Золотой мираж - Джанет Дейли

– Чертовски неблагодарный труд, – прервал он молчание. – Ковбой получает мало, а работает много, до ломоты в спине, и все в грязи да в пыли. Куда там какая-то романтика или слава.

– Не забывай, это же можно сказать и о труде фермера, отец, – заметил Беннон и улыбнулся.

– А то я не знаю, – рассмеялся Старый Том. – Сам этому отдал лет шестьдесят, если не больше. А все, что имею от этого, – это хруст в костях, который погромче, чем скрип нового седла. Ну да что жаловаться. Банку мы не задолжали, идем даже на шаг впереди него.

– Это верно, – согласился сын. От еле заметной улыбки резче обозначились суровые линии лица.

– Но, что бы ты ни говорил, человек создан для этого труда, он должен быть ближе к земле, видеть смену времен года, чувствовать круговорот жизни.

Лошади вошли в ручей, чью воду уже замутило прошедшее стадо.

– Эта жизнь свободна от новинок вроде компьютеров и прочего, – продолжал философствовать старик, – нет зловония городов, нет стен, закрывающих небо. Здесь – вечно меняющаяся погода, река, трава и стадо, да еще человек и горы, которые всегда бросают ему вызов. Вот что делает его смелым и сильным и заставляет совсем по-другому смотреть на мир.

– Возможно.

– Как это – возможно? Это так и есть.

– Согласен, – снова скупо улыбнулся Беннон.

С детства приученный к работе на земле, он не мог не знать и не чувствовать перемен в окружающей его природе, не уважать все ее капризы. Его взгляд задержался на гребнях гор на севере. Где-то там, за ними, была зима. Однажды ночью или днем она укроет землю белым снежным покрывалом, под которым сожмется и увянет все, что только цвело. Он любил эту землю. Острое чувство благодарности переполнило его, и в эту минуту он почувствовал себя счастливым.

Это был непредсказуемый край неожиданностей, где глубокая тишина внезапно сменялась волчьим воем ветра, яркое солнце закрывала черная туча и кривые стрелы молний вонзались в небо, на миг освещая озера и каньоны за густой пеленой ливня. Здесь хрупкую сонную тишину зимнего рассвета могло внезапно нарушить эхо снежного обвала далеко в горах.

Это были Скалистые горы, суровые, первозданные, неукротимые, бросавшие вызов слабому духом человеку, однако способные зажечь в его глазах огонь, который не погаснет никогда.

Лимузин мягко подкатил к большой вилле в Старвуде, в одном из самых фешенебельных и хорошо охраняемых пригородов Аспена. Построенный на склоне горы из камня, дерева и стекла, со множеством соляриев, балконов и террас, дом был вполне современным по своей архитектуре. Из него открывался великолепный вид на город.

– Ну, вот мы и приехали, – заметил Джон, помогая Кит выйти из машины. Она окинула взглядом дом, и ее поразило, как он естественно вписывается в живописный ландшафт. – Вот мое скромное жилище...

– Скромное? – Кит иронически посмотрела на него. – С этим домом несовместимо такое понятие, как скромность. Разве не так?

– Пожалуй, ты права.

Она снова посмотрела на дом. Участок за ним, однако, сохранил все черты нетронутой природы, там свободно росли деревья и вечнозеленый кустарник. Казалось, их не коснулась рука садовника, что говорило о высоком знании им своего дела.

– Посмотри, какой вид открывается отсюда! – воскликнула Пола, указывая вниз на долину, город и горную гряду за ними. – Тебе надо начать съемки, Чип, именно сейчас, – обратилась она к стоявшему рядом Чипу Фримену. – Первые кадры должны запечатлеть эти изумительные краски осени.

– Не пойдет, – решительно возразил Чип и, чтобы сгладить некоторую резкость тона, пояснил: – Фильм «Белая ложь» требует другого фона. Это – зима, заснеженный Аспен. Я уже вижу, какими кадрами должен начинаться мой фильм.

Он приложил к глазам согнутые ладони и, словно глядя в объектив камеры, представил себе нужный пейзаж:

– Мы находимся на вершине лыжного спуска, откуда открывается вид на город. В фокусе три женские фигуры в ярких шикарных лыжных костюмах. Они стоят спиной к камере... Затем камера отходит... – Голос его окреп. – В кадре Иден. Она несется вниз на лыжах. Темные солнцезащитные очки, белокурые волосы, развевающиеся сзади тяжелой гривой. Камера следит за ее спуском до конца, пока она не затормозит у подножия. Иден останавливается, снимает очки. Здесь ее ждет Маккорт.

Чип на мгновенье задумался и опустил руки.

– Далее следуют кадры зимнего курорта, ослепительный блеск снега, хрустальные сосульки, солнце... – Он удовлетворенно умолк.

– Да, – согласилась Кит. – Прекрасное начало. Мне нравится, Чип.

Он резко повернулся к ней, и глаза его испуганно округлились.

– Я даже не спросил, умеешь ли ты стоять на лыжах?

Кит из озорства решила подшутить и сказать, что не умеет, но, вспомнив, что Чип начисто лишен чувства юмора, пожалела его.

– Не беспокойся, я немало времени провела на этих спусках. Да, Чип, я умею не только стоять на лыжах, но и спускаться с гор. Это мне не в новинку. Однако спускам я предпочитаю спокойные прогулки по равнине.

– Разумеется, я использую дублеров. – Чип обошел машину и приблизился к Кит. – Но, понимаешь, хотелось бы снять тебя на лыжах. И обязательно крупным планом твое лицо. Если сделать все это с помощью монтажа, можно все испортить. – Когда он смотрел на нее так сквозь толстые линзы очков, склонив голову набок, он напоминал ей мудрую старую сову. – Ты была в костюмерной у Софи? Она показала тебе эскизы лыжного костюма?

– Да.

Софи де Витт, художница по костюмам, становилась уже легендой Голливуда.

– Так вот, забудь о них. Я велел Софи их уничтожить. Цвета никуда не годятся.

Чип, подхватив Кит под локоть, повел ее к широким ступеням виллы.

– Моя Иден не может быть в черном с желтым, словно ящерица. У нее своя стать, свой стиль. На этой лыжне она призвана сверкать, затмевая всех. Я вижу ее в тонах драгоценных камней. Мы с Софи уже все обдумали. Брюки будут цвета густого аметиста, куртка – ярко-синяя, с отливом в багряный или фиолетовый, понимаешь?

– Какая роскошь! – согласилась Кит. Поднявшись по ступеням, они остановились перед массивной окантованной бронзой дверью с опалово-матовыми стеклянными панелями.

Мори Роуз, с трудом переводя дыхание, застыл на верхней ступеньке.

– Чертова лестница, – отдуваясь, выдохнул он и осторожно, чтобы не сдвинуть парик, вытер лоб. – Я совсем выдохся.

– Это разреженный воздух так на тебя действует, – успокоила его Кит. – Аспен находится на высоте более чем восьми тысяч футов над уровнем моря, а этот дом, пожалуй, еще выше.

– Нам должны были бы раздать кислородные подушки, – пыхтел недовольный Мори.

– Ты многого хочешь, – проворчала Пола. Мори печально кивнул головой.