Ночь триффидов - Саймон Кларк

— Может быть, Мэйсен, лучше бы было начать рассказ с происхождения растения? Скажи нам, существовали ли триффиды в то время, когда император Клавдий завоевал Британские острова, что, как тебе, возможно, известно, случилось в сорок третьем году от Рождества Христова? Имеем ли мы право предположить, что сообщение об открытии триффидов было помещено на первой полосе «Acta Diurna», издаваемых в Древнем Риме?

— Нет, сэр.

— Но, может быть, растение вторглось на нашу планету из космоса? Ну, скажем, на хвосте кометы?

— Нет, сэр. Хм-м... принято считать, что триффиды были выведены русскими учеными в конце Второй мировой войны.

— Верно, Мэйсен. Триффиды являются гибридом многих видов растений. Прости, но я не совсем понимаю, что должно означать твое вечное «хм-м». Может быть, ты пытаешься вспомнить имя вавилонского царя, о котором я говорил на уроках истории? Если так, то напоминаю: царя звали Хаммурапи, а жил он почти за две тысячи лет до рождения Христа.

— Сэр... — в смущении бормотал я.

— Могу ли я сделать вывод, что, поскольку в твоей речи постоянно возникает это самое «хм-м», за которым, как мы только что установили, скрывается Хаммурапи, ты увлекся изучением истории легендарного Вавилона?

Этот вопрос приводил меня в полное замешательство. Наш учитель славился убийственной иронией.

Как я успел заметить, ботаника была одним из белых пятен на убогой карте моих академических познаний. Чтобы еще раз показать мое невежество, слепой учитель направлял указку точно на меня, а после того как я демонстрировал свое убожество, вызывал к доске кого-нибудь из числа моих более одаренных товарищей.

И этот талантливый школяр начинал бодро сыпать фактами:

— Для того чтобы стрекало триффидов, именуемое по-латыни «pseudopodia», достигло зрелости, требуется примерно два года. Взрослая особь способна поразить жертву на расстоянии десяти — пятнадцати футов. Удар стрекала приводит к смертельному исходу, если пострадавшему немедленно не ввести противоядие. Укол производится непосредственно в сонную артерию. Самое большое отличие триффидов от иных представителей флоры состоит не в том, что они являются плотоядными (Венерина мухоловка, или по-латыни «dionaea», также питается живым белком), а в том, что растение способно ходить. Оно передвигается на трех толстых ветвях в нижней части ствола, приподнимающих его примерно на фут. Эти упирающиеся в землю ветви первоначально ошибочно считались корнями. Триффид ходит примерно как человек на костылях. Две ноги выдвигаются вперед, затем растение переносит на них центр тяжести, после чего третья нога подтягивается к двум передним. При каждом шаге растение сильно раскачивается назад и вперед. Такая манера передвижения позволила известному биологу Уильяму Мэйсену заметить:

«Длительное наблюдение за шагающим триффидом может вызвать у человека приступ морской болезни».

— Превосходно, Мерриуезер. Отлично. Что еще можешь добавить?

— Эти растения дают нам масло, которое после перегонки служит моторным топливом, волокно, идущее на изготовление тканей, а все, что остается, перемалывается на корм скоту. — Великолепный ответ.

— Растение производит шум, постукивая о ствол короткими, похожими на барабанные палочки отростками. Уильям Мэйсен высказал гипотезу о том, что подобным образом триффиды вступают друг с другом в контакт. Однако фактов, бесспорно подтверждающих способность триффидов к общению, пока не обнаружено.

— Прекрасно. Садись. А теперь обратимся к истории. Благородной науке истории...

Почтительные упоминания об отце, как будто он был давно умершим ученым, меня иногда сердили. Но чаще всего я, не слушая более одаренного одноклассника, мечтательно смотрел в окно на синее небо с легкими, как перышки, облаками и снова видел себя в кабине самолета. Я не только слышал ровный звук двух моторов «Мерлина», но и ощущал, как движение поршней в цилиндрах отдается вибрацией в рукоятке управления под моей ладонью. Да, тяга к приключениям, видимо, была у меня в крови. Эти сны наяву частенько уводили меня далеко-далеко от нашего безопасного, но скучноватого острова— дома.

Коль скоро речь зашла о доме, то, возможно, стоит рассказать немного о нашем островном сообществе. (Как видите, я все-таки надеюсь, что у моего сочинения найдутся читатели.) Когда наша семья двадцать пять лет назад бежала из осажденного триффидами Ширнинга на Уайт, население острова насчитывало всего несколько сотен человек.

Число обитателей колонии постоянно увеличивалось по мере того, как до острова Уайт добирались беглецы из Ирландии, с Британских островов и даже с Континента. Жители Европы бежали под напором наступающих с русских степей триффидов, пока не уперлись в Атлантический океан.

В Западной Европе наиболее крупные колонии возникли на островах Чэннел, острове Уайт и на Шетландских островах. Самое северное поселение находилось на Фарерских островах в Северной Атлантике. Британские острова и континентальная Европа были для нас недоступны. Триффиды образовали там густые леса, под которыми скрылись не только поля, но и улицы городов.

Разведывательные полеты над Британскими островами и тщательное сканирование радиочастот показали, что кое-где мелкие группы из последних сил продолжают бороться за выживание. Но они были обречены, так как осаждающие их армии триффидов неуклонно возрастали. Помимо колоний, объединившихся в Западноевропейскую федерацию, в мире имелись и другие поселения, но их существование висело на волоске. Многие колонии погибли под напором триффидов, от природных катаклизмов, эпидемий, голода и даже — как это ни нелепо — от междоусобных войн.

Подавляющая часть человечества вымерла в первые месяцы после Катастрофы, и все население земного шара, по имеющимся оценкам, сократилось до миллиона. Примерно треть этого миллиона приходилась на слепых.

Неудивительно, что в такой ситуации совет нашей колонии делал все для ускоренного воспроизводства населения. Несколько сотен первопоселенцев острова Уайт (площадь которого, как известно, — сто сорок семь квадратных миль) были очень похожи на горошинку в бочке из знаменитой поговорки.

Женщин детородного возраста всеми средствами поощряли к тому, чтобы они производили на свет как можно больше младенцев. Полдюжины детишек считалось лишь приемлемым минимумом. Но мать-природа частенько без труда перечеркивала придуманные людьми планы.

Мама, например, не могла рожать после того, как моя младшая сестренка появилась на свет при помощи кесарева сечения. В итоге мои родители имели всего лишь трех отпрысков.

Самым радикальным средством явилось изобретение так называемых Домов Материнства. Я, будучи ребенком колонии и не зная ничего о морали и обычаях Старого мира, не видел в Домах Материнства ничего странного. Но лет двадцать назад, когда впервые возникла подобная идея, многие колонисты покинули остров Уайт и перебрались на Джерси и Гернси, где руководители колоний придерживались более строгой, если можно так выразиться, морали. Согласно этому — столь возмутившему многих — плану, незрячих женщин детородного возраста приглашали (некоторые злые языки говорили «соблазняли», а иные даже докатились до того, что употребляли термин «вынуждали») стать профессиональными матерями.