Ворон: Сердце Лазаря - Поппи Брайт

— Ждем чего, Фрэнк? Подмоги не будет, а он готов там всех переубивать. Ради бога, там же дети.

— Эй, ублюдок! — снова раздался мужской голос, хищный и взбешенный. Фрэнк знал: тут не помогут никакие уговоры, этот уступит только убийственной силе. — Ты че, оглох? Я сказал — убирайся с проклятой лестницы, или я ей черепушку продырявлю!

— Неважно, — Фрэнк ответил Линде настолько громко, насколько хватило храбрости. — В одиночку мы ничего поделать не сможем.

Он крикнул:

— Ладно, Рой, мы сейчас уйдем и оставим тебя в покое, как ты и сказал. Только сначала…

Дробовик рявкнул как гром, вырвавшийся на свободу из металлической оболочки. Черную дверь снесло с петель. У них попросту не было времени убраться подальше, понял Фрэнк, когда Рой поднял Маг-10[8] для нового выстрела. У его ног раскинулась женщина — Фрэнк видел, что она оказалась между Роем и дверью, и выстрел разорвал ее напополам. Рой был весь в ее крови, и воздух загустел от дыма и алой росы.

— Пригнись! — заорал Фрэнк на Линду, выгадывая драгоценные секунды на прицеливание, и выстрелил дважды, оба раза точно Рою между глаз. Огромный мужчина качнулся назад, и в спазме его пальцы нажали на курок в последний раз. Выстрел ушел в никуда, оставив только дыру в потолке над его головой, гипсовую пыль и еще немного порохового дыма. Рой сделал шаг назад, задел кофейный столик и рухнул на пол замертво.

— Дева Мария, — прошептал Фрэнк, не слыша собственного голоса. В голове звенело от выстрелов.

— Как ты там? Линда, ты цела? — она не ответила, но он уже поднялся и приблизился к дверному проему, по-прежнему держа на мушке распростертое тело Роя. Тот лежал на спине, обе ноги задраны кверху, дорогие кроссовки пропитаны кровью — его собственной и кровью его женщины.

Фрэнк осторожно обошел погнутую дверь, в центре осталась дыра размером с его кулак, и он знал, что чудом не погиб. Переступил через измочаленную груду на пороге, которая всего лишь минуту назад была живым человеком. Пол оказался скользким, он оперся о стену, тоже покрытую кровью, и его рука стала красной и липкой. Ни малейшего признака остальных детей. Фрэнк догадывался, что они прятались где-то в квартире.

— Линда, мне бы пригодилась твоя помощь, — крикнул он, опасливо склоняясь над трупом Роя. — Надо найти этих детей.

Он увидел два аккуратных отверстия прямо над переносицей Роя, растекающуюся лужу крови и серое вещество на полу под его головой. Широко распахнутые глаза таращились в потолок, на Бога, или на убийцу. Руки все еще сжимали ружье.

— Линда, ты меня слышишь?

Она, наконец, ответила, издав слабый, неуверенный звук. Он медленно посмотрел через плечо, не желая поворачиваться спиной к этому психу даже теперь, когда тот вряд ли мог подняться. Сквозь рассеянную завесу из дыма и пыли Фрэнк видел дверной проем — будто кто-то проломил выход из самых глубин ада.

Линда сидела на лестничной площадке, привалившись спиной к кирпичной стене, в растущей луже собственной крови.

— Кажется, я ранена, — сказала она, уже оглушенная шоком. — Фрэнк, кажется, ублюдок в меня попал.

Выходя, Фрэнк поскользнулся на внутренностях мертвой женщины и едва не упал. Даже издали он видел, как хлещет кровь из раны на бедре Линды, как жизнь вытекает из артерии на грязный бетон ярко-красными толчками синхронно с биением ее сердца. Линда тупо смотрела на рану, словно в изумлении, словно видела невероятнейшую вещь, но не часть себя, нет, не то, что случилось с ней.

Фрэнк упал на колени рядом и осмотрел дыру: коричневая кожа и розовые мышцы перемолоты в фарш. Он понятия не имел, как заряд мог попасть в нее и миновать его, пока не заметил погнутый кусок шрапнели, торчащий из раны. Фрагмент двери, пролетевший, видимо, совсем близко от него самого.

— Слушай, я должен вызвать тебе скорую, — он содрал с себя рубашку, чтобы перетянуть рану. — А пока меня не будет, прижимай это как следует.

Она безжизненно кивнула. Мать твою, да она тут умрет, подумал Фрэнк, туго заматывая кровоточащую рану своей рубашкой. Истечет кровью раньше, чем я доберусь до машины и вызову помощь.

— Я думаю, я в норме, — пробормотала она. — Не так уж больно. Думаю, я смогу идти.

— Заткнись, Линда, — он связал рукава рубашки, заканчивая перевязку. — Если не будешь сидеть неподвижно и зажимать рану, то тебе вряд ли придется куда-то идти. Тебя ангелы понесут.

Она посмотрела на него, моргнула и улыбнулась глупой улыбкой наркоманки. Потом стащила что-то со своего пальца и всунула в его окровавленную руку.

— Фрэнк, прошу тебя, скажи Джуди, что мне очень жаль, ладно? Скажи ей, что я ее по-прежнему люблю. Сделаешь это для меня?

Он уставился на простое кольцо из белого золота, пытаясь понять ее слова.

— Если что-то случится… если я не вытяну… скажи Джуди, что я просила прощения, — Линда сжала его кулак вокруг обручального кольца.

Фрэнк сделал глубокий вздох, зная, что нет времени удивляться и тешить свои страхи. Повязка уже промокла насквозь. Когда он заставил Линда положить обе руки на пятно и надавить, она чуть не отключилась. Он хлестал ее по щекам, пока не привел в себя.

— Держи руки вот так, Линда, и все будет в порядке. Ничего не случится, если будешь делать, как я велел. Поняла?

— Ага, — прозвучало очень слабо и будто издалека. — Я поняла, Фрэнк.

— Я быстро, клянусь. Только до патрульной машины и обратно, хорошо?

— Ага, — сказала она, и он оставил ее, спустился по лестнице в толпу слоняющихся перед зданием людей. Толстуха в зеленых бигуди взглянула на него и ухмыльнулась, блеснув серебряной коронкой на переднем зубе.

— Ты там хоть кого-нибудь в живых оставил, юноша? — спросила она пробирающегося сквозь толпу Фрэнка. Он не отвечал, не обращал внимания ни на кого. Пока он и Линда были наверху, снова начался дождь, он чувствовал, как холодные капли смывают грязь с его кожи. Он сжимал кольцо и шел к машине, молясь не тому Богу, в которого верил. Молясь, чтобы успеть дойти до машины, прежде чем вырвет, чтобы успеть вызвать помощь, прежде чем она умрет там одна.

И когда он дошел, с реки донесся гром, похожий на мягкое эхо ружейного выстрела, и завывания приближающихся сирен.

Линда Гетти не умерла, но едва не потеряла ногу и навсегда осталась хромой. Он навестил ее в больнице только однажды, вернуть кольцо из белого золота. Линда приняла его, словно забирала назад признание. Фрэнк знал, что примерно так и было. Она вышла в отставку еще не закончив сражаться с физиотерапией, а Фрэнк без особых усилий перевелся в отдел убийств.

Но сначала он узнал, что тем днем по меньшей мере два наряда были на дежурстве в Ибервиле, в минутах езды от них. Оба сообщили диспетчеру о проблемах с двигателем, когда их вызвали на подмогу. Тем же вечером, вернувшись в участок, Фрэнк обнаружил, что кто-то написал краской из баллончика на шкафчике Линды ЛЕСБИ. Большими красными буквами. И приклеил скотчем использованные окровавленные тампоны к дверце.

Он застыл, глядя на это, и старый страх перед разоблачением боролся в нем с не испытанным до того ни разу возмущением. Даже когда приходилось выслушивать дурацкие шутки про гомиков или смотреть в сторону, когда кто-нибудь избивал педика; все это время он подыгрывал, опасаясь навлечь на себя подозрения или издевательства.

Он смотрел на испоганенный шкафчик и видел, как жизнь вытекает из безвольно привалившейся к стене Линды Гетти, как ее синие полицейские брюки становятся черными от крови. Она не проронила ни одной гребаной слезинки, только спокойно сняла кольцо с пальца.

Скажи, что я по-прежнему люблю ее.

Кольцо все еще лежало в нагрудном кармане, и пятна на его полированном металле были так похожи на расплывчатые багровые буквы на дверце. Позже Фрэнк осознал: если каждому раз в жизни дается миг близкого и возможного искупления, то для него этот момент наступил в раздевалке. Его единственный шанс изменить ход своей жизни. Пригоршня секунд, когда все было так же ясно, так же просто, как нотка смирения, пробившаяся в голосе Линды сквозь боль и шок.

— Напарников надо выбирать осторожно, — сказал Донован за его спиной, вот так взял и сказал, и страх затопил разгорающийся гнев. Холодный, влажный страх, который погасил столько пожаров раньше и удушит еще тысячи. Фрэнк повернулся, оказавшись лицом к лицу с Джо Донованом, грузным мужчиной в шрамах от угрей, и слова были у него на языке, правильные слова, но стоило ему заговорить, они улетучились. Все, что он смог выдавить, было:

— Да. Да, конечно. Лишняя осторожность никогда не повредит, верно?

— Нет, никак не повредит, — сказал Джо Донован. Он ухмыльнулся, подтверждая, что разговаривает с одним из своих, одним из сознающих: иногда необходимо принести жертву во имя поддержания наивысшей чистоты. — Ничего личного, Фрэнк. Ты же понимаешь.