начала бить мелкая дрожь. Он переполз к шалашу и попытался заснуть. И это ему удалось, наверно, в этом ему помог ручей, мелодично поющий свою песню. Проснулся он, когда уже вечерело. Туго обвернутая бинтами и зафиксированная самодельными шинами нога всё же ныла. Хотелось вновь поместить её в холодную воду, чтобы успокоить. Петру показалось, что вдалеке кто-то крикнул. Он прислушался. Но кроме журчания ручья и шуршания листьев осин и берез, ничего не услышал. Душе стало неспокойно. Продолжая вслушиваться в шум тайги, Петр на некоторое время забыл о боли. Нехорошее предчувствие, видно, сбывалось. Время шло. Нога снова заболела, но беспокойство за Мишку только усиливалось. «Мишка все же заблудился!». – с тоской подумал он. От этой мысли его словно обдало жаром, на время он даже перестал чувствовать боль в ноге.

– Может, я тороплюсь с выводом?! – говоря вслух, начал успокаивать он себя. – Возможно, Мишка просто не может договориться с водителями. Крюк-то большой, сюда и обратно – 100 километров, не каждый согласится ехать. Подожду до утра, – решил он.

Эти рассуждения немного успокоили его. И всё-таки он винил себя за то, что не сумел отговорить Мишку от безрассудного поступка. Морщась от боли, Петр подполз к ручью и, ополоснув лицо, набрал в бутылку воды. Затем он, сдерживая боль, опустил больную ногу в ручей и, замочив бинты, пополз обратно в шалаш. Когда он в него влез, уже стемнело. Холодный компресс немного успокоил боль. Спать не хотелось. С тоской Петр подумал о доме, в котором, конечно, жена уже обеспокоена его отсутствием, а дети резвятся, наслаждаясь визгом друг друга. И жена, и дети сейчас были вдали от него, но в этот миг он нутром почувствовал их близость, и от этого у него по душе разлилось тепло. Воспоминания вдруг нахлынули на него словно весеннее половодье, уводя от реальности его положения.

Марию он впервые увидел, демобилизовавшись из армии, на одном из тех бесчисленных вечеров, на которые его приглашали, и он не отказывался, изголодавшись по общению с женщинами. Там, на точке, где он служил, женщин он видел только на фотоснимках. Тогда Мария не произвела на него никакого впечатления. Не красавица на лицо, немного полноватая. Запомнились только её карие глаза, излучающие доброту, высокая грудь и, что он отметил тогда, во всём её облике ощущалась какая-то незащищённость. А здесь ещё случилась та история, о которой он рассказал Мишке, и он о Марии совершенно забыл. Впрочем, он с Марией и виделся-то всего один вечер, когда она приезжала к подруге. Второй раз он её встретил уже в районном центре, куда он бежал от первой любви. Оказалось, Мария работала медсестрой в том же автопредприятии, куда он устроился работать. То впечатление её незащищённости, которое показалось ему в тот раз, было обманчивым: из-за принципиальности её здесь побаивались все водители. Теперь они встречались часто; перед каждым рейсом он приходил к ней на медосмотр. Прошло полгода прежде чем Петр понял, хоть об этом ему давно уже твердил его друг, что Мария влюблена в него. А с некоторых пор он и сам стал примечать как нежно и, пряча глаза, брала она его руку, чтобы измерить давление, а потом с улыбкой провожала его взглядом, пожелав счастливого пути.